Страница 447 из 501
Возвратимся же к похоронам, которые происходили не на следующий день после св. Иоанна, как было задумано раньше, а были отложены до четырнадцатого июля. Трое выборных (ибо Бенвенуто Челлини, которому с самого начала нездоровилось участия не принимал), назначив распорядителем скульптора Дзаноби Ластрикати, порешили устроить скорее нечто отличающееся выдумкой и достойное их искусства, чем пышное и требующее расходов. И в самом деле, ведь предстояло почтить (говорили выборные и распорядитель) такого человека, как Микеланджело, и людьми его же профессии, богатыми в большей степени талантами, чем большими состояниями, и потому надлежало делать это не с царской пышностью либо излишней суетностью, но с замыслами и творениями, полными ума и красоты, плодами знаний и умения наших художников, почитая искусство искусством. Посему, несмотря на то, что сиятельный синьор герцог обнадежил нас любыми деньгами, какие могут нам быть потребны, мы тем не менее должны твердо стоять на том, что ожидают от нас нечто скорее изобретательное и красивое по выдумке, чем богатое по своей дороговизне или же по великолепию пышного убранства. Однако в конце концов обнаружилось, что и великолепия не было лишено творчество рук упоминавшихся академиков и что воздаваемые почести были поистине не только великолепны, но и изобретательны и полны замыслов, прихотливых и достойных восхваления. Итак, в конце концов был установлен следующий порядок: в среднем нефе Сан Лоренцо, насупротив обеих боковых дверей, одна из которых ведет на улицу, а другая в монастырский двор, был воздвигнут, как предполагалось, четырехугольный катафалк, высотой в двадцать восемь локтей, с Славой наверху, длиной в одиннадцать и шириной в девять локтей; и вот на цоколе этого катафалка, поднятом над землей на два локтя, со стороны, обращенной к главным дверям церкви, были помещены две прекраснейшие лежащие фигуры рек, одна из которых изображала Арно, другая же Тибр. В руках у Арно был рог изобилия, полный цветов и плодов, чем обозначалось, что это плоды искусства города Флоренции, и их было столько и были они таковы, что они заполнили весь мир и в особенности Рим красотой своей необычайной. И лучше всего это было показано другой рекой, изображавшей, как сказано было, Тибр; в самом деле, протянутые ее руки полны были цветов и плодов, полученных из рога изобилия реки Арно, лежащей насупротив ее, рядом. Это должно было обозначать также и то, что, питаясь плодами Арно, Микеланджело прожил большую часть своих лет в Риме, где и создал чудеса, поражающие весь мир. Знаком Арно был лев, а Тибра – волчица с младенцами Ромулом и Ремом; оба колосса, необычайных размеров и красоты, сделаны были под мрамор. Одна из рек, а именно Тибр, была выполнена учеником Бандинелли, Джованни ди Бенедетто из Кастелло, другая – Баттистой ди Бенедетто, учеником Аммана; оба были юношами отменными и подававшими большие надежды. Над этим уровнем возвышалась стенка высотой в пять с половиной локтей, обрамленная внизу, наверху и по бокам карнизом и с площадью для четырех картин, на первой из которых со стороны рек, светотенью, как и все остальные росписи убранства, был изображен Великолепный Лоренцо Медичи-старший, встречающий в своем саду (о котором говорилось в другом месте) юного Микеланджело и уже просмотревшего некоторые образцы его таланта – первые цветы, предвещавшие плоды, обильно порожденные позднее живостью и величием его гения. Историю эту на названной картине написали имеющие прозвище Мирабелло и Джироламо дель Крочифиссайо, которые, будучи близкими друзьями и товарищами, взялись вдвоем за эту работу: в ней было показано, как названный Великолепный Лоренцо, изображенный в естественную величину, живо и с быстрыми движениями любезно принимает в своем саду юного и весьма почтительного Микеланджело и как, испытав его, он передает его нескольким художникам для обучения. На второй истории в том же ряду, но по направлению к боковой двери, выходящей наружу, был изображен папа Климент, который, вопреки ходившим в народе слухам о ссоре Его Святейшества с Микеланджело из-за осады Флоренции, не только его поддерживает и явно благоволит к нему, но и поручает ему работы в новой сакристии и библиотеке Сан Лоренцо; о том же, как божественно тот себя там проявил, уже говорилось выше. Итак, на картине этой, рукой фламандца Федериго, прозванного Падоано, весьма искусно и в нежнейшей манере изображен Микеланджело, показывающий папе план упомянутой сакристии, позади же него частично ангелочки, а частично другие фигуры держат модели библиотеки, сакристии и находящихся в ней ныне законченных статуй – все это расположено весьма удачно и с тщательностью выполнено. Третья картина, расположенная, как и другие, описанные в первом ярусе, была обращена в сторону главного алтаря и была заполнена большой латинской эпитафией, сочиненной ученейшим мессером Пьером Веттори и смысл которой, в переводе на язык флорентинцев, таков:
«Академия живописцев, ваятелей и зодчих, по милости и с помощью герцога Козимо деи Медичи, ее главы и верховного покровителя искусств сих, восхищаясь превосходным талантом Микеланджело Буонарроти и признавая благо, дарованное божественными его творениями, посвятила памятник сей, созданный ее руками и со всей сердечной признательностью превосходству и таланту живописца, ваятеля и зодчего, величайшего из всех существовавших».
Латинские же слова были таковы: «Collegium pictorum, statuariorum, architectorum, auspido opeque sibi prompta Cosmi ducis, auctoris suorum commodorum, suspiciens singularem virtutem Michaelis Angeli Bonarrotae, intelligensque quanto sibi auxilio semper fuerit praeclara ipsius opera, studuit se gratum erga ilium ostendere, summun omnium, qui unquam fuerint, P. S. A., ideoque monumentum hos suis manibus extruclum, magno animi ardore ipsius memoriae dedicavit».
Эпитафию эту поддерживали два ангелочка с заплаканными лицами, гасившие каждый по факелу и как бы скорбящие о том, что угас великий и редкостный. На следующей картине, обращенной к двери, ведущей в монастырский двор, было изображено, как Микеланджело во время осады Флоренции создает укрепления холма Сан Миньято, почитавшиеся неодолимыми и удивительными; написана картина была рукой Лоренцо Шорини, ученика Бронзино, юноши, подававшего большие надежды.
Эта, нижняя, часть всего сооружения и, так сказать, его база имела по углам выступающие пьедесталы, и на каждом из пьедесталов стояли статуи, превышавшие естественную величину, а под каждой из них были еще статуи, как бы побежденные и порабощенные, таких же размеров, но согбенные в положениях разнообразных и необычайных. Первая по правую руку, в направлении главного алтаря, имела вид стройного юноши с одухотворенным лицом, прекрасного и живого, с двумя крылышками на висках, как на некоторых изображениях Меркурия, и олицетворяла она Талант, а под юношей с невероятной тщательностью была прекрасно выполнена фигура с ослиными ушами, олицетворяющая Невежество, смертельного врага Таланта; обе статуи принадлежали перуджинцу Винченцио Данти, о котором и о чьих работах, редкостных среди работ новых молодых скульпторов, в другом месте будет сказано более подробно. На другом пьедестале, по правую руку в сторону главного алтаря, обращенная к новой ризнице женская фигура олицетворяла христианское Сострадание и, полная всяческой доброты и благочестия, была она не чем иным, как совокупностью всех тех добродетелей, которые в наши дни называются богословскими, а язычниками именовались моральными. А поскольку христиане прославляют по заслугам добродетель христианина, украшенную самыми святыми нравами, то и получила для себя место приличествующее и почетное та добродетель, которую заботят закон божий и спасение души, ибо если она отсутствует, то все другие украшения тела и души стоят мало, или же вовсе ничего не стоят. Эта фигура, под которой был простерт попираемый ею Порок, или же, говоря точнее, Нечестие, выполнена рукой Валерио Ноли, юноши достойного, обладающего прекраснейшим талантом и заслужившим славу скульптора весьма рассудительного и старательного. Насупротив, со стороны старой сакристии, стояла другая, сходная фигура, осмысленно изображавшая богиню Минерву, или же, точнее говоря, Искусство. Ибо поистине можно сказать, что вслед за добрыми нравами и доброй жизнью, которые у людей наилучших всегда должны занимать первое место, именно Искусство даровало сему человеку не только честность и способности, но и всю его славу, так что еще при жизни питался он теми плодами, которые не сразу, а лишь после смерти людей прославленных и достойных созревают из превосходных их творений. И что еще важнее, он превозмог зависть в такой степени, что без каких-либо препятствий, по общему согласию получил степень и звание достигнутой им главной и высшей степени превосходства. По этой-то причине и попирается ногами фигура Зависти, изображенная старухой, тощей и дряхлой, с глазами гадюки, а в общем, с лицом и выражением, которые испускают яд и заразу, а сверх того еще обвивают ее змеи, в руке же у нее ядовитая гадюка.