Страница 6 из 12
– Минутку… Я за рулем. Сейчас припаркуюсь.
Мотоциклист на трехколесном мегаскутере постучал в окошко:
– Ну ты урод!
Наконец Саверио нащупал сотовый, завел машину и перестроился в правый ряд.
Что хотел от него Куртц Минетти?
6
Как только Тремальи закончил выступление, партер ожил, оторвал спины от кресел, стал разминать затекшие ноги, понимающе хлопать друг друга по плечу в знак того, что трудное испытание с честью выдержано. У Фабрицио Чибы проснулась было надежда, что на этом все и закончится, что профессор исчерпал время, отведенное для презентации.
Тремальи взглянул на Соуни, рассчитывая, что тот выскажется в ответ, но индиец улыбнулся и очередной раз кивнул ему головой. Тогда он сделал передачу Фабрицио:
– Полагаю, теперь ваш черед.
– Спасибо. – Молодой писатель размял шею. – Я буду краток. – И обернулся к публике: – Вижу, вы слегка утомились. А за стеной, если не ошибаюсь, вас ждет отличный фуршет. – Произнося эти слова, он уже мысленно проклинал себя. Публично оскорбить Тремальи! Однако в глазах партера сверкнула искорка одобрения, подтверждавшая его правоту.
Фабрицио лихорадочно искал зачин, какую угодно чепуху, от которой можно плясать.
– Кхе-кхе… – кашлянул он, прочищая горло. Постучал пальцем по микрофону. Налил себе стакан воды и смочил губы. Ноль. Его разум был погасшим экраном. Пустой шкатулкой. Холодной беззвездной вселенной. Пустой банкой от икры. Эти люди съехались сюда со всех концов города, не побоявшись пробок, промучившись в поисках стоянки, взяв полдня за свой счет, – все ради него. А ему, черт возьми, нечего сказать. Фабрицио посмотрел на своих слушателей. Слушателей, которые готовы были ловить каждое его слово. Которые спрашивали себя, чего же он медлит.
“Борьба за огонь”.
Кадр из старого французского фильма, виденного бог весть когда, как Святой Дух снизошел в головной мозг писателя и вызвал возбуждение его коры, которая высвободила лавину нейропередатчиков, сошедшую, в свою очередь, на готовые к ее приему рецепторы, пробудив другие клетки центральной нервной системы.
– Простите, я отвлекся. Никак не мог избавиться от захватывающего видения. – Фабрицио откинул назад волосы, поправил микрофон. – Рассвет. Грязный, далекий рассвет восьмисоттысячелетней давности. Холодно, но ветра нет. Каньон. Низкая растительность. Камни. Песок. Три маленьких существа ростом полтора метра в газельих шкурах на плечах находятся посередине реки. Течение здесь стремительное, не какой-нибудь вам ручеек, а самая что ни на есть речища. Один из тех водных потоков, где много лет спустя на цветастых резиновых лодках будут семьями сплавляться американские граждане в надувных жилетах. – Фабрицио сделал техническую паузу. – Серая вода мелкая и ледяная. Она доходит им до колен, но течение чертовски сильное. Им надо перейти реку, и они медленно продвигаются, осторожно переступая ногами. Один из троицы, самый рослый, со свалявшимися от грязи косичками, вроде растаманских, сжимает в руках нечто вроде сплетенной из веток корзинки. Внутри плетенки колеблется язычок пламени, открытого ветрам, слабый огонек, который в любой момент может погаснуть, для поддержания которого двое других держат под мышками охапки хвороста и сухих стеблей кактуса. Ночью они дежурят, чтобы поддерживать огонь, укрывшись во влажной пещере. Они спят вполглаза, следя за тем, чтобы огонь не погас. В поисках древесины им приходится сталкиваться с дикими зверями. Огромными, страшными. Саблезубыми тиграми, мохнатыми мамонтами, жуткими броненосцами с колючими хвостами. Наши маленькие предки не находятся на вершине пищевой цепочки. Они не смотрят на мир свысока. Они занимают хорошую позицию в хит-параде, но выше них находится пара существ с отнюдь не дружелюбными повадками. Их зубы остры как лезвие, а яд способен уложить носорога за тридцать секунд. Это мир игл, шипов, жал, мир разноцветных ядовитых растений, мир крохотных рептилий, брызгающих жидкостью, по составу похожей на CIF… – Чиба коснулся подбородка и бросил вдохновенный взгляд на фресковые росписи потолка.
Публика была не здесь, а в доисторических временах. И ожидала продолжения.
Фабрицио спросил себя, какого черта он затащил их в первобытную эпоху и к чему весь этот разговор. Но это не имело значения, надо было продолжать.
– И вот троица находится посреди реки. Самый большой, хранитель огня, во главе цепочки. Одеревеневшими руками он держит перед собой слабый огонек. Он чувствует, как мышцы кричат от боли, но, затаив дыхание, продолжает идти. Одного он сделать не может – упасть. Упади он – и у них больше не будет тепла, позволяющего не умереть от холода бесконечными ночами, поджаривать жесткое волокнистое мясо бородавочников, держать на расстоянии хищников. – Фабрицио метнул взгляд на индийца. Слушает? Похоже, что да. Элис ему переводила, и он улыбался, держа голову слегка приподнятой, как незрячий. – В чем проблема, спросите вы себя? Разве так сложно разжечь огонь? Помните учебник истории в средней школе? Иллюстрации, на которых изображен знаменитый первобытный человек с бородой и в набедренной повязке, который трет камень о камень рядом с большим костром, разожженным умелым скаутом? Где все эти кремни? Вам довелось найти хоть один во время прогулки в горах? Мне нет. Вам хочется выкурить сигаретку в походе, вы выдохлись, но хорошая затяжка вам нужна как воздух, зажигалки с собой нет – и что вы делаете? Ясно что! Берете с земли два камня и – чирк – высекаете искру. Нет, друзья мои! Так не получится. И эти наши предки, к их несчастью, живут за каких-нибудь сто лет до того безымянного гения – гения, которому никто не подумал поставить памятник, гения уровня Леонардо да Винчи и Эйнштейна, – который откроет, что некоторые богатые серой камни при трении друг об друга производят искру. Эти трое, чтобы получить огонь, должны дождаться, чтобы с неба ударила молния и вызвала лесной пожар. Такое случается иногда, но не так уж часто. “Извини, мне надо бы поджарить этого бронтозавра, у меня огня нет, дорогой, сходи поищи пожар”, – говорит мама-гоминид, и сын отправляется в путь. Она увидит его через три года. – Смех в зале. Даже срывается пара хлопков. – Теперь вы понимаете, почему эти трое должны беречь огонь. Знаменитый священный огонь… – Чиба перевел дыхание и обратил к своим слушателям широкую улыбку. – Не знаю, почему я вам все это рассказываю… – Послышались смешки. – Нет, наверное, знаю… Думаю, вы и сами поняли. Сарвар Соуни, этот удивительный писатель, один из тех, кто взял на себя тяжелую, ужасную ответственность поддерживать огонь и дарить его нам, когда темнеет небо и хлад пронизывает душу. Культура – это огонь, который нельзя притушить и вновь зажечь от спички. Ее следует сохранять, поддерживать, питать. И все писатели, среди которых я числю и себя, должны всегда помнить об этом огне. – Чиба поднялся со стула. – Я хотел бы, чтобы вы все встали. Я прошу вас об этом. Встанем на минуту. Здесь с нами великий писатель, которого следует почтить за то, что он делает.
Один за другим все стали подниматься, и шум стульев заглушили аплодисменты старому индийцу, который в немалом смущении закивал головой.
– Браво! Да! Спасибо за то, что вы есть! – кричал кто-то, кто, возможно, впервые слышал имя Соуни и уж точно не собирался покупать его книгу. Тремальи тоже нехотя поднялся и зааплодировал этой комедии. Девушка во втором ряду достала зажигалку. Ее примеру тотчас последовали остальные. Кто-то выключил верхний свет, и зал вспыхнул сотней огоньков. Ни дать ни взять концерт Бальони [5].
“Почему бы и нет”. Чиба тоже вытащил зажигалку. Его жест повторили управляющий директор, генеральный директор и весь состав “Мартинелли”, что доставило писателю немалое удовольствие.
7
– Мантос, у меня к тебе предложение. Жду тебя завтра в Павии на деловой обед. Я забронировал тебе билет на самолет в Милан. Саверио Монета, съехавший на обочину шоссе на Капранику, не мог поверить, что с ним сейчас говорит знаменитый Куртц Минетти, верховный жрец Сынов Апокалипсиса, тот самый, что отрубил монашке голову ударом секиры. Он провел ладонью по пылающему лбу.
5
Клаудио Бальони (р. 1951) – известный итальянский музыкант и исполнитель.