Будь здоров

За этот период мы выучили лоперский, фахри и перешли к сунскому. Я привычно «глотал» кристаллы сразу, а затем только усваивал с помощью словарей и разговоров с Герболио, выполнившим свою угрозу беседовать с нами только на иноземном.

Кроме угроз, знахарь дал и хороший совет. Он, например, сразу потребовал от нас не переводить с лоперского на элморский, а видеть за иностранным словом образ.

— Если я скажу «arbol», ты переведешь это слово на элморский, и только потом у тебя возникнет образ куста, и ты наконец поймешь, о чем речь. Пробуй сразу за словом «arbol» видеть куст. Учи понятие, а не слово. Дети потому и быстро учатся языку, что нет у них словаря в голове и они сразу ассоциируют образ арбуза, например, с сочетанием звуков слова «арбуз» или «sandia».

Через три дня после начала практики я, закупая на рынке продукты к ужину, встретил Вителлину. Она попеняла мне на то, что я ни разу не зашел ее навестить, потом взяла под руку и предложила немного прогуляться. Все, что надо, я уже купил с доставкой на дом, а потому был свободен, налегке и с удовольствием согласился. Мы немного погуляли, поболтали о разных пустяках и договорились встретиться на следующий день. Я заметил, что Вителлину узнают все прохожие и уважительно кланяются. Думаю, уже весь город обсуждает, с кем это их Вителлина сегодня променад свершает. К стыду своему, я так и не удосужился выяснить, кто же она такая. Но для меня это и не имело значения. Главное, с ней было легко и интересно.

С того дня встречи наши стали регулярными. Я несколько раз побывал у нее дома и познакомился с родителями, довольно милыми людьми, обожающими свою дочь. Стали мы с ней близки? Врать не буду — стали. В первое же утро, после того как это произошло, я немного растерялся — как мне быть? Мне было хорошо с этой девушкой, но то, что я испытывал по отношению к ней, — это не любовь. Знаю точно. С одной стороны, не хотелось ее обижать, а с другой — лгать и притворяться.

Сомнения разрешила сама Вителлина. Она догадалась о моих терзаниях и уверила, что уже давно не наивная дурочка и все понимает. Я ей дал то, что она хотела получить, а большего ей не требовалось. Так и продолжалось весь месяц, пока она гостила у родных. На прощание, когда я провожал ее на дилижанс, она попросила не забывать ее и, будучи в столице, заходить к ней запросто. Сообщила, где живет, а еще предложила приходить, когда появится время и желание, в Королевский театр оперы и балета на представления, билет на два лица в ее личную ложу всегда будет у администратора. Только тогда я наконец, смущаясь, спросил:

— А кем ты там, в театре?..

Она звонко расхохоталась и ответила:

— Ах, Филин, — (Я просил ее так меня называть — привык уже), — ты мне нравишься еще больше. Для тебя скорее всего неважно, кто я, а важно, какая я. А я всего лишь… прима королевской оперы. Надеюсь, это признание не разрушит нашу дружбу?

Я заверил, что ничуть не бывало, поцеловал ей руку и помог устроиться в дилижансе. Она отбыла в столицу в сопровождении тех же двоих молчаливых мужчин, которые сопровождали ее в Сербано.

Свенту в эти дни я не видел и почти ничего о ней не слышал. Изредка с ней встречалась Кламира. Говорила, что Свента очень устает. Часто ходит в рейды. Их с парнями прикрепили к разным боевым пятеркам в качестве дополнительной, шестой боевой единицы. Учиться на практике в рейдах разведке и патрулированию приходится много, и времени на отдых почти нет.

До конца практики оставалось три недели, когда неожиданно случай (лучше бы его, наверное, не было) буквально заставил меня применить на практике то новое, что я узнал во сне.

Под вечер в больницу привезли лесоруба с проломленной головой. При осмотре выяснилось, что череп пробит и мозговая ткань получила обширные повреждения. Герболио покачал головой, велел нам наложить повязку с обеззараживающим и грустно сказал, что помочь не в силах. Если бы под рукой был лучший столичный лекарь, можно было бы надеяться на благополучный исход, и то шансы были бы невелики.

Колебался я недолго. Тренироваться на простых случаях времени уже не было. Нет, я конечно же что-то смог проверить на себе. Ожоги, которые зачастую можно получить при варке эликсиров или во время готовки, случайные порезы — это исцелялось мгновенно. Но что-то более сложное делать еще не приходилось. Не ломать же себе руку, чтобы проверить ход заживления.

Я отправил Кламиру спать, пообещав разбудить, когда настанет ее очередь дежурить, а сам устроился возле больного поудобнее, закрыл глаза и сосредоточился, полностью переключившись на магическое зрение. Сразу же обнаружил множественные повреждения структуры организма в области головы, затем нашел… как бы это сказать, нечто вроде первоначального плана этой части структуры. Весьма приблизительно можно использовать сравнение с планом крепости, по которой ее строили. Есть общий проект всего сооружения: материал, последовательность действий. Есть проекты, как строить каждую отдельную часть. Такие же планы имеют и все живые объекты. Я пока умел видеть и корректировать только достаточно крупные блоки структур, хотя подозревал, что уровни детализации каждого простираются на очень большую глубину.

Таким образом, сравнив то, что должно быть «по проекту», с тем, что имеется, я принялся восстанавливать повреждения. В этом мне помогали шесть «рук», которыми я научился управлять. Это, конечно, были не настоящие руки, но именно такой образ у меня сложился. Раньше я их не видел, когда, например, проходил лабиринт во сне. Что тянет нити, а что строит боевые узоры, я не представлял — на том этапе это было и не нужно. Но теперь я отчетливо видел тонкие руки, где вместо кистей было пять тонких жгутиков, свитых из тоненьких, радужно переливающихся трубочек, сантиметров по пятнадцать каждый. В точности как на испытании. Вот эти самые руки тянулись куда надо (максимум, я как-то померил, метров на тридцать, не дальше), свивали нити, сшивали повреждения, собирали осколки костей и пускали их в дело.

Энергетически структура была восстановлена полностью довольно быстро, а вот материальная часть запаздывала. Организм больного поставлял необходимые вещества из запасов, но было их немного, и пришлось по ходу дела решать, где можно взять еще без ущерба для функционирования органов и тканей. Бессознательно я приложил руку к коже больного и стал передавать свои ресурсы. Но моих запасов тоже не хватало для полного восстановления. Я уже чувствовал сильную усталость и даже некоторое истощение.

Продолжая удерживать всю систему восстановления, я немного вышел в реальность и позвал Кламиру, благо отдыхала она неподалеку на пустующей койке. Когда она проснулась, попросил достать укрепляющие эликсиры, содержащие нужные вещества, и осторожно вливать их в рот больному. Еще попросил поставить капельницу с необходимыми растворами. Все-таки напрямую через кровь поставка веществ должна пойти быстрее. Глядя на меня испуганными глазами, умница сделала все как надо.

Вскоре количества компонентов стало достаточно, и процесс пошел веселее. Через некоторое время поддержка системы восстановления стала требовать все меньше и меньше моего внимания, и наконец я смог расслабиться и только время от времени поглядывать, как там идет заживление. Уже занимался рассвет — боги, я почти всю ночь прозанимался больным! Меня немного потряхивало от усталости. Мантия, казалось, стала на пару размеров больше и была хоть выжимай. Бедная Кламира тоже замоталась — не дал я ей отдохнуть.

Тут мои кишки скрутил острый приступ… голода. Есть хотелось так, будто я неделю выращивал того червячка, морить которого предстоит теперь долго и основательно. Я попросил Кламиру еще немного потерпеть и посидеть около спокойно заснувшего больного. Особой надобности в этом я не видел, но на всякий случай решил не рисковать. Сам же на подгибающихся ногах направился в сторону больничной кухни. Повара начинают работать еще до рассвета, и у меня был шанс чем-нибудь разжиться.

Сухопарый старичок, одетый во все белое: халат, передник, косынку и даже туфли только глянув на меня, молча кинулся собирать на стол. Предложенная им овсяная каша, хлеб, сыр и свежий отвар вызвали у меня не меньший энтузиазм, чем деликатесы в изысканном ресторане. Набивая желудок пищей материальной, я не забывал и о пище духовной, обменявшись парой рецептов с этим работником ножа и топора. Мясницким топором он в это время как раз и орудовал, нарубая порции мяса на обед. Когда-то этот старичок был поваром лучшего постоялого двора города, но теперь сил готовить весь день для все новых и новых постояльцев у него не осталось, и он перешел сюда, в больницу. Здесь приготовил завтрак, обед, ужин — и свободен.