Страница 63 из 501
Нос uno did poterat Florentia felix
Vivente. at carta est non potuisse mon.
(Счастливая Флоренция могла сказать ему при жизни уверена, что умереть ты не можешь).
В рисунке Таддео весьма смел, как это можно видеть в нашей Книге, где его рукой изображена история, выполненная им в капелле Св. Андрея в Санта Кроче во Флоренции.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АНДРЕА ДИ ЧОНЕ ОРКАНЬИ ФЛОРЕНТИЙСКОГО ЖИВОПИСЦА, СКУЛЬПТОРА И АРХИТЕКТОРА
В редких случаях талант, превосходный в одном деле, не может с легкостью научиться и чему-либо другому и главным образом тому, что с его первым делом сходно и как бы проистекает из одного и того же источника; так было и с флорентинцем Орканьей, который, как будет сказано ниже, был живописцем, скульптором, архитектором и поэтом.
Родился он во Флоренции и с детства еще начал заниматься скульптурой под руководством Андреа Пизано, продолжая работать несколько лет; но затем, желая обогатить себя обилием замыслов, чтобы красиво компоновать истории, он отдался изучению рисунка с таким рвением, чтобы, опираясь на помощь собственной натуры, овладеть им всесторонне. А так как одна вещь влечет за собой другую, он, испытав себя в живописи красками, темперой и фреской, настолько в этом преуспел при помощи своего брата Бернардо Орканьи, что Бернардо этот принял его работать вместе с собой над житием Богоматери в Санта Мариа Новелла, в большой капелле, принадлежавшей тогда семейству Риччи. Работа эта, будучи законченной, почиталась весьма прекрасной, однако по нерадивости тех, кто позднее должен был о ней заботиться, не прошло и многих лет, как из-за порчи крыш она была повреждена водой и потому и приведена в ее нынешнее состояние, как об этом будет сказано в своем месте; пока же достаточно сказать, что Доменико Грилландайо, переписавший ее, сильно воспользовался замыслами Орканьи. Последний же выполнил в той же церкви также фреской и вместе с братом своим Бернардом капеллу Строцци, неподалеку от дверей сакристии и колоколов. В капелле этой, куда можно подняться по каменной лестнице, он написал на одной стене Райскую славу со всеми святыми в разнообразных одеяниях и прическах тех времен. На другой стене он изобразил ад со рвами, кругами и другими вещами, описанными Данте, в творениях которого Андреа был весьма сведущим. В церкви сервитов, в том же городе, он расписал, также совместно с Бернардо, фреской капеллу семейства Креши, а в Сан Пьер Маджоре написал на очень большой доске Венчание Богоматери, а также одну доску и в Сан Ромео, возле боковых дверей. Равным образом он и Бернардо, брат его, совместно расписали фреской наружную стену в Сант Аполлинаре с такой тщательностью, что краски удивительнейшим образом сохранились в этом открытом месте яркими и красивыми.
Побуждаемые славой этих работ Орканьи, очень восхвалявшихся, тогдашние правители Пизы пригласили его расписать на Кампо Санто этого города кусок стены, как это раньше делали Джотто и Буффальмакко. Приступив к этому, Андреа написал Страшный суд с разными фантазиями по своему усмотрению на стене, обращенной к собору, возле Страстей Христовых, выполненных Буффальмакко. Там, в углу, выполняя первую историю, он изобразил в ней мирских властителей всех степеней, поглощенных удовольствиями этого света; он рассадил их на цветущем лугу и в тени многочисленных апельсинных деревьев, образующих приятнейшую рощу, а над ветвями несколько амуров порхают вокруг них и около многочисленных молодых женщин, написанных, как видно, с натуры и с благородных женщин и синьор тех времен, узнать коих по отдаленности времени нельзя. Они собираются пронзить стрелами их сердца; рядом же молодые люди и синьоры слушают музыку и смотрят на любовные танцы юношей и девушек, нежно наслаждающихся своей любовью. Среди этих синьоров Орканья изобразил Каструччо, луккского синьора, юношу прекраснейшей наружности, с головой, завернутой в голубой капюшон, и с соколом на кулаке, а возле него других неизвестных синьоров того времени. В общем в этой первой части он изобразил с большой тщательностью и изящнейшим образом, насколько это позволяло место и соответственно с требованиями искусства, все мирские утехи. С другой стороны, в той же истории он изобразил на высокой горе жизнь тех, кто, влекомые раскаянием в грехах и желанием спастись, бежали от мира на эту гору, переполненную святыми отшельниками, служащими Господу, занимаясь разными делами с живейшими чувствами. Иные читают и молятся, всецело предаваясь созерцательной жизни, другие же работают, чтобы добыть средства к существованию, разнообразно проявляя себя в жизни деятельной. Там мы видим в числе других отшельника, который доит козу, и более подвижную и живую фигуру изобразить невозможно. Затем, ниже, св. Макарий показывает трем королям, которые едут со своими дамами и свитой на охоту, человеческую ничтожность в образе трех мертвых, но не совсем еще сгнивших королей, лежащих в гробницах; их внимательно разглядывают живые короли с разнообразными прекрасными движениями, полными изумления, и, кажется, будто они, жалея самих себя, размышляют о том, что им суждено скоро уподобиться тем. В одном из этих трех королей, едущих на конях, Андреа изобразил Угуччоне делла Фаджуола, аретинца, в фигуре, которая отворачивается, зажимая нос, дабы не слышать зловония мертвых и гниющих королей. В середине этой истории находится Смерть, летящая по воздуху в черном одеянии и указующая на то, что косой своей пресекла жизнь многим, жившим на земле в любом состоянии и положении: бедным, богатым, калекам, здоровым, молодым, старым, мужчинам, женщинам, в общем же бесчисленному множеству всех возрастов и обоего пола. А так как Орканья знал, что пизанцам понравилась выдумка Буффальмакко, который заставил говорить фигуры Бруно в Сан Паоло ди Рипа д'Арно, изобразив выходящие изо рта буквы, он всю свою эту работу заполнил подобными же надписями, большая часть коих повреждена временем и стала непонятной. Так, нескольких больных стариков он заставляет говорить:
Мы радостей земных навек лишились!
О смерть, ты всех недугов облегченье;
Последнее пошли нам утешенье .
Далее следуют непонятные слова и стихи, сочиненные в том же старинном духе, как и приведенные выше, самим Орканьей, который занимался поэзией и писал кое-какие сонеты. Вокруг этих мертвых тел изображены дьяволы, извлекающие у них из уст их души и относящие их к неким колодцам, полным пламени и вырытым на вершине высочайшей горы. Насупротив находятся ангелы, которые подобным же образом вынимают души из уст добрых покойников и летят с ними в рай. На этой истории есть несомая двумя ангелами большая надпись со следующими словами:
Не защитят здесь никакие латы -
Ученый, храбрый, знатный и богатый,
Никто ударов смерти не снесет.
Еще несколько слов читаются плохо. Внизу затем в обрамлении этой истории расположены девять ангелов, несущих соответственные надписи с изречениями на народном и латинском языках; они помещены снизу, ибо наверху портили бы историю, а не поместить их на своем произведении автору казалось недопустимым, ибо он считал их весьма удачными, и они, вероятно, соответствовали вкусам времени. Мы большую их часть пропускаем, дабы не наскучить подобными неуместными и малоприятными вещами, не говоря о том, что большинство этих изречений стерты, а все же остальные более чем несовершенны. Работая после этих вещей над Страшным судом, Орканья поместил Иисуса Христа наверху под облаками, среди двенадцати его апостолов, где Он судит живых и мертвых; своим прекрасным искусством он с большой живостью показал, с одной стороны, скорбные переживания осужденных, плачущих и влекомых яростными демонами в ад, с другой же – радость и ликование праведных, коих сонм ангелов, ведомых архангелом Михаилом, торжественно сопровождает, как избранников, одесную к блаженным. И поистине жаль, что из-за отсутствия описаний в таком множестве мужей, облеченных в тоги, кавалеров и других синьоров, там изображенных и написанных, очевидно, с натуры, лишь очень немногие известны нам по имени или кем они были; правда, говорят, что папа, которого мы там видим, Иннокентий IV, друг Манфреда.