Страница 6 из 26
Среди них был колдун, придумавший хитрую уловку. Ушли месяцы, а возможно и годы, на то, чтобы изготовить искусственного тюленя. Когда он появился на реке, люди с верховья сделали вид, что от- правились на охоту. Люди с низовья, встревоженные суматохой, сперва захотели поразить ложную дичь, завлекшую их повыше. Затем она снова спустилась к низовью, увлекая за собой людей, прицепленных к веревке гарпуна, и, в свою очередь, женщин и детей, которые сложили багаж и отплыли. Деревянный тюлень направился к большому озеру. Несколько семей, чьи мужчины по ходу движения выпустили веревку, пристали к острову Купер (совсем близко от острова Ванкувер, напротив лимана Фрейзер). Те, что хорошо держались, прибыли в Нанус (немного дальше на север, на берегу острова Ванкувер). Поэтому сквамиш континентального берега дружественны к людям, живущим на другом берегу пролива. Эта версия подтверждает нашу интерпретацию. Ибо, разворачиваясь между континентом и островом, она обычно усваивает промежуточные партии. Вместо того чтобы падать с неба или возникать из глубины озера, первая маска внезапно появилась на крыше дома: между высоким и низким, именно там, где, в "акватических" версиях, герой приземляется, невольно нанося визит духам озера (см. выше, с. 30). Ее принимают два брата, образующих немаркированную пару, в которой нейтрализуется маркированная оппозиция, либо мужа и жены, либо брата и сестры. Хотя все еще как бы небесного происхождения, эта маска не является первопредком, поскольку братья и их сотоварищи уже обитали на земле и поскольку они играют более важную роль, чем та, весьма незначительная, приписываемая версиями острова одному-единственному индивиду, известному в качестве первого жителя. Наконец оппозиция между горизонтальной осью и вертикальной осью — и она также нейтрализуется, поскольку маска спускается лишь с крыши дома и поскольку охота на тюленя, полностью разворачивающаяся на поверхности моря, замещает ловлю на удочку в хтонической пучине.
Теперь перейдем ко второму пункту. Мы видели, что при переходе от континентальных версий к версиям острова финальный эпизод замещает маски рыбами (см. выше, с. 34). Несомненно, они были уже рыбами в версиях континента, но не в буквальном, а в переносном смысле, конечно, поскольку их ловили на удочку. И не потому ли маски уподоблены рыбам, буквально или фигурально, что у них значительно свисает язык? Один миф кёр-д-ален — тоже сэлиш, но происходящих из внутренней части, — говорит о духе вод, выловленном женщиной, которая приняла его язык за рыбу. Переворачивают эту аналогию — но сопоставление более или менее отдаленных мифов нередко подтверждает такого рода трансформацию — чинук, клакамас нижнего течения Колумбии, — им известна людоедка, названная "Язык", соответственно своему огненному языку, пожирательница, которую рассекают рыбы с режущим плавником. Эти рыбы принадлежат, несомненно, к семейству скорпеновых, мы еще их обнаружим позднее (с. 45). Сэлиш острова Ванкувер ведут свое происхождение от скульптуры, представляющей маску swaihwé, у которой в части, занимаемой языком, имеется рельефное изображение рыбы; тогда как от лаиллуэт до шусвап, внутри континента, предпочитают верить в акватических духов: полулюдей-полурыб. Все эти данные подсказывают двоякую близость масок swaihwé с рыбами: метафорическую, поскольку большой свисающий язык, являющийся одним из их характерных признаков, сходен с рыбой, их можно спутать; и метонимическую — ведь их вылавливают как раз за язык, за который на удочку ловят рыб: "Акватический женский монстр, — рассказывает другой миф кёр-д-ален, — остался там, с рыболовным крючком во рту..."
Наряду с другими сэлиш внутренней части мы только что упоминали лиллуэт. Нельзя утверждать категорически, что их маски, названные säi
Другие аспекты мифов о происхождении масок swaihwé оказываются невредимы у лиллуэт, но — связаны с происхождением меди. Известно, что народы этой части мира весьма ценили этот металл, приобретаемый ими встарь путем обмена с северными племенами, которые получали его от индейцев из лингвистической семьи атапасков, добывавших его в естественном состоянии. В исторические времена навигаторы и торговцы ввезли обручную медь, быстро вытеснившую прочую.
Бабка и ее внук, рассказывают лиллуэт, одни пережили эпидемию. Поскольку ребенок не переставая плакал, старуха, чтобы его отвлечь, смастерила ему рыболовную удочку из своих волос и поместила клубок волос на крючок в качестве приманки. Оснащенный таким образом, молодой герой выловил первую медь — талисман, сделавший его хорошим охотником. Бабка сушила мясо, дубила кожу и шила из шкур; они стали богатыми. Герой решил путешествовать. Он познакомился со сквамиш, пригласил их, а также и другие племена. Он пел, танцевал перед гостями, показал им свою медь и раздал накопленные богатства. Два вождя предложили ему в жены своих дочерей; в обмен они получили куски меди. У молодого человека и его жен было много детей, особенно мальчиков, которым другие вожди предложили своих дочерей, не без того, чтобы, в свою очередь, получить медь. Вот так этот металл распространился во всех племенах. Те, кто им обладал, считали его весьма драгоценным благом, которое они не желали выпускать из рук: настолько этот редкий материал придавал им престиж. Итак, этот миф определяет меди такое же водное происхождение, как другие мифы приписывают маске swaihwé. И то и другое вылавливается,и их обладание одинаково доставляет богатство. И медь, и маска
распространяются через браки, заключенные в чужеродных группах, с той разницей, что направление передвижения не одно и то же: маска swaihwé идет от жены к мужу и их потомкам, тогда как медь идет отмужа к отцу жены, следовательно, по восходящей линии. Мы сказали бы, что при переходе от племен Фрейзер к лиллуэт с мифом о происхождении масок swaihwé произошло нечто вроде расщепления: частично онобнаруживается в мифе о происхождении масок 8атпих, которые, вероятно, то же, что и swaihwé, а другая часть — в мифе о происхождениимеди, металлической субстанции, не имеющей явного отношения к маскам, хотя с экономической и социологической точки зрения она выполняет ту же самую функцию, с учетом направления циркуляции этихпоставок.
В мифе скагит излагается та же история о swaihwé, что и в мифах с Фрейзер, за исключением того, что сверхъестественные духи, пребывающие в глубине воды, наделяют своих посетителей не масками, но"богатствами четырех сторон света" — благами, сравнимыми с теми благами, которые в ином случае доставляет то маска, то медь. На другом конце области диффузии масок swaihwé — у квакиутль есть мифо мальчике, названном He'Kîn. Вечно больной, с кожей, покрытой язвами, он укрывается на вершине горы ожидать прихода смерти. Жаба, которая там оказывается, исцеляет его магической мазью, дает ему тонко обработанную медную пластинку (это причудливые предметы,считавшиеся у квакиутль и их соседей наиболее драгоценным имуществом и игравшие значительную роль в социальных, экономических сделках и ритуальных операциях) и поверяет ему имя изготовителя медных пластинок: Лаквагила. Герой возвращается к своим, сестра принимает его и поздравляет с его новым обликом. Он дарит ей медь,"чтобы она принесла ее в качестве приданого своему будущему мужу".Несмотря на инверсию места, где герой ищет смерть (вершина горы вместо глубокого озера), этот миф задействует для происхождения меди ту же интригу и несколько деталей, показавшихся нам значимыми в мифах о происхождении swaihwé, в частности роль, возложенную на сестру. Даже жаба, оказывающая помощь, уже присутствует в этих мифах — под видом лягушек, которые, в версии лумми, вырываются из тела героя и освобождают его от болезни. Это земноводное играет роль и в уже использованной версии нижнего течения Фрейзер (см. выше, с. 30), хотя этот эпизод нами там не упомянут: когда герой останавливается у озера, где он хочет утопиться, то сперва он ловит и жарит лосося; но в тот момент, когда собирается съесть его, обнаруживает вместо него лягушку. Этот удар судьбы подталкивает его к цели, и он осуществляет свой замысел. Поскольку требовалось, чтобы он прыгнул в воду, с тем чтобы встретить исцеляющих духов, подателей масок, то можно сказать,что лягушка, замещающая лосося, является косвенной причиной его удачи. К тому же в версии лумми лягушки освобождают его от своего зловредного присутствия в обмен, так сказать, за отказ от двух лососей,на которые земноводные вспрыгивают, как бы с тем, чтобы с ними слиться или чтобы заменить их собой (см. выше, с. 33). Миф квакиутльи два мифа сэлиш устанавливают одно и то же отношение корреляциии оппозиции между жабой или лягушкой и лососем и придают земноводному идентичную роль в интриге, соответствующей то обретению меди,то обретению swaihwé.