Страница 83 из 501
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ЛУКИ ДЕЛЛА РОББИА ФЛОРЕНТИЙСКОГО СКУЛЬПТОРА
Родился Лука делла Роббиа, флорентийский скульптор, в 1388 году в доме своих предков, что под церковью Санта Барнаба во Флоренции; дома же его подобающим образом воспитывали, пока он не научился не только читать и писать, но по обычаю большинства флорентинцев и считать, насколько это было ему необходимо. После чего он был отдан отцом в обучение ювелирному делу к Леонардо ди сер Джованни, почитавшемуся тогда во Флоренции лучшим мастером этого искусства. У него и научился Лука рисовать и лепить из воска и, собравшись с духом, попробовал сделать несколько вещей из мрамора и бронзы, которые настолько хорошо ему удались, что, совершенно оставив ювелирное дело, он отдался скульптуре и уже ничего другого не делал, весь день работая резцом и рисуя по ночам. И делал он это с таким старанием, что, нередко чувствуя ночью, что у него застыли ноги, он, чтобы не отходить от рисунка, согревал их, засунув в корзину со стружками, то есть отходами, которые остаются у плотников, когда они строгают доску рубанком. Впрочем, я не дивлюсь этому нисколько, ибо никто никогда ни в одном занятии не достигал превосходства, не научившись с самого детства переносить и жару, и холод, и голод, и жажду, и другие лишения, и потому сильно обманывают себя те, которые думают, что смогут достичь почетных степеней без всяких забот и со всеми жизненными удобствами, ибо достигается это не во сне, а наяву и в упорном труде.
Едва исполнилось Луке пятнадцать лет, как он вместе с другими молодыми скульпторами был направлен в Римини, чтобы сделать из мрамора несколько фигур и других украшений для Сиджизмондо ди Пандольфо Малатесты, синьора этого города, который тогда в церкви Сан Франческо повелел воздвигнуть капеллу, а для покойной супруги своей гробницу. В работе этой Лука явил достойный образец своего умения в нескольких барельефах, которые можно видеть там и ныне.
Затем он был отозван попечителями Санта Мариа дель Фьоре обратно во Флоренцию, где сделал для кампанилы этой церкви пять небольших мраморных историй, которых недоставало, но которые были предусмотрены в проекте Джотто. Эти истории расположены со стороны, обращенной к церкви, рядом с изображениями наук и искусств, которые ранее, как уже говорилось, были сделаны Андреа Пизано. На первой Лука изобразил Доната, преподающего грамматику, на второй – Платона и Аристотеля, олицетворяющих собою философию, на третьей – фигуру человека, играющего на лютне и олицетворяющего музыку, на четвертой – Птолемея – астрологию, на пятой – Эвклида – геометрию. Истории эти тщательностью отделки, изяществом и рисунком далеко превосходят обе истории Джотто, у которого, как говорилось, на одной пишущий картину Апеллес представляет живопись, а на другой работающий резцом Фидий – скульптуру. Вследствие чего названные попечители, принимая во внимание заслуги Луки, а кроме того, и по настояниям мессера Виери деи Медичи, видного гражданина, пользовавшегося в то время большой популярностью и очень любившего Луку, заказали последнему в 1403 году мраморное обрамление для огромнейшего органа, который изготовлялся тогда попечительством и должен был стоять над дверями ризницы названного храма. На цоколе этого произведения Лука поместил несколько историй с изображением хора музыкантов, поющих на разные лады, и вложил в эту вещь столько труда, и она так хорошо ему удалась, что, хотя она и расположена на высоте шестнадцати локтей от земли, можно различить, как напрягается горло певцов, как управляющие музыкой ударяют мальчиков в такт по плечу, словом, различные виды звука, пения, пляса и других удовольствий, предоставляемых приятностью музыки. Над карнизом этого обрамления Лука поставил, кроме того, две металлические позолоченные фигуры, а именно двух обнаженных ангелов, отделанных весьма тщательно, как и вся работа, которая считалась произведением исключительным. Впрочем, Донателло, сделавший позднее обрамление другого органа, расположенного напротив, завершил свою работу с гораздо большим вкусом и мастерством, чем Лука, как об этом будет сказано на своем месте, ибо почти всю свою работу он выполнил как бы начерно, без окончательной отделки, чтобы издали она была видна гораздо лучше, чем видна работа Луки, и так оно и получилось, ибо последняя хотя и выполнена с хорошим рисунком и тщательностью, но настолько гладкая и отделанная, что издали глаз ее как бы теряет и плохо различает не в пример скульптуре Донато, которая, однако, кажется не более как наброском. На это обстоятельство художникам следует обратить большое внимание, ибо опыт учит, что все произведения, рассматриваемые издали, будь это живопись, скульптура или что-либо подобное, обладают большими силой и мощью, когда они представляют собой хороший набросок, чем когда они закончены. И, помимо того, что такое впечатление получается благодаря далекому расстоянию, нам кажется также, что в набросках, возникающих внезапно, в творческом порыве, часто уже в нескольких штрихах выражается замысел художника и что, наоборот, усилие и излишняя тщательность лишают порой и мощи, и мастерства тех, кто никак не может отнять рук от выполняемой работы. Тот же, кто знает, что изобразительные искусства, и не только живопись, сходны с поэзией, знает и то, что, подобно тому, как стихи, продиктованные поэтическим порывом, правдивы и хороши и лучше, чем вымученные, так и произведения выдающихся мастеров в искусствах рисунка бывают лучше, когда они выполнены сразу силой порыва, чем когда над ними постепенно корпят с трудом и мучениями, и тот, кто с самого начала уже в идее имеет то, что он хочет осуществить, а иметь это необходимо, тот всегда решительно и с большей легкостью продвигается к совершенству. Однако, так как не все таланты на один лад, встречаются, хотя и редко, и такие, которые делают хорошо лишь не торопясь. И, не говоря о живописцах, рассказывают, что среди поэтов почтеннейший и ученейший Бембо бился порой над одним сонетом по нескольку месяцев, а то и по нескольку лет, если только можно верить тем, кто утверждает это, и потому неудивительно, что подчас это случается кое с кем из мастеров и наших искусств. Но, как правило, в большинстве случаев бывает наоборот, как о том говорилось выше, хотя толпе больше нравится некое внешнее и видимое изящество (отсутствующее в вещах существенных, даже тогда, когда они скрыты под покровом тщательного исполнения), чем хорошее, выполненное с рассудительностью и со вкусом, но не столь заглаженное и вылощенное снаружи. Вернемся, однако, к Луке. Закончив названную работу, которая очень понравилась, он получил заказ на бронзовую дверь упомянутой ризницы и разделил ее на десять филенок, а именно по пяти на каждой половине, поместив по углам обрамления каждой из них по человеческой голове, причем повсюду головы были разные, то молодые, то старые, то средних лет, одни бородатые, другие бритые, в общем же каждая по-разному и в своем роде прекрасна, так что все полотно этой двери получилось весьма нарядным. В историях же каждой филенки с отменным изяществом он изобразил, начиная сверху. Мадонну с младенцем на руках, а с другой стороны Иисуса Христа, восстающего из гроба. Под ними же в каждой из первых четырех филенок он поместил по фигуре евангелиста, а под ними четырех отцов церкви, пишущих в разных положениях. И вся эта работа отделана так чисто и четко, что прямо чудо, и свидетельствует о том, что занятия ювелирным делом оказали Луке немалую помощь. Но, когда он после этих работ подсчитал, сколько за них выручил и сколько потратил времени, он понял, что получил ничтожнейший заработок за огромнейшие труды, и решил оставить и мрамор, и бронзу и поискать другую, более плодотворную работу. Обратив же внимание на то, что глина обрабатывалась легко и без большого труда, и не хватало только найти способ, при котором работы, из нее изготовленные, могли бы сохранять продолжительное время, он начал размышлять, пока не нашел способ защитить их от повреждений временем, и, проведя много испытаний, он обнаружил, что если покрывать их сверху глазурью, составленной из олова, глины, антимония и других минералов и смесей, прокаленных на огне в особой печи, то действие будет отличнейшее, и глиняные изделия сделаются чуть ли не вечными. За этот способ работы он, как изобретатель, удостоился величайшей славы, и все грядущие века будут ему за это обязаны.