По ступенькам декабря

Шесть лет они трудились в одной упряжке, терпели противоположные характеры друг друга и считали доходы. Но судьба нанесла страшный удар – Григорий Зубарев отравился какой-то гадостью за границей, долго лечился уже на родине, да так и не выкарабкался… Доля перешла к его сыну Андрею, который мало интересовался импортом и экспортом, прибылями и убытками, зато все свое время посвящал молекулярной биологии. Попытки Воробьева привлечь парня к руководству пропали даром, и пришлось Глебу Сергеевичу тянуть воз одному. Со временем он привык, но изредка поддевал Андрея: то в шутку, то с обидой, а то автоматически, без всяких надежд и пожеланий.

Несмотря на разницу в возрасте (а тринадцать лет – немало), между ними сразу сложились легкие отношения, инициатором которых был Воробьев. Он терпеть не мог занудных «вы», длинных «с уважением», непонятных «если» и упрощал все, что только можно упростить, когда дело касалось близких людей. И получалось это естественно, и сопротивление всегда оказывалось бесполезным.

Андрей эту дружбу подхватил, но в дуэте занял скромное место наблюдателя. Иногда, после «пацанских» историй Воробьева, он с иронией задавался вопросом, а кто из них в действительности старше? Глебу Сергеевичу по отношению к жизни его сорок семь лет можно было дать с бо-о-ольшой натяжкой.

Последние два года они виделись редко – Андрея постоянно приглашали читать лекции, и он не отказывался, приобретая по возможности в других городах и странах дополнительный опыт. Но и домой тянуло, и здесь его ждали не менее важные дела: с середины января его команда начинала работать над новой темой, что по значимости перекрывало все остальное.

– Бросаю пить, бросаю пить, – как заклинание, свято веря в каждое слово, произнес Воробьев. – И когда только лекарство от похмелья придумают? Не фигню, а нормальное? Не в каменном веке живем! Кстати, твоя биология на нужные позарез лекарственные препараты не распространяется?

– Нет.

– Жаль… человечество, между прочим, страдает…

– А это что такое? – Андрей, оторвавшись от карты с флажками, прогулялся к окну и остановился около кресла, на котором лежал бело-красный тюк.

– Одежда Деда Мороза… – ответил Глеб Сергеевич. Откинулся на мягкую спинку дивана и заложил руки за голову. – И не смотри на меня так, я еще с ума не сошел… Рекламу к Новому году снимали, вот барахло и осталось, валяется с неделю, а Натаха не убирает… Некуда, говорит. Хочешь, тебе костюмчик подарю? – Он улыбнулся до ушей и не без гордости добавил: – А Наташка у меня хорошая… воспитывает меня даже.

Андрей машинально развернул тюк, взял шубу– халат, отделанную искусственным мехом, встряхнул ее и надел.

– Великовато, – прокомментировал он, точно и впрямь собирался часто носить.

– Конечно, велико. К костюмчику живот накладной прилагался, но где он, понятия не имею! Мне бы он сейчас пригодился вместо подушки… А ты бороду надень, шапку и в бухгалтерию сходи, там тебе быстро Снегурочку подберут или какую-нибудь тетушку Метелицу. – Воробьев засмеялся и тут же осекся, по-прежнему томимый похмельем. – Не проходит башка, хоть ты тресни, – недовольно буркнул он.

Андрей для завершения образа надел бороду, шапку, украшенную не только мехом, но и блестками, точно ее припорошил снег, и удобно развалился в кресле. Костюм приятно пах гримом, театром, и расставаться с ним пока не хотелось.

Дверь распахнулась неожиданно резко, и на пороге появилась стройная девушка в узких джинсах и голубой рубашке свободного покроя, застегнутой на пару пуговиц и завязанной на талии узлом. Удивительные, длинные, медно-красные волосы, постриженные ступеньками, взбитые на макушке, сразу бросались в глаза и на секунду отвлекали от лица. Но лишь на секунду.

Рядом с ней стоял щуплый парень в черных брюках и бежевом свитере. Ровная челка и очки на носу делали его похожим на отличника, день и ночь грызущего гранит науки.

Девушка быстро зашла в кабинет, стрельнула взглядом в сторону Андрея и, не найдя ничего примечательного в его персоне, поздоровалась по очереди со всеми:

– Привет, папа. Здравствуй, Дедушка Мороз.

– Моя дочь – Алевтина Глебовна, – со вздохом представил Воробьев и добавил: – Ну, ты ее, наверное, помнишь…

– Добрый день, – произнес Андрей, вежливо поднимаясь с кресла.

После слов отца Алька проявила заинтересованность, сделала шаг к гостю и наклонила голову набок, он в ответ, желая облегчить опознание, опустил бороду.

Их встречи можно было пересчитать по пальцам – раз, два, три, четыре, пять. Они всегда виделись мельком и никогда не разговаривали друг с другом наедине, вдали от суеты. Она ему запомнилась светленькой девочкой, несущейся мимо с булкой в руках. Ей было пятнадцать, шестнадцать, семнадцать? Где та черта, тот год, когда обыкновенные девчонки вдруг становятся красивыми девушками? Кто бы знал… От прежней Алевтины Воробьевой остались только несколько заметных конопушек на переносице и зеленые глаза. Наверное, ей чуть больше двадцати, а ему уже тридцать четыре. Узнал бы он ее на улице? Вряд ли.

– Зубарев, – подсказал Глеб Сергеевич, и Алька кивнула, потеряв интерес. Нет, в данную минуту ей совершенно не до партнеров отца, она пришла по важному делу…

– Здравствуйте, – запоздало выдал «отличник», и внимание переключилось на него.

– Привет, – ухмыльнулся Воробьев, надеясь, что визит дочери и ее приятеля будет коротким.

– Это Костик, – громко произнесла Алька. – Мой будущий муж. Приглашаю вас на свадьбу, которая состоится в конце января!

– Совсем обалдела, что ли? – непедагогично выдал Глеб Сергеевич, и сразу почувствовал пушечный выстрел в затылке. – Ты где его нашла?

Андрей вновь надел бороду и вернулся в кресло: в дела семейные он вмешиваться не собирался, тем более что приблизительно представлял, как далеко Воробьев пошлет сейчас молодого человека по имени Костя и… Нет, реакция Али пока оставалась загадкой. Впечатления послушной, кроткой дочери она не производила.

– Я у вас уже давно менеджером работаю, – без тени обиды заступился за себя жених. – И так как мы с Алевтиной любим друг друга и наши отношения серьезны, я сделал ей предложение.

– Ты не рад, папа? – наигранно изумилась Аля. – А почему?

Ни разу до этого дня Глеб Сергеевич не задумывался о том, что у него может появиться зять, то есть он вообще никогда не отягощал себя мыслями о личной жизни дочери. Но если бы ему пришлось напрячь воображение, помечтать, то картина получилась бы следующая: Аля выходит замуж за состоявшегося обеспеченного бизнесмена не моложе сорока лет, с которым он, Воробьев, отлично ладит, компанейски пьет пиво после футбольных матчей и имеет огромное количество общих тем для деловых разговоров. И, пожалуй, пусть новый родственник еще положительно относится к бильярду и неровно дышит при виде скоростных спортивных машин, а интерес к женщинам – это лишнее, потому как зять.

– Браку не бывать, – категорично ответил Воробьев, считая происходящее абсолютным бредом. – Родительского благословения я тебе не даю.

– Папа, – улыбнулась Алька до ушей, – я совершеннолетняя и, если захочу, выйду замуж хоть за Деда Мороза.

– Я вашу дочь люблю, – встрял Костик, – и сделаю ее счастливой.

– После дождичка в четверг, – выстрелил Воробьев, махнул в сторону двери и добавил: – Все, аудиенция закончена, марш работать, я сегодня плохо себя чувствую и глупости выслушивать не намерен.

– Да, мы пойдем работать, – согласилась Алька, проигнорировав выпад отца. – Я предполагала, что ты будешь против, и хочу подчеркнуть: моя свадьба – вопрос решенный. Я очень счастлива.

Ее глаза сверкнули, и Андрей попытался определить природу этого блеска. Действительно так сильно влюблена? И никакие преграды даже настроения не испортят? Или Алевтина Воробьева стойкий оловянный солдатик?

– Мы с тобой дома поговорим! – гаркнул Глеб Сергеевич, повернулся к менеджеру Косте и особым мягким голосом, как будто перед ним стоял пятилетний мальчик, произнес: – До свидания, молодой человек, идите и занимайтесь сбытом стирального порошка, а то продажи падают, а мне очень не хочется наказывать виновного…