Симфония проклятых

Она знала совершенно точно, что он все еще следит за ней, стоит и смотрит ей в спину, а внутри у него полыхают ярость и презрение. Когда она вернется, он заставит ее пожалеть о том, что она уезжала, как это было в первый раз. Когда она вернется…

На середине лестницы, ведущей на подземную платформу, она наконец позволила себе широко улыбнуться, и это привело ее в ужас. Еще рано радоваться. Она отчаянно дрожала. И если раньше она умирала от жары, то теперь ее трясло и она никак не могла согреться. Господи, как же она хотела выпить! Например, «отвертка», водка с апельсиновым соком, — старый как мир напиток, ничего изысканного, но какой классный! Если правильно смешать, получается потрясающе.

Ей просто необходимо было выпить.

Но она знала, что не станет этого делать. По крайней мере, до тех пор, пока не доберется до места. Может быть, если хватит смелости и сил, а она начала подозревать, что их хватит, она и тогда пить не будет.

— Не спеши, — прошептала она самой себе. — Не веди себя как дура, сука.

Она поморщилась от отвращения и мысли о том, что он отлично выдрессировал ее, сумел внедрить в сознание, кто она такая и на что годится. Она ненавидела Теда и себя, но не знала, кого ненавидит больше.

Локомотив с урчащими двигателями стоял у платформы, готовый двинуться в путь, словно скаковая лошадь, дожидающаяся стартового выстрела. Она свернула направо, вошла в вагон и, пробираясь в толпе других пассажиров, принялась искать, где бы сесть. Прошла мимо одного свободного места, затем другого.

Она смотрела прямо перед собой, зная, что он ее уже не видит, но не в силах справиться с ужасом от того, что он может сделать, что он каким-то образом все понял и догоняет ее, а сейчас идет вдоль состава, заглядывая в окна и наблюдая за ней. Внутри у нее все сжималось, к горлу подкатывала тошнота, глаза горели, как будто в них попал песок. Она прикусила губу, чтобы не разрыдаться. Часть ее сознания — та часть, что молчала, когда он избивал ее, та часть, которая почти поверила, что она заслужила такое обращение, — вопила и требовала, чтобы она остановилась, вернулась, взбежала вверх по лестнице, призналась во всем, попросила прощения, приняла наказание и больше не думала ни о чем подобном. Ведь то, что он с ней сотворит, когда узнает, будет намного хуже.

Ей стало так плохо, что она остановилась.

— С вами все в порядке? — спросила какая-то женщина с темными волосами и добрыми глазами, хорошо одетая незнакомка, которая искренне беспокоилась за нее.

Она только кивнула и пошла дальше, в следующий вагон, стараясь идти быстрее. Поезд зашипел, и ей стало ясно, что нужно поспешить. Она то и дело натыкалась на людей, толкала их чемоданом, извинялась, не дожидаясь ответной реакции. Прозвучал сигнал, и она поняла, что состав вот-вот тронется.

Она прошла в следующий вагон, все дальше и дальше от лестницы.

Снова повернула направо, вышла из двери на платформу и остановилась в тени.

Она почувствовала, как бьется сердце, горит лицо и дрожат руки, и закрыла глаза, по-прежнему сжимая тяжелый чемодан. По ее щеке скатилась одинокая слеза, и проводник удивленно посмотрел на нее из окна.

— Если вы собираетесь ехать, милочка, самое время сесть в вагон. Двери закрываются, — крикнул он под рычание двигателей.

Она сделала глубокий вдох и покачала головой.

Мужчина пожал плечами и отвернулся к пассажирам в вагоне. Внутри зазвучали электронные голоса, двери закрылись, и она поняла, что пути назад нет. Голос, наполненный отчаянием, где-то в самых глубинах ее существа кричал, что она сделала это и Тед обязательно заставит ее заплатить за свой поступок.

Она облизнула губы, чувствуя, как пересохло в горле, и мечтая о водке с апельсиновым соком. Она стояла и смотрела, как поезд дернулся, покачнулся и отправился в путь. Интересно, Тед все еще наверху, около лестницы? Может быть, он пытается увидеть, что там внизу, проследить, уехала ли она, или вышел на улицу и спешит в центр города, чтобы погрузиться в мир наркотиков, шлюх и жестокости, его мир.

Поезд исчезал в туннеле, вагон за вагоном. Мелькнули хвостовые огни.

Она подумала, что выждет пятнадцать минут, максимум полчаса, чтобы не сомневаться, что Тед действительно ушел. А если он, убедившись, что она уехала, решил выпить без нее кофе? Лучше дать ему час.

Приготовившись к долгому ожиданию, она поставила чемодан. Руки продолжали дрожать, но она сделала глубокий вдох, и сердце наконец начало потихоньку успокаиваться.

В этот момент прогремел взрыв, и ударная волна сбила ее с ног.

5

Капитан Рио сбежал по трапу в рулевую рубку за рекордное время. Все называли ее капитанским мостиком. Если ты служишь в военно-морском флоте или смотришь «Звездный путь», тогда конечно. Но Гейба и Мигеля вырастил рыбак, и для них это место навсегда осталось рубкой.

Металл зазвенел у него под ногами, когда он добрался до площадки, распахнул дверь и ворвался внутрь. Из иллюминаторов открывался вид на целые акры стальных серо-коричневых контейнеров. За ними раскинулся океан, синий до самого горизонта, где он встречался с бледно-голубым небом. Солнце заливало Карибы ярким сиянием, и многие сказали бы, что так выглядит рай, но Гейб видел, как в море гибнут люди. И знал тех, кто утонул, потому что помощь, в которой они нуждались, была слишком далеко. Он пережил не один жестокий шторм, когда казалось, будто наступил конец света. Гейб любил море, однако не страдал романтическими иллюзиями на его счет. Он считал, что океан ничем не отличается от безжизненной пустыни — здесь может случиться все, что угодно.

Второй помощник, Суарес, как обычно, стоял у руля. Старый кубинец знал о кораблях больше, чем Гейбу суждено было понять за всю свою жизнь. Мигель, первый помощник капитана «Антуанетты», что-то кричал в микрофон радиоприемника, и Гейба охватило ощущение катастрофы, когда он увидел отчаяние, полыхающее в глазах брата.

«Дом Ортега рушится», — передал он ему с Дуайром. Больше никто не знал, что это означает, — слова из тайного языка братьев, из времен детства, проведенного в маленьком городке на северном побережье Мексиканского залива. Однажды на улице, после отбушевавшего урагана, они увидели дом соседа, который постоял мгновение и обрушился прямо у них на глазах. Вместе с домом погибли Ортега и его красавица дочь Миранда. Возможно, они умирали, когда братья Рио смотрели, как разваливается на части их дом.

Эти слова означали чрезвычайную ситуацию. Кто-то сказал бы «Красный код», но тут все было гораздо серьезнее. «Дом Ортега рушится» для братьев Рио являлось символом полной катастрофы.

— Мигель! — рявкнул капитан, пройдя через рубку.

Его брат развернулся, и Гейб снова увидел в его глазах отчаяние.

— Заткнись! — крикнул Мигель в микрофон. — Успокойся и слушай!

— …Бог от меня отвернулся! Они все прокляты, но вы можете спасти меня! Поспешите, пока не стемнело…

— Да чтоб тебя! — прорычал Мигель и снова включил тумблер приемника. — Сбавь обороты, идиот. Что случилось? Оружие в порядке?

В тот момент, когда вопрос слетел с языка, Мигель сжал зубы, поняв, что сделал, и обругал себя.

Гейб подошел к брату и выхватил у него микрофон. Мужчина на другом конце — кто-то на борту судна, с которым они должны были встретиться, — начал что-то выкрикивать, снова поминая Бога. Ужас или безумие заставили его обратиться к религии; и то и другое не сулило ничего хорошего.

— Микки, это Дональд, — сказал капитан Рио в микрофон. — Немедленно переходи в режим радиомолчания. Включи сигнал локатора. Радиомолчание, черт тебя дери!

Он убрал палец с тумблера, и на мгновение ему показалось, что человек на другом конце понял его слова. Но тут он услышал его дыхание — быстрые, короткие вдохи, похожие на всхлипы, — и молитву на испанском, обращенную взволнованным шепотом к Деве Марии.

Раздался щелчок, связь прервалась, и теперь до них доносился лишь шум помех.