Страница 494 из 501
XLI. Итак, в одной из них изображены наиболее примечательные поступки названного Козимо Старшего и наиболее свойственные ему добродетели, а также лучшие его друзья и слуги и портреты его сыновей, все до одного написанные с натуры. Словом, таковы комнаты: Лоренцо Старшего, его сына папы Льва, папы Климента, синьора Джованни, отца великого герцога, и, наконец, комната самого синьора герцога Козимо. В капелле – прекраснейшая и большая картина руки Рафаэля Урбинского, а по сторонам ее – написанные мною святые Козьма и Дамиан, которым посвящена эта капелла.
Точно так же и в верхних комнатах (их всего четыре), расписанных для синьоры герцогини Элеоноры, изображены деяния знаменитых женщин – греческих, европейских, латинских и тосканских, по одной в каждой комнате. А так как обо всем этом было бы слишком долго рассказывать, то я, помимо того, что сказано в другом месте, пространно сообщу в Диалоге, который скоро будет нами выпущен в свет. За все эти мои старания, правда упорные, трудные и огромные, я был всемерно и с лихвою вознагражден щедрым великодушием столь великого герцога, который, помимо содержания, пожаловал мне подарки и достойные и удобные дома как во Флоренции, так и в деревне, чтобы тем вольготней мне было у него служить; кроме того, на моей родине, в Ареццо, он почтил меня присуждением мне высшей магистратуры знаменосца, а также и других должностей с правом их замещения другими гражданами этого города, не говоря о том, что он брату моему, серу Пьеро, предоставил во Флоренции доходные должности, а моим родным в Ареццо всегда оказывал исключительные милости. Вот почему, памятуя о бесчисленных проявлениях его любви к моей особе, я никогда не премину признаваться в том, чем я обязан этому синьору.
XLII. Возвращаясь же к своим произведениям, я должен сказать, что этот превосходительнейший синьор решил осуществить один свой давнишний замысел – расписать Большую залу, – замысел, достойный величия и глубины его духа. Я так и не знаю, подтрунивал ли он надо мною, когда он мне это говорил (думаю, что да, так как он был твердо уверен, что я откажусь), но что он еще при жизни дождется завершения этой росписи, или же у него были другие тайные мысли и мудрейшие соображения – а таковы были все его соображения, – словом, получилось так, что он мне поручил поднять ферму и кровлю на тринадцать локтей выше прежнего, заказать деревянный потолок, его позолотить и сплошь расписать историями, выполненными масляной краской, – задача величайшая, ответственнейшая и превышавшая если не мою смелость, то, во всяком случае, мои силы. Тем не менее, то ли оттого, что доверие этого синьора или его удачливость, во всем ему сопутствовавшая, заставили меня превзойти самого себя, то ли оттого, что заманчивость и своевременность столь прекрасной задачи значительно мне ее облегчили, то ли, наконец (и это я должен был предпослать всему остальному), Господня благодать даровала мне нужные для этого силы, – тем не менее я за эту работу взялся, и все видели, что вопреки ожиданию многих я ее завершил в срок значительно меньший не только мною обещанного и достойного этой задачи, но и того, на который когда-либо рассчитывал я и рассчитывал Его Светлейшее Превосходительство. Он, я уверен, был этим поражен и удовлетворен в высшей степени, так как это отвечало крайней необходимости и самому для него счастливому стечению обстоятельств. Дело в том, что (я хочу, чтобы читатель знал причину такой поспешности) герцогом было уже назначено время для совершения намечавшегося бракосочетания нашего светлейшего князя с дочерью покойного императора и сестрой ныне здравствующего, и потому я счел своим долгом приложить все свои усилия к тому, чтобы можно было получить удовольствие от той залы, которая была главным помещением дворца и в которой должны были происходить все самые важные церемонии. А теперь я предоставляю каждому, кто это видел, будь он причастен этому искусству или нет, вообразить себе количество и разнообразие того, что от меня требовало столь потрясающее и значительное событие, и простить меня, если я при этой спешке оказался не на высоте, изображая столько разных наземных и морских сражений, осажденных городов, орудийных батарей, нападений, стычек, построек городов, государственных совещаний, древних и новых обрядов и множества других вещей, которые, помимо всего прочего, требовали очень много времени для изготовления эскизов, рисунков и картонов. Я уж не говорю об обнаженных телах, в которых и заключается совершенство наших искусств, ни о пейзажах, в которых совершались изображенные мною события и которые я все до одного должен был написать с натуры и на месте; к тому же я изобразил многих полководцев, генералов, солдат и других начальников, участвовавших в походах, мною написанных. Словом, я смело могу утверждать, что я имел возможность изобразить на этом плафоне без малого все то, что человек может помыслить или себе представить: всевозможные тела, лица, одежды, наряды, шлемы, каски, панцири, головные уборы, лошади, сбруи, попоны, все виды артиллерийских орудий, корабли, дожди, снегопады и столько всего другого, что я и не припомню. Но всякий, кто посмотрит на эту работу, легко может себе представить, сколько труда и бессонных ночей я потратил на то, чтобы с величайшим доступным мне старанием написать чуть ли не сорок больших историй, а некоторые из них на квадратных подрамниках в десять локтей, причем с огромнейшими фигурами и во всех возможных манерах. Правда, некоторые из моих молодых учеников мне помогали, но пользу от этого я получал лишь изредка, чаще же всего никакой. Действительно, они прекрасно знают, что мне иной раз приходилось переделывать каждую мелочь и сплошь переписывать всю картину, чтобы она была в одной манере. Итак, говорю я, истории эти были посвящены прошлому Флоренции от ее основания и до сегодняшнего дня, подначальным ей городам, ее победам над неприятелями, покорению других городов и, наконец, началу и концу войны с Пизой – на одной стороне, а на другой также началу и концу войны, но с Сиеной, на первую из которых от ее начала и до победного конца народное правительство потратило четырнадцать лет, в то время как герцог на вторую потратил четырнадцать месяцев. И все это, как мы увидим, – помимо того, что уже написано на плафоне, и того, что еще будет написано на стенах, которые имеют восемьдесят локтей в длину и двадцать в вышину и которые я в настоящее время расписываю фреской, чтобы иметь возможность впоследствии поговорить и о них в упомянутом выше Диалоге.
XLIII. Все это мне хотелось здесь сказать лишь для того, чтобы показать, с каким трудом мне приходилось и все еще приходится работать на поприще искусства и сколькими справедливыми доводами я мог бы себя оправдать, если бы я в чем-либо (полагаю, что во многом) перед ним провинился.
Добавлю к тому же, что примерно в это же самое время мне был заказан проект общего расположения всех триумфальных арок для представления его герцогу, а после утверждения проекта – осуществление большей части этих арок. Далее, мне тогда же было поручено следующее: завершение работ по вышеупомянутому обширнейшему убранству Флоренции по случаю бракосочетания светлейшего синьора князя; выполнение по моим рисункам десяти картин, вышиной в четырнадцать и шириной в одиннадцать локтей каждая с перспективным изображением всех площадей главных городов Тосканы, включая портреты их основателей и их гербы; окончание начатой Бандинелли отделки торцовой стены упоминавшейся залы; сооружение в другой зале сцены, которая была бы больше и богаче любой другой, кем-либо построенной, и, наконец, постройка главной дворцовой лестницы, ее вестибюля и двора с колоннами, в том виде, который все знают и о котором говорилось выше, включая пятнадцать картин, изображающих пятнадцать городов Империи и Тироля и написанных с натуры.
XLIV. Немалое время потратил я тогда же на продолжение начатого мною строительства лоджии и огромнейшего сооружения магистратов, выходящих на берег реки Арно. Ничего более трудного и более опасного, чем эта лоджия, мне еще не приходилось строить, так как своими фундаментами она стоит на реке и как бы в воздухе. Однако, помимо других Причин, она была необходима для того, чтобы привязать к ней (как это и было сделано) большой коридор, который через реку соединяет герцогский дворец с дворцом и садом семейства Питти. Этот коридор был по моему замыслу и проекту завершен в течение пяти месяцев, хотя можно было предполагать, что такую работу невозможно закончить меньше чем в пять лет.