Страница 6 из 10
Материал, из которого они были выполнены, напоминал мех. Между колоннами стояли на навощенном основании застекленные демонстрационные стенды, витрины на изящных ножках и гигантские сундуки с поднятыми крышками.
Ближайший к нам был полон маленьких предметиков, переливающимися словно драгоценные камни. Я узнал в них запонки от сорочек. Их тут было, пожалуй, миллионы. Из другого сундука поднимался конус из продолговатых жемчужин. Лейтенант подвел меня к витрине под стеклом. Искусно подсвеченные, лежали на бархатной подстилке искусственные уши, зубные мосты, имитации ногтей, бородавок, ресниц, фальшивые флюсы и горбы некоторые были показаны для наглядности в разрезе, чтобы была видна их внутренняя структура; встречались надувные экземпляры, доминировал, однако, конский волос. Отступив назад, я задел сундук с жемчужинами. Меня пробрала дрожь — это были зубы: большие и маленькие, как жемчужинки, лопаткообразные, с дырками и без, молочные, коренные, мудрости…
Я поднял глаза на своего проводника, который, сдержанно улыбаясь, указал мне на ближайший гобелен. Я подошел к нему поближе. Поверхность его сплошь была покрыта париками, бакенбардами, пышными бородами, располагавшимися на нейлоновой основе так, что пряди златовласых имитаций образовывали на фоне остальных большой государственный герб.
Мы перешли в следующий зал.
Он был еще просторнее. Никелированные рефлекторы освещали витрины, заполненные самыми разнообразными странными предметами: карточными колодами, имитациями различных подарков, сырами. С ребер потолочного перекрытия, обшитого деревом лиственницы, свешивались фальшивые протезы, корсеты, платья. Не было здесь недостачи и в поддельных насекомых — эти последние, выполненные с совершенством, какое может себе позволить лишь могущественная, располагающая любыми средствами разведка, занимали целиком четыре ряда стеклянных шкафов. Адъютант не спешил с объяснениями, словно был убежден, что собранные в столь громадном количестве вещественные доказательства говорят сами за себя, и только тогда, когда я среди множества экспонатов готов был пропустить какой-то, достойный внимания, он делал в его направлении предупредительный жест рукой. Одним из таких движений он привлек мое внимание к кучке маковых зерен, лежащей на белом шелке и находящейся под стеклом, искусно отшлифованном таким образом, что непосредственно над кучкой маковых зерен прозрачный покров, утолщаясь, переходил в мощную лупу, заглянув в которую, я увидел, что зернышки мака, причем все без исключения, были слегка выщерблены. Изумленный, я повернулся к лейтенанту с новым вопросом, но он лишь сочувственно улыбнулся и развел руками в знак того, что ничего сказать мне не может, а его оттененные усиками полноватые губы, зашевелились, беззвучно произнося слово «секретно». Лишь у следующих дверей, распахивая их передо мной, он обронил:
— Занимательные у нас здесь трофеи, не так ли?
Эхо наших шагов разнеслось по залу с еще более великолепным убранством. Я поднял голову. Всю стену напротив занимал гобелен: превосходная композиция, выдержанная в оранжевых и иссиня-черных тонах, изображающая какой-то важный государственный акт. Адъютант после некоторого колебания указал мне на подстриженные черные бачки, которые явно были когда-то частью парадного одеяния одного из сановников, давая при этом понять, что они принадлежали разоблаченному лично им агенту.
Из-за колонны повеяло холодом, что свидетельствовало о близости широкой анфилады. Я уже не разглядывал экспонаты, ошеломленный, потрясенный, в растерянности шел следом за моим проводником мимо их искрившихся от яркого света россыпей, мимо экспозиций вскрытия сейфов, искушения, проделывания отверстий в каменных стенах, продырявливания гор и осушения морей, поражался многоэтажными махинами, предназначенными для дистанционного изучения мобилизационных планов, для превращения ночи в искусственный день и наоборот. Мы прошли через зал с огромными хрустальными колпаками, посвященный подделке солнечных пятен и планетных орбит. Вплавленные в толщу какого-то драгоценного камня, сверкали снабженные этикетками и разъяснительными шифрами имитации созвездий и фальсификаты галактик.
У стен бесшумно работали мощные вакуумные насосы, поддерживающие высокое разряжение и сверхнизкий уровень радиации. Только в таких условиях могли существовать, не распадаясь, поддельные атомы и электроны.
От избытка впечатлений голова у меня шла кругом. Бландердаш, несомненно, понимал мое состояние, ибо предложил, чтобы мы направились к выходу. Перед дверями с номерным знаком мы вскрыли печать на верхнем кармане его мундира, и он извлек конверт с нужным сочетанием цифр и паролем, лишь после чего мы смогли открыть дверь.
Где-то в середине пути через Отдел Экспозиций я начал мысленно готовить комплименты, которые я выскажу после осмотра этой грандиозной коллекции, теперь, однако, я не мог выдавить из себя ни слова. Видимо, Бландердаш понимал причины моего молчания, поскольку не делал попыток его нарушить.
Так, молча, мы дошли до лифта, у которого к нам приблизились два молодых, как и он, секретных офицера. Отдав честь, они вежливо извинились передо мной и отозвали лейтенанта в сторону.
Произошел короткий обмен фразами, за которым я наблюдал, опершись плечом на стену. Бландердаш, казалось, был слегка удивлен. Подняв брови, он стал что-то говорить выглядевшему более старшим офицеру, но тот сделал отрицательный помотал головой, быстро указал локтем в мою сторону. На этом сцена закончилась.
Адъютант, не попрощавшись со мной, удалился вместе со старшим офицером, младший же приблизился ко мне и объяснил, с предупредительной вежливой улыбкой, что он должен проводить меня в Отдел Эн.
У меня не было никакой причины воспротивиться этому. Мы уже входили в распечатанный лифт, когда я спросил о моем предыдущем цицероне.
— Как, простите? — спросил офицер.
Он приблизил ухо к моим губам, прижав при этом руку к груди, словно у него заболело сердце.
— Ну, Бландердаш… его, наверное, отозвали по службе? — Затем я добавил: — Я знаю, что не должен спрашивать…
— Ну что вы, — поспешно проговорил офицер. Медленная многозначительная усмешка растянула его тонкие губы. — Как вы сказали? — задумчиво спросил он.
— Извините?
— Это имя…
— Бландердаш? Ну, как же, ведь так зовут этого адъютанта, не правда ли? Я ведь не ошибся?
— О, конечно же, нет, — быстро проговорил он.
Усмешка его становилась все более многозначной.
— Бландердаш, — пробормотал он.
Лифт замедлил движение перед тем как остановиться.
— Ха… Бландердаш… ну-ну, давайте.
Я не мог определить, к кому, собственно, относилось это "ну-ну, давайте" — возможно, ко мне, поскольку как раз в этот момент он отворил дверь. Я бы много дал, чтобы знать это, но мы уже быстро шли по коридору, направляясь к одной из череды блестящих лакированных белых дверей. Он распахнул дверь, я переступил через порог, и он тут же закрыл ее за мной. Я очутился в узкой длинной комнате без окон. Над четырьмя стоявшими в помещении столами горели низко опущенные лампы, за столами работали средних лет офицеры. Из-за жары они были без кителей, которые висели на стульях. В рубашках с подвернутыми манжетами корпели они над кипами бумаг.
Один из них выпрямился и пристально посмотрел на меня черными, блестящими за стеклами очков глазами.
— Вы по какому делу?
Я подавил в себе прилив раздражения.
— Специальная миссия — по поручению командующего Кашебладе.
Я заблуждался, полагая, что офицеры при этих моих словах поднимут головы.
— Ваше имя? — задал мне вопрос тем же строгим голосом офицер в очках. У него были мускулистые руки спортсмена, покрытые загаром и замысловатой шифрованной татуировкой.
Я назвал свое имя. Почти в ту же секунду он надавил на клавишу маленькой машинки, стоявшей на его столе.
— Характер миссии?
— Специальная.
— Цель ее?
— Об этом я и должен узнать именно здесь.