Страница 6 из 50
В 23 августа парк заполнила толпа йиппи и примкнувшего пипла. Рубин, волнуясь, объявил поросенка Пигасуса кандидатом в президенты от йиппи: «Сегодня — исторический для Америки день… Они избирают президента, и он будет пожирать людей. Мы изберем своего президента, и люди его съедят!» От имени Пигасуса раздавались значки: «Vote for Me!» Объявился и альтернативный кандидат. Длинноволосый и бородатый жизнелюб Луис Аболофиа раздавал свои предвыборные листовки — голый претендент с двумя барышнями и подписью: «Мне нечего скрывать!» Полиция пресекла веселье. Были арестованы Рубин, Фил Оке, кандидат в президенты Пигасус и еще пятеро. После обеда ребята Рубина привезли еще одну свинью, якобы супругу арестованного Пигасуса Пигги-Уигги — под визг и хохот и ее тоже поймали б копов, долго гонявшихся за хрюшкой по лужайке.
В воскресенье 25 августа йиппи «официально объявили» о захвате парка. В час дня Фестиваль Любви был открыт. Отпущенные из участка скандировали: «Two-Four-Six-Eight, Organize and smash the state!» На автомобильных платформах выступали группы: «МС 5», «The Pageant Players», «Jim amp;Jean». Еще оставался десяток групп, когда полиция вырубила ток. Эбби пытался подогнать к парку машину с генератором, но тут началась свалка, и полиция вытеснила пипл из парка. Одному из йиппи, Стью Элберту, дубинкой повредили череп. Через некоторое время пипл опять просочился в парк, ближе к 11 вечера появились служители, прибивавшие повсюду таблички: «Спать в парке запрещено». 11олиция стояла начеку. Вечером побоище в парке было показано по национальному ТВ.
Следующие 2 дня прошли в дыму слезоточивого газа. На улицах появились символические баррикады.
28 августа Эбби с утра был арестован за написанное на лбу губной помадой слово «fuck». Чтобы лишить йиппи лидера, весь день его продержали в участке, поэтому в самых главных событиях Эбби поучаствовать не удалось. К вечеру демократы назначили кандидатом Хэмфри, а пипл устроил на Мичиган-авеню у отеля «Хилтон», где проходил съезд, антивоенную демонстрацию. Разгон начался в 8 вечера. Полиция молотила дубинками без разбора, кровь брызгала в объективы. Толпа перед отелем скандировала: «Весь мир видит это!» Вечером по всем программам новостей шел часовой репортаж: гражданская война отцов и детей. Полиция сгоряча вломила и журналистам — осерчавшая «пятая власть» впервые за несколько лет антивоенных демонстраций показала побоище подробно, крупным планом и без купюр. Увиденное потрясло Америку, привыкшую равнодушно смотреть репортажи из Вьетнама.
Меж тем арестованный за слово «fuck» на лбу Эбби был выпущен под залог в 5000 долларов. Жлоб, в патриотическом порыве пытавшийся застрелить Эбби из незарегистрированного пистолета, был отпущен под 300 долларов. «Ну что же, — посетовал Хоффман, — Америка сегодня готова скорее убивать, чем заниматься любовью».
На последовавших выборах Хэмфри проиграл Никсону.
Вернувшись из Чикаго, Эбби пишет историю движения йиппи под названием «Revolution for the Hell of It» («Революция ради ада революции»). За права на экранизацию книги Эбби получил изрядный по тем временам гонорар — 65 тысяч долларов. Но вертопраху самой природой не дано было стать зажиточным: по совету Жана Жене Эбби пожертвовал деньги в фонд «Черных пантер».
После Чикаго Эбби стал для Системы вроде занозы. За год его арестовывали 8 раз, в том числе за не-пристегнутый ремень в автомобиле, за перочинный нож на борту самолета и за «вызывающее поведение».
В сентябре 1968 г. Эбби был арестован в аэропорту, когда пытался вылететь в Прагу — на помощь раздавленной танками Весне. А 2 октября Эбби и Джерри Рубин предстали перед Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности (HUAC). Джерри разоделся «всемирным партизаном» с игрушечной винтовкой М-16, Эбби же — индейцем в перьях. Обвешанный колокольчиками Джерри звенел, как сорок сороков, а Эбби забавлялся детским чертиком-хохотунчиком «йо-йо». Эбби постоянно просился пописать, чтобы «выплеснуть эмоции», и, удалившись из зала, оглашал Капитолий воплем «гов-ню-ки!», а подружка Рубина Нэнси, наряженная карнавальной ведьмой, выкрикивала непристойности из зала для публики. На третий день Эбби пришел на слушание дела в «патриотическом наряде»: рубахе из звездно-полосатого флага. Органы порядка стали срывать обновку: измывательство над флагом! Но — о ужас! — под рубахой на голой спине обнажился нарисованный флаг Вьетконга (иногда Эбби вспоминал это так, иногда флаг припоминался ему как кубинский). Дело опять кончилось изоляцией. В декабре слушания закончились. Эбби получил 30 дней ареста за надругательство над американским флагом и был отпущен с миром, цел и невредим, если не считать желтухи, которую подцепил от грязной иглы после принудительной пробы крови на наркотики. Самое поразительное — председательствовавший на слушаниях молодой многообещающий чиновник через несколько месяцев отпустил волосы и стал выступать против войны.
Но впереди ждал Чикагский процесс — суд над «Чикагской восьмеркой».
В сентябре 1969 г. Джерри и Эбби были взяты под стражу и предстали перед судом. Состав обвиняемых был пестрым и общего между ними было мало: от облысевшего в борьбе с государством ветерана всех мыслимых протестов последних десятилетий 54-летнего пацифиста Дэйва Диллинжера до лидера «Черных пантер» Бобби Сила (вскоре его увезли на отдельный процесс «Пантер», и «восьмерка» стала «семеркой»).
Затея была такова: представить обильный потрясениями 68-й год как результат заговора против устоев Америки, объединившего всех отщепенцев — от стареющих пацифистов и левых политиков до черных боевиков и патлатых юнцов. Сами подсудимые друг друга откровенно не любили: Хоффман и Рубин восхищались «Пантерами», подружились с Силом и нашли общий язык с Диллинжером, вдвое старше них. Зато ни йиппи, ни «Пантеры» терпеть не могли «политиков» Хейдена, Дэйвиса и Фройнеса.
Вел процесс 74-летний судья по фамилии Хоффман и по прозвищу Хоффман-вешатель (Hang-Them-High-Hoffman): все предыдущие его процессы заканчивались обвинительными приговорами. Эбби видел в этом мистический смысл: Америка бесповоротно разделилась на двух Хоффманов.
Джерри был арестован несколько раньше в Калифорнии и принудительно должным образом острижен. Эбби призвал весь хайрастый пипл страны отрезать по пряди и послать либо Джерри, либо судье Джулиусу Хоффману (тот был лыс) на парики. Джерри в тюрьму пришли горы конвертов с длиннющими локонами, из которых он действительно сделал себе временный парик.
Эбби и Джерри, в отличие от рассудительного и серьезного Хейдена, вели себя, как им и было положено по роли: кривлялись и паясничали вовсю с первого дня: при препровождении в здание суда у врат правосудия Эбби сделал перед журналистами обратное сальто, а через полчаса друзья потребовали отвода тех присяжных, кто не знал, кто такая Дженис Джоплин.
Если Эбби и Джерри могли паясничать безнаказанно, то с Бобом Силом из «Черных пантер» судья был беспощаден: едва тот попытался что-то сказать, как его приковали кандалами к стулу и сунули кляп в рот. Судья тоже понимал, где игра, а где война всерьез, без пленных и перемирий. Хотя в глазах молодой Америки Эбби и Джерри были главными лицами процесса, карать их строго не собирались, а привлекли, чтобы показать, как развращающе действуют на молодежь завиральные идеи левых идеологов старшего поколения. Никто, собственно, и не ждал, что двум проказникам вынесут серьезный приговор: «Я был в глазах общественности, — вспоминал Эбби, — малолетним забиякой, которому так и хочется намылить шею, но уж никак не упечь в тюрягу лет на десять». Да и по роли Эбби и Джерри полагалось вести себя как неразумным психически неуравновешенным лоботрясам, клюнувшим на удочку коварных левых политиков (а кто за левыми стоит? — Москва, само собой!). Так что Эбби и Джерри невольно подыгрывали судебному спектаклю. Как к неразумным детям, относился к ним и суровый судья: «Он явно смотрел на меня снисходительно, со смешанным чувством огорчения и сожаления, как на собственного непутевого заблудшего внука». Несмотря на скандальные выходки, Эбби получил меньше всех: всего 8 месяцев условно «за неуважение к суду».