Скарабей

Аргелин оторопел. Мирани испугалась, что сейчас он схватит мальчика, вцепится в горло. Орфет подошел поближе.

Но генерал разжал стиснутые кулаки и прошептал:

— Прошу тебя. — Слова упали между ними, как ледяная капля.

Алексос посмотрел на Мирани, и она поняла, что он вот-вот расплачется. Лицо мальчика покраснело, глаза наполнились слезами.

— Она здесь, — прошептал он. — Прямо у тебя за спиной, ждет, пока мы пойдем дальше. Но не оглядывайся, генерал, пожалуйста, не оглядывайся, иначе Царица сделает так, что она исчезнет.

Аргелин не шелохнулся.

— Мальчик, ты говоришь правду?

Алексос кивнул.

Сначала всем подумалось, что этого будет недостаточно; но потом генерал неожиданно шагнул вперед. Орфет подхватил мальчика и поспешил за ним.

Мирани, оставшись в тишине, прислушалась.

Не слышалось ни шагов, ни дыхания, ни шорохов. Она не сомневалась, что в коридоре у нее за спиной никого нет.

— Ты здесь? — шепнула она. — Гермия?

Ответа не последовало. Она пошла за ними, и солнечный диск стал расти. Он раскрылся у нее в ладонях, засиял, ожил. Стал гибким, превратился в чашу, широкую и мелкую, и она, трепеща от ужаса и облегчения, узнала ее. Это была чаша, украшенная изображением корабля Царицы Дождя, тяжелая и неудобная, такая большая, что приходилось держать ее обеими руками.

А в глубине ее, соскальзывая и падая, суетливо бегал крошечный скорпион.

Он сходит с Дороги

Они поскакали галопом. Лис оседлал пятнистого коня, а Сетис и Шакал полудикого белого жеребка. Сетис сидел сзади Шакала, крепко уцепившись за его плечи. Люди у них на пути бросались врассыпную.

У Моста Шакал соскочил с коня. От флота отделилась лодка и, набирая скорость, направилась к берегу; Шакал махал и громко кричал гребцам. На носу Сетис разглядел Джамиля в плетеной кольчуге, с мечом на поясе. Его окружали вооруженные воины.

— Не рискуй, — сухо предупредил вожака Лис.

Шакал вскочил на борт.

— Они живы? — вполголоса спросил он.

Джамиль был мрачен.

— Понятия не имею. Но слоны живы.

Шакал сам убедился в этом, когда лодка приблизилась к Острову. Пляж выглядел так, будто здесь прокатилась жестокая битва; песок был усеян растоптанными доспехами и выпущенными наугад стрелами. Но могучие звери радовались жизни: они стояли по колено в море, погонщики бережно промывали им раны, украшали шеи лавровыми венками из веток, наспех сорванных в разросшихся садах святилища.

Шакал бросился бежать вверх по дороге, перешагивая через разбросанные трофеи северян. Сетис едва поспевал за ним. Огненные снаряды разрушили стены, опалили кусты; кое-где пылали остатки костров, от них к небу тянулись тонкие струйки дыма, пахнущего лавандой. День клонился к вечеру, и когда Сетис, задыхаясь, преодолел последние ступеньки, ведущие к Оракулу, ему в глаза ударило слепящее солнце, и он прикрыл глаза рукой, чтобы защититься от его величия.

— Сетис! — восторженно взвизгнула Телия, вырвалась из рук отца и подбежала к брату, обняла его, выронив обезьянок. Он увидел Ретию, рядом с ней — сотника, потом Мантору.

Ведьма встала, и Шакал повернулся к ней.

В первый миг никто не произнес ни слова. Потом колдунья холодно заговорила:

— Ты ушел от меня.

— На этот раз.

Она кивнула.

— Ты говоришь мудрые слова, господин Шакал. И ушел ты не благодаря своему мастерству или силе, а только из-за хитрости писца и старика. — Она поглядела на Сетиса и его отца, и ее лицо исказилось злобой. — Смотри, как я с ними расквитаюсь.

Она прошептала один-единственный слог. Телия от страха завизжала. Обезьянки раскрыли глаза, разжали лапки, выросли и, вереща, бросились на девочку. Никто не успел сделать ни шагу: злобные животные облепили ее сверху донизу, дергали за волосы, кусали, а несколько вцепились в Сетиса, пытавшегося их отогнать. Кусачий, когтистый клубок окутал брата и сестру с головой.

Потом звери накинулись на Шакала; копье Ретии вдребезги разбилось об их спины. Старик взвыл от ужаса. И тут звонкий голос произнес какое-то слово, и обезьяны со стуком посыпались на землю, снова превратились в игрушки, побитые и поломанные. Телия в страхе выглянула из-под руки Сетиса.

Мантора возмущенно обернулась:

— И это после всего, что я для тебя сделала!

Крисса сложила руки на груди.

— Я тебя ненавижу! Мне твои благодеяния никогда не были нужны. Ты всё погубила! Я тебя никогда не любила. Даже тогда, когда ты учила меня колдовству. И теперь я не хочу иметь с тобой ничего общего.

На миг Мантора лишилась дара речи. Потом холодно кивнула.

— Ты, Крисса, всегда на стороне того, кто победил. Похвально, милочка, похвально. — И, сурово глядя на девушку, добавила: — По-моему, ты далеко пойдешь.

Телия отстранилась от брата.

— Смотри! Что это такое?

Лучи заходящего солнца сплелись и походили на длинный туннель, сотканный из света, и по нему из глубин Иного Царства медленно поднялся Аргелин, мрачный и осунувшийся. За ним бежал Алексос, шел Орфет, и последней появилась Мирани. В руках она осторожно держала чашу Носительницы Бога, изо всех сил стараясь не споткнуться.

На Сетиса прохладной волной нахлынула радость. Он прошел мимо Орфета и взялся за чашу.

— Осторожнее, — прошептала Мирани. И потом добавила: — Сетис, это ты?

— А кто же еще?

Ее лицо было покрыто грязью, а с одежды ручьями стекала вода. Она огляделась, посмотрела на Оракул, на остальных. Сетис улыбнулся ей в ответ, но ее лицо потемнело.

— У меня за спиной кто-нибудь есть? — прошептала она.

Он глянул ей через плечо. Туннель уже закрылся, низко над горизонтом сияло солнце. В тишине, полной возрожденного света, зарокотал гром. Он приближался, заглушил даже крики чаек.

— Никого, — ответил он.

Аргелин испустил сдавленный крик, полный такой боли, что Сетис и Мирани застыли от ужаса. Генерал стоял на мостовой около Оракула и глядел назад, на солнце. Сияющие лучи обрисовывали его окаменевшее лицо, впалые щеки.

— Она солгала! — прошептал он, не веря себе. — Она меня обманула!

Орфет подошел ближе.

— Погоди. Может, что-нибудь произойдет.

Ретия прошептала:

— Чего еще ждать?

— Гермию. — Голос Мирани был еле слышен. — Царица Дождя обещала, что она пойдет следом за ним. — Она приподняла чашу, Сетис быстро взял ее, настороженно поглядывая на скорпиона.

Аргелин окинул взглядом Оракул, разрушенное Святилище, флот, едва заметил Девятерых в боевых доспехах, разъяренную Мантору бок о бок со стариком.

— Лучше бы ты, генерал, поступил, как я велела, — насмешливо бросила колдунья. — Я хоть держу свои обещания.

Лязгая оружием и тяжело дыша, по лестнице взбежал Джамиль. Взмахом руки он велел своим людям оставаться внизу, но, увидев лицо Аргелина, остановился как вкопанный.

Сверкнула молния.

Шакал тихо пробормотал:

— Этого никогда не будет, генерал.

Сделав над собой страшное усилие, Аргелин остановил взгляд на нем.

— Осаркон. — Казалось, у него в голове что-то встало на место; он удивленно разглядывал светлые волосы Шакала, продолговатые глаза.

— Ты, — озадаченно проговорил он. — Всё это время — был ты?

Шакал ответил ему сокрушенной улыбкой.

— Да, генерал. Я — разрисованный князь. Тот, кто не сумел забыть мучения матери, фонтаны во дворе, истекающие кровью. Много лет я мечтал сказать это тебе в лицо.

Аргелин кивнул, как будто плохо припоминал.

— И тебя оно удовлетворило? Мое унижение?

Шакал хранил молчание. Потом сказал:

— Нет. Не удовлетворило.

Алексос вскарабкался на дымящийся маяк.

— Смотрите на меня!

У него за спиной пылало солнце. В его лучах мальчик показался прозрачным; он словно источал собственный свет, был так красив, что у Мирани защемило сердце. А вид его взъерошенных ветром волос наполнил ее радостью. Никогда прежде она не смотрела на него такими глазами. Перед ней стоял Ярчайший; в лучах его сияния у нее за спиной легла ее собственная тень, длинная и тонкая; такие же тени протянулись от Шакала, от Аргелина.