Страница 5 из 16
— Ну, Лиза… — Азамат морщится и отворачивается. Надолго замолкает. Вздыхает. Я жду. Я просто вижу, как он хочет меня обругать, как он бесится внутри, но не даёт этому выхода, потому что боится меня обидеть. А я ему хочу сказать… ох, что я ему хочу сказать! И внезапно я очень ясно вижу, что мне с этим человеком предстоит прожить много долгих сложных лет, и я не смогу всё это время молчать, и он не сможет. И в какой-то момент, когда мы поругаемся из-за ерунды, это всплывёт, и будет очень страшно. Потому что когда понимаешь, что человек давно на тебя обижается, начинаешь сомневаться в искренности всего хорошего, что он тебе говорил и делал.
Сейчас тоже страшно. Но надо, надо.
— Он сволочь и заслужил это. Вернее, это так, фигня, заслужил он гораздо больше!
— Ты его не знаешь…
— И поэтому могу судить объективно.
— Но ведь без него ты не смогла бы увести корабль!
— Да, и мне очень обидно, что внешне хороший человек оказался такой дрянной личностью.
— Лиза, перестань, пожалуйста! — он чуть повышает голос.
— Нет, не перестану! Я не понимаю, как ты можешь его защищать после того, что он с тобой сделал!
— Он мой отец!
— Нет.
— Что нет?!
— Он от тебя отказался! Ты понимаешь это вообще? Ты представь, вот будут у нас дети. Что такое мог бы сделать твойребёнок, чтобы ты от него отказался?!
— Да как ты можешь так сравнивать? У него нас могло быть сколько угодно, а я…
— У тебя их тоже может быть сколько угодно, тут нет никакой разницы! Просто он тебя убедил с детства, что может делать с тобой всё, что хочет, а ты всё равно должен уважать его решение! Ты представь, как он должен был к тебе относиться, чтобы от тебя отречься!
— Это неважно, Лиза, неужели ты не понимаешь? — он встаёт и принимается метаться по комнате.
— Это важно! Потому что или он полный идиот, или он тебя ненавидел! Ты это понимаешь?
— Да! Нет! Я не хочу! — останавливается. Наконец-то смотрит на меня. — Я не хочу так думать. Я не хочу, чтобы он меня ненавидел.
— И предпочитаешь притворяться, будто это ты виноват? Азамат, от того, что ты и дальше будешь ему кланяться, он не начнёт относиться к тебе лучше.
Он падает обратно на диван и трёт лицо.
— От того, что ты его обругаешь, я не стану относиться к нему хуже. Я умом понимаю, что он неправ. Я понимаю, что сам бы никогда так не поступил. Но я всё равно… хочу, чтобы он меня простил.
— Нет, — говорю, придвигаясь поближе и заглядывая ему в лицо. — Ты хочешь, чтобы он попросил прощения.
Он долго молчит, шаря невидящим взглядом по комнате.
— Может быть, — говорит он наконец. И вдруг спохватывается. — Значит, ты понимаешь, что я хотел бы с ним помириться?
— Конечно понимаю.
— Тогда зачем ты мне рассказываешь, какой он плохой? Мне ведь это неприятно!
— Чтобы ты перестал сдерживаться, покричал на меня, выяснил, что я тебя понимаю и люблю со всеми твоими закидонами.
Азамат высоко задирает брови и намеревается сказать что-то ужасно язвительное о моих манипуляциях, но ему не дают. В нашу гостиную внезапно врывается Алтонгирел с воплем:
— Вы чего орёте на всю улицу?! Вы что, поссорились?! Азамат, ты сдурел?!
Я уже совсем собираюсь сказать какое-нибудь хамство, но тут Азамат наклоняется ко мне, и мы долго выразительно целуемся. Я успеваю забыть, что Алтонгирел вообще тут есть. Но Азамат напоминает.
— Он — тоже мой закидон, — говорит. — Не надо с ним ругаться. Договорились?
Так вот, иду это я из клуба и думаю, вот чёрт, и бабам противным в рожи не плюнула, и в рамках приличий не удержалась. Уж надо было или всё терпеть, или устроить полноценный скандал. А то ни нашим, ни вашим. И Азамат сейчас ещё скажет, что не надо было с ними ругаться, тут ведь так принято. А то ещё начнёт мне доказывать, что они были правы. И что-то мне с каждым днём труднее его любить сквозь весь этот Муданг, прости господи.
Захожу домой — а там гости. Алтонгирел, Эцаган и Тирбиш. Интересно, а меня, значит, не позвали? И по каким соображениям? Эцаган вообще, кажется, не рад меня видеть.
— О, Лиза, ты уже вернулась? — задаёт бессмысленный вопрос Азамат, входя с кухни с тарелкой какой-то еды.
— Нет, я тебе мерещусь, — ворчу я, роняя свою телесную оболочку в кресло, предварительно выкинув из него пенковую упаковку от нового сервиза. Мужики загадочно переглядываются.
— Ну как клуб? — продолжает идиотские вопросы Азамат.
— А то ты не видишь, что я в восторге!
Нет, он что, нарочно?
— Вижу, вижу, — говорит он примирительно. — Просто интересно, чем они тебе так досадили? Вроде все приличные женщины…
Мне очень много чего хочется сказать, но я сдерживаюсь при гостях. Конечно, все свои, и меня они видели в состоянии похуже, чем сейчас. Но всё-таки… так и истеричкой прослыть недолго, если буду по каждому поводу при всех сцены устраивать. Да и объяснять опять, почему меня так задевает, когда оскорбляют Азамата, я немного стесняюсь. Алтонгирел мне и так украденную душу всё время припоминает.
Азамат нависает над спинкой кресла и гладит меня по голове, его коса ложится мне на плечо.
— Ну рассказывай уже, любопытно ведь, что ты с ними не поделила.
— Что-что… — отмахиваюсь. — А то сам не знаешь. Тебя, естественно.
— А поподробнее?
— Да ничего интересного. Начали тебя опускать. Один раунд я выдержала, но потом… в общем, они реально отвратительные вещи стали говорить. Я встала, сказала, типа, не хотите меня видеть, так и скажите. Они, видимо, не поняли, чего это я. Потом пошушукались и говорят такие, сходила бы ты к духовнику. Не знаю уж, зачем. Ну я попрощалась и ушла.
— И что, даже никого не побила? — с каким-то даже разочарованием уточняет Алтонгирел. — И уродкой не обозвала?
— Ну я, конечно, очень хотела, но как-то… в общем, можешь считать, что вы с Азаматом меня выдрессировали. Я решила сначала поинтересоваться, нет ли и тут какой-нибудь культурной заморочки. А уже потом пойти и придушить их по одной.
Алтонгирел делает очень кислую рожу. Азамат вдруг принимается хохотать. Тирбиш расплывается в широченной улыбке. Эцаган единственный реагирует вербально:
— Так не честно, капитан, вы Тирбишу подсказали!
До меня наконец доходит. Пенковая упаковка от сервиза, к счастью, не улетела далеко, так что я успеваю настучать ею всем троим прежде чем они осознают, что я вооружена и опасна. Азамат, стратегически занявший позицию за креслом, всё-таки уворачивается.
— И сколько же ты поставил, дорогой? — рычу я, понимая, что догнать и треснуть я его всё равно не смогу.
— Ну что ты, Лиза, я не ставил! Это была даже не моя идея. Вот Эцаган с Алтонгирелом продули изрядно, особенно Алтонгирел!
— На что он ставил, у меня вопросов нет. А остальные двое?
— Тирбиш выиграл, — охотно повествует Азамат, по-прежнему держась за креслом от меня. — Он ставил на то, что ты разозлишься, но сдержишься.
— А Эцаган?
— А я вообще хорошо о вас думал! — обиженно заявляет Эцаган. — А вы меня бить! Я ставил на то, что вы ни с кем не поругаетесь и вернётесь в хорошем настроении!
Ах вот чего он так скис! Погодите…
— Хочешь сказать, ты думал, что я стерплю, когда моего мужа обижают? Ничего себе хорошо ты обо мне думал! Да это я тебе ещё мало врезала!
К сожалению, догнать Эцагана тоже нереально. Приходится швырнуть в него пенкой и наплевать на всё это. Решив, что я снова смирная, мужики рассаживаются по местам.
— Лизонька, — проникновенно говорит Азамат, награждая меня муданжским уменьшительным, — они не хотели обидеть ни тебя, ни меня. Просто женщинам обычно приятно слушать гадости о своих мужьях от подруг. Это такая женская солидарность. Они на самом деле не думают того, что говорят, они просто так друг друга поддерживают. Можно сказать «ты сегодня хорошо выглядишь», а можно «у тебя муж сволочь», и это будет значить одно и то же.