Страница 9 из 26
Что касается младшей, она вовлекла своего мужа в поиски лосося,который превращается в медь. Ему это удалось, но испарения от этой"живой меди" отравили его: он умер. Медь решили обжечь и благодаря этому открыли то, что трудно интерпретировать иначе как искусство плавки. Эпизод настолько таинственный, что обычно отказывают индейцам Тихоокеанского побережья в знании этого искусства, которые до того, как мореплавателями и торговцами была завезена обручная медь,ограничивались тем, что распиливали природный металл и ковали из него. Как бы то ни было, принц снова спустился на землю и воскресил своего зятя. Он объяснил, что "живая медь" опасна, и запретил ее употребление, сделав исключение для мужа своей дочери и их потомков,которые, как он сказал, одни лишь смогут "убивать живую медь и превращать ее в драгоценные предметы". Он действительно обучил их предохраняться от ядовитых испарений. Благодаря этим познаниям супруги сказочным образом разбогатели.
Этот миф, обосновывающий привилегии, отстаиваемые одной линией, на знание и обработку меди, покоится на серии оппозиций и параллелей. Персонажи разделяются на две группы по их последнему месту,небесному либо водному. С этой точки зрения две дочери, протагонисты второй части, воспроизводят двух сестер, протагонистов первой, ибо старшая из дочерей открывает воздушное богатство — благоухание дерева, а младшая — водное богатство, медного лосося. От поколениях. поколению соответствующие свойственники младшей и старшей пересекаются. Возникают и другие оппозиции: между принцем и его рабом,красавицей принцессой и ее увечной сестрой, "мертвой" медью на вершине горы и "живой" медью в воде, нежным запахом дерева и смертельным зловонием меди, где и то и другое — источники богатства и т. д.
Метаморфоза вероломного персонажа, захватчика: раб — красная скорпена — берется здесь в плане скупости; эта рыба противополагается лососю, живой меди, обычно обогащающей тех, кто ею владеет, при условии, что они умеют предохраняться от исходящей от нее опасности.Хотя цимшиан не известны маски swaihwé или xwéxwé, они связывают,в рамках оппозиционной пары, красную скорпену — из которой квакиутль делают подателя масок — и медь, которую сэлиш ставят в прямую связь с ними.
Впрочем, тот же миф, но рассказанный наизнанку, существует у сквамиш (побережье континента, на севере Фрейзер), имеющих маску под именем sxaixai. Две дочери шамана часто прохаживались вблизи озера,чтобы найти себе мужа. Сперва на их призывы ответила черная скорпена; они отказали ему из-за его выступающих глаз. Затем появилась красная скорпена — сверкающее создание, в отсветах пламени, от которого вода так засветилась, как если бы снизу загорелся огонь. Они и его не пожелали, так как у него был слишком большой рот и огромные глаза. В действительности же девушки желали прихода "сверкающего сына дня", в котором мы узнаем alter ego принца, "одетого в свет", спустившегося с неба — в мифе цимшиан, тогда как здесь он поднимается из глубины вод. Наконец он показался, "золотистый, светлый и блестящий, как небо", и согласился жениться на младшей. Но, подобно водяным духам из мифа лиллуэт о масках säi
Любой миф или мифологическая последовательность остались бы непостижимыми, если бы каждый миф не противополагался другим версиям того же самого мифа либо мифам, по видимости отличным,а каждая последовательность — другим последовательностям того же либо других мифов, и особенно тем мифам или тем последовательностям, логическая арматура и конкретное содержание которых, рассмотренные в их мельчайших деталях, кажутся принимающими их противоположность. Мыслимо ли, чтобы мы могли применить этот метод к пластическим творениям? Для этого потребовалось бы, чтобы каждое из них по своим очертаниям, декору и цвету противостояло бы другим, У которых те же самые элементы, по-другому исполненные, противополагались бы себе подобным, с тем чтобы служить опорой какому-то частному сообщению. Если это верно относительно масок, то следовало бы признать, что, подобно словам языка, никакая из них не содержит в себе самой всего значения. Таковое проистекает одновременно из того значения, что включает выбранный термин, и из тех значений (исключаемых этим же выбором) других терминов, которыми можно было бы его заместить.
Итак, добавим в качестве рабочей гипотезы, что форма, цвет, черты внешнего облика масок swaihwé, показавшиеся нам характерными, не обладают собственным значением либо что это значение, взятое отдельно, является неполным. Следовательно, любая попытка интерпретировать их изолированно будет напрасной. Добавим далее, что эта форма,окраска и эти черты внешнего облика неотделимы от других, которым они противополагаются, поскольку выбраны для того, чтобы охарактеризовать какой-то тип маски, чей смысл был и в том, чтобы оспорить первый тип. По этой гипотезе только сопоставление двух типов позволит определить семантическое поле, в рамках которого соответствующие функции каждого типа будут взаимно дополняться. Именно на уровне этого глобального семантического поля и следует сделать попытку разместиться.
Предполагая, что существует какой-то тип маски в отношении контраста и корреляции с маской swaihwé, надо будет, следовательно, обнаружив его, суметь дедуцировать отличительные черты его облика, отправляясь от тех, что послужили нам при описании первого. Испытаем на опыте. По своим аксессуарам и сопровождающему ее костюму маска ахайте выражает родство с белым цветом. Другая, следовательно, будет черной или будет выражать родство с темными тонами.
Swaihwé и ее костюм украшены перьями; если другая маска включает отделку животного происхождения, то таковая должна быть из шерсти. У маски едайте выступающие глаза; глаза другой маски будут иметь противоположный вид. У маски swaihwé большой открытый рот, нижняя челюсть отвисает, выставляя напоказ огромный язык; потребуется, чтобы у другого типа маски форма рта препятствовала этому органу выставляться. Наконец, надо будет приготовиться к тому, что мифы о происхождении и соответствующие обоим типам религиозные, социальные и экономические коннотации будут иметь между собой такие же диалектические отношения — симметрии, противоположности или противоречия, — уже обнаруженные под углом зрения пластики. Если можно будет верифицировать этот параллелизм, то он определенно подтвердит первоначальную гипотезу, по которой в такой области, как маски, сопрягающей мифологические данные, социальные и религиозные функции и пластическое выражение, эти три порядка феноменов, кажущиеся столь разнородными, функционально связаны. Исходя из этого, они станут подвластны одному и тому же истолкованию.