Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 77 из 501

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ТАДДЕО БАРТОЛИ СИЕНСКОГО ЖИВОПИСЦА

Те художники, которые стяжали себе славу на поприще живописи, заслуживают того, чтобы произведения их находились не в темном и непочетном месте, где их будут порицать те, кто все равно не поймет их, где бы они ни были, но там, где благородство самого места, освещение и видимость позволяют на них смотреть и их разглядывать. Так это было и есть и поныне в капелле, выполненной как общественное поручение сиенским живописцем Таддео Бартоли в палаццо Синьории в Сиене. Таддео же этот родился от Бартоло, сына мастера Фреди, посредственного живописца своего времени, расписавшего в приходской церкви в Сан Джиминьяно по левую руку при входе целую стену историями из Ветхого Завета; на работе этой, по правде сказать не очень хорошей, в середине еще можно прочитать следующую надпись: A

Возвратимся, однако, к Таддео: как уже говорилось, в родном его городе ему была поручена капелла палаццо Синьории, как лучшему мастеру того времени, и она была расписана им с такой тщательностью, и так почитаема из-за ее местоположения, и так высоко оценена Синьорией, что от этого сильно умножилась и слава, и известность Таддео, почему после этого он не только расписал много досок у себя на родине к великой своей чести и величайшей выгоде, но и был приглашен с великими милостями властителем Падуи Франческо да Каррара, куда он и поехал с разрешения сиенской Синьории, дабы выполнить кое-что в благороднейшем этом городе, и там, главным образом в Арене и в Санто, он расписал несколько досок и других вещей с тщательностью великой, к большой своей чести и удовлетворению названного синьора и всего города. По возвращении в Тоскану он расписал в Сан Джиминьяно доску темперой, напоминающую по манере Уголино, сиенца, и находящуюся ныне за главным алтарем приходской церкви лицом к хору причта.

Затем он отправился в Сиену, но пробыл там недолго, ибо одним из Ланфранки, попечителем собора, он был приглашен в Пизу и, переехав туда, с большой тщательностью написал в капелле Благовещения фреску с Мадонной, поднимающейся по ступеням храма, где наверху встречает ее священник в торжественном облачении; в лице этого священника он изобразил названного попечителя, а рядом с ним себя самого. По завершении этой работы тот же попечитель заказал ему написать на Кампо Санто, над капеллой, Мадонну, венчаемую Иисусом Христом, со многими ангелами, которых он изобразил в прекраснейших положениях и с отменным колоритом. Равным образом изобразил Таддео для капеллы сакристии Сан Франческо в Пизе на доске, написанной темперой, Мадонну с несколькими святыми, поставив там свое имя и год, когда это было написано, а именно 1394. Приблизительно в то же время он выполнил несколько досок темперой в Вольтерре, а в Монте Оливето также доску, а на стене фреской – ад, где следовал замыслу Данте в отношении распределения грешников и вида наказаний, что же касается места действия, он или не сумел, или не смог, или же не хотел подражать ему. Он также послал в Ареццо один образ, тот, что ныне находится в Сант Агостино, и на нем изобразил папу Григория XI, того самого, который вернулся в Италию после того, как двор его пробыл столько десятилетий во Франции. После этого он возвратился в Сиену, но оставался там недолго, ибо был приглашен в Перуджу для работ в церкви Сан Доменико, где в капелле св. Екатерины написал фреской житие этой святой, а в Сан Франческо возле двери сакристии – несколько фигур, которые, хотя ныне их трудно рассмотреть, признаются за работу Таддео, ибо он всегда придерживался одной манеры.

Вскоре после этого последовала смерть Бирольдо, властителя Перуджи, убитого в 1398 году, и Таддео возвратился в Сиену, где он работал беспрерывно и так прилежал изучению искусства, дабы стать выдающимся человеком, что если он и не достиг своей цели, то это произошло, без сомнения, не из-за ошибок или небрежности, допущенных им в работе, а скорее из-за постоянного недомогания от застойной болезни, которая погубила его, так что он не смог полностью удовлетворить свое желание. Скончался Таддео пятидесяти девяти лет, обучив искусству своего племянника по имени Доменико; работал же он приблизительно около 1410 года Рождества спасения нашего. Итак, как уже сказано, остался после него Доменико Бартоли, его племянник и ученик, который, занимаясь искусством живописи, писал с большим и лучшим опытом, и в историях, им выполненных, обнаружил большую плодовитость и большее разнообразие, чем это делал его дядя. В помещении для паломников большой сиенской больницы находятся две большие истории, которые Доменико написал фреской и в которых перспективы и другие украшения составлены с большой изобретательностью. Говорят, что Доменико был скромен и приятен и отличался исключительной любезностью и учтивостью, что доставило его имени не меньше чести, чем само искусство живописи. Работал он около 1436 года от Рождества Господа нашего и к последним его произведениям относятся доска с Благовещением в Санта Тринита во Флоренции и доска главного алтаря в церкви Кармине.





В то время и почти в той же манере работал Альваро ди Пьетро, португалец, отличавшийся, однако, более светлым колоритом и приземистыми фигурами; в Вольтерре он написал несколько досок, одну в Сант Антонио в Пизе, а в других местах еще несколько других, о которых нет надобности вспоминать подробнее, ибо большим превосходством они не отличаются. В нашей Книге есть лист, на котором Таддео весьма искусно нарисовал Христа, двух ангелов и прочее.

ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ЛОРЕНЦО ДИ БИЧЧИ ФЛОРЕНТИЙСКОГО ЖИВОПИСЦА

Когда мужи, обладающие превосходством в каком-либо почтенном занятии, совмещают доблесть в работе с любезностью нравов и благовоспитанностью, а в особенности с учтивостью, оказывая услуги быстро и охотно всякому, кому их работа понадобится, они безошибочно достигают с великой для себя похвалой и пользой всего, чего только в этом мире в известной мере и пожелать возможно. Так поступал и Лоренцо ди Биччи, флорентийский живописец, родившийся во Флоренции в 1400 году, когда Италия только еще начала страдать от войн, которые вскоре довели ее до плачевного состояния; молва о нем чуть ли не с детства была самая лучшая, ибо отец воспитал в нем благонравие, а от живописца Спинелло научился он искусству живописи и слыл постоянно не только превосходным живописцем, но и достойным мужем, учтивейшим и уважаемым. И когда Лоренцо, еще совсем молодым, выполнил для упражнения несколько фресок во Флоренции и за ее пределами, его хорошую манеру заметил Джованни ди Биччи деи Медичи и поручил ему в зале старого дома Медичи (перешедшего позднее, когда был построен большой дворец, к Лоренцо, единокровному брату Козимо Старшего) написать всех тех знаменитых мужей, коих и теперь там можно видеть в весьма хорошей сохранности. Закончив эту работу, Лоренцо ди Биччи пожелал, подобно тому, как и теперь еще поступают врачи, производящие опыты в своем искусстве на шкуре бедняков из деревни, поупражняться, изучая живопись, там, где вещи рассматриваются не столь внимательно, и потому некоторое время он брался за все работы, какие только попадались ему в руки: и вот за Фрианскими воротами, на Понте Скандиччи, он расписал табернакль, манеру которого можно видеть и ныне, а в Чербайе под портиком на стене написал весьма тщательно Мадонну с многочисленными святыми. Когда же затем род Мартини заключил с ним договор на одну из капелл в Сан Марко во Флоренции, он написал на стенах фреской много историй из жизни Мадонны, а на доске – ту же Деву среди многих святых и в той же самой церкви над капеллой Св. Иоанна Евангелиста семейства Ланди написал фреской архангела Рафаила и Товию. Позднее же, в 1418 году, для Риччардо, сына мессера Никколо Спинелли, он выполнил на наружной стене монастыря Санта Кроче, что на площади, в большой истории фреской св. Фому, осязающего раны Иисуса Христа, а рядом и кругом него всех остальных апостолов, благоговейно, стоя на коленях, наблюдающих эту сцену. Близ названной истории он выполнил равным образом фреской св. Христофора высотой в двенадцать с половиной локтей, что было вещью редкостной, ибо за исключением св. Христофора Буффальмакко не видано еще было такой большой фигуры и для большой вещи (хотя манера ее и не хороша) изображения более разумного и соразмерного во всех своих частях, не говоря уже о том, что эти живописные работы, и та, и другая, были выполнены с такой опытностью, что не потеряли нисколько живости красок и нигде не испорчены, хотя они многие годы и находятся на воздухе под действием дождей и бурь, ибо обращены на север. На расположенных же среди этих фигур дверях, именуемых Порта дель Мартелло, тот же Лоренцо по заказу названного Риччардо и настоятеля монастыря выполнил Распятие со многими фигурами, кругом по стенам – утверждение папой Гонорием устава св. Франциска, а рядом мученичество нескольких братьев этого ордена, отправившихся проповедовать веру к сарацинам. На арках и сводах он выполнил портреты нескольких французских королей, братьев и почитателей св. Франциска, а также многих ученых мужей того же ордена, отмеченных саном, а именно епископов, кардиналов и пап; среди них в двух тондо на сводах он написал портреты пап Николая IV и Александра V. И хотя одеяния всех этих фигур Лоренцо сделал серыми, тем не менее он разнообразил их благодаря хорошему опыту, приобретенному им в работе, таким образом, что все они не похожи друг на друга: одни скорее красноватые, другие голубоватые, одни темнее, другие светлее, в общем же все они различны и достойны внимания, и, более того, выполнял он эту работу, как говорит, с такой легкостью и быстротой, что, когда однажды его позвал настоятель, кормивший его обедом, а он только что сделал грунт для одной из фигур и принялся за нее, он ответил: «Ставьте миски, а я напишу вот эту фигуру и приду». Потому-то с большим правом и говорили, что Лоренцо обладал такой ловкостью руки, таким знанием красок и такой решительностью, что никто другой его в этом никогда не превосходил.