Страница 47 из 208
Наполеон не стал мешать движению союзников влево. За дни, любезно ему предоставленные, он досконально изучил местность и расположение противника и наутро 20 ноября был готов действовать. Наполеон отказался от первоначального (известного союзникам) оборонительного плана действий. Французские войска занимали удобную оборонительную позицию, защищенную озерами, селениями, а главное — ручьем Гольдбах и его притоками, текущими по довольно глубокому оврагу (дефиле). Несмотря на это, Наполеон решил провести не оборонительную, а наступательную битву, что оказалось полной неожиданностью для его противников. Скрытно от них, в вечернем сумраке, Наполеон перевел корпуса Сульта и Бернадота через ручей, в поле, и поставил по линии деревень Гиршковиц, Пунтовиц и Кобельниц. Это движение стало реализацией одной из доктрин наполеоновской тактики, которую называли «теорией невозможного». Она включала в себя такие положения: «Делать всегда противное тому, что делалось до того и удерживалось еще у других; выбирать всегда исполнение самое трудное; предпочитать то, что робкая тактика противников отвергала или считала невозможным… Чтобы победить, нужно было только удивить… французские генералы требовали “дерзости, и еще дерзости, и всегда дерзости”»72.
Ночью Наполеон, по своему обычаю, объезжал изготовившиеся к битве войска, и они при свете факелов восторженно ревели: * Vive 11Етрегеиг!» Ермолов писал, что тогда в русской армии «был слух и почти все верили, что неприятель уходит. Около полуночи у подошвы возвышения, на котором стояла наша дивизия, в одно мгновение загорелись огни, охватившие большое пространство. Мы увидели обширные бивуаки и движение великого числа людей, что наиболее утвердило многих во мнении, что неприятель не ищет даже скрывать свое отступление. Напротив того, некоторым казалось сие подозрительным. Мы узнали вскоре, что огни означали торжество в честь Наполеона и зажжены в его присутствие».
О том, что французы намерены отступать, думали все в окружении союзных императоров. Но словам Адама Чарторыйского, в тот момент Александр и его окружение «отдались всецело желанию не упускать такого прекрасного случая уничтожить французскую армию и нанести, как предполагалось, решительный и роковой удар Наполеону»; им казалось, что «французская армия подавала все признаки скорого отступления»73. Как вспоминал генерал И. К. Орурк, той ночью к нему, на передовые посты, приехал князь Петр Долгоруков и приказывал наблюдать, по какой дороге начнут отступать французы, «говоря, что знаем наверное о решении их отступить»74. Именно с такими настроениями (не упустить злодея!) и проходил упомянутый выше военный совет 20 ноября. Утвержденная тогда диспозиция, в сущности, не была полноценным планом сражения, она предусматривала лишь некое «атакующее движение», нацеленное на сближение с отступающим или засевшим в оборонительной позиции противником. Как справедливо замечали впоследствии военные историки, «основанием диспозиции для боя послужило не тщательное изучение обстановки, а догадки»75. Пять колонн должны были сбить неприятеля с его позиций. Согласно этой диспозиции, неприятель представлялся неким гарнизоном крепости, стоявшим на своих позициях неподвижно, да и сама диспозиция чем-то напоминала приказ о штурме крепости, когда каждому командующему сформированных штурмующих колонн был указан участок стены или бастион, достижение и взятие которого и являлось конечной целью штурма. И хотя в диспозиции Вейротера и указано, что «успех всего сражения зависит от решительной атаки боевым крылом на правое неприятельское»76, там ничего не было сказано о дальнейших действиях войск — видно, что генералам предстояло ждать новых указаний. Не предусматривалось и никаких рекомендаций в случае встречных действий противника — читатель помнит ответ Вейротера на вопрос генерала Ланжерона.
И еще. В глубокой древности люди перед крупными событиями, битвами и иными важными деяниями звали авгуров или сами по отдельным, порой незаметным признакам пытались угадать судьбу, увидеть краешек будущего. Адам Чарторыйский вспоминал, что накануне сражения, к вечеру, он ехал вместе с императором в окрестностях Аустерлица: «Мы встретили отряд кроатов, которые затянули одну из своих народных песен, протяжных и меланхоличных. Пение это, холодное и хмурое небо привели нас в грустное настроение. Кто-то сказал, что завтра понедельник, день, считавшийся в России несчастливым, в тот же момент лошадь императора поскользнулась и упала. Он же сам был вышиблен из седла. Хотя это приключение и окончилось благополучно, все же некоторые увидели в нем дурной признак»77.
Нужно хотя бы вкратце сказать о том, что за противник был у союзников там, на другой стороне Аустерлицкого поля. Мало того что во главе французской армии стоял военный гений, сама эта армия была по тем временам необычна. Это было войско нового типа, точнее — это была армия новой эпохи. Ее породила Французская революция со своим духом свободы и равенства. Пройдя горнило революционных войн против коалиции европейских монархий, французская армия имела неиссякаемым источником комплектования французский народ, призывавшийся в ее ряды через систему всеобщей воинской повинности, которая обязывала почти каждого неженатого мужчину до двадцати лет служить родине. Численность французской армии была огромной, невиданной по тем временам, и все страны Европы, опасаясь отстать, были вынуждены резко увеличить количество своих полков и армий.
Но при этом французская армия не являла собой вид народного ополчения. В ней сложился прочный профессиональный костяк офицеров и унтер-офицеров, которые быстро превращали деревенского увальня в молодцеватого солдата непобедимой армии, сочетавшей опыт и хладнокровие усатых ветеранов с пылкостью молодежи. Кстати, этот костяк позволил Наполеону после ужасающего Московского похода буквально за несколько недель возродить армию, которая еще два года дралась на равных с превосходящими силами противника и для победы над которой пришлось устраивать не одну «битву народов». Это становится понятно, когда читаешь «Замечания о французской армии» 1808 года анонимного автора (вероятно, эмигранта), который пишет о простоте подготовки французских солдат: «Вновь поступивший приучается держать свой ряд, чувствовать локтем своего соседа. Не отрываться ни от того, кто стоит правее, ни от того, кто стоит левее, часто в этом заключается вся наука; достаточно, чтобы треть знала голос командира, остальные две трети увлекаются примером трети старых солдат. Но нужны превосходные офицеры и унтер-офицеры, чтобы присмотреть, направить, оживить»78.
Достижения французских военных времен революции, консульства и начата империи были настолько значительны и впечатляющи, что ни одна из европейских держав не могла их игнорировать. Революционным генералам и наследовавшему им Наполеону удалось провести реформы, изменившие армию. Во-первых, это было создание новых войсковых формирований — дивизий и корпусов, которые не были (как в России или Австрии) соединениями на время похода или военных действий, а представляли собой постоянно действующие, самостоятельные, мощные военные организмы, включавшие в себя пехоту, конную или пешую артиллерию, а часто и приданную ей кавалерию. Дивизия, как небольшая армия, могла выполнять поставленную задачу, не ожидая помощи от других соединений. Несколько дивизий образовывали с 1800 года корпуса. В корпус (corps d1armee) входили пехотные и кавалерийские дивизии. Корпуса обладали значительной самостоятельностью и могли расквартировываться на огромных пространствах (что позволяло легко их содержать), а при необходимости быстро собираться в единый кулак.
Во-вторых, это образование Генерального штаба, наполненного не бездельной свитой главнокомандующего, а военными специалистами, занятыми разнообразной работой по планированию и проведению военных действий. Колоссальное внимание уделялось рекогносцировке, сбору и анализу разведывательных данных о противнике с тем, чтобы внести коррективы в план или в ход уже начавшейся кампании или даже сражения. В глобальном смысле основатели этой армии, «обдумывая завоевание мира, принимали весь земной шар за область своих комбинаций. Они изучали его с тем, чтобы делить на театры войны и намечать на нем военные позиции»79.