Страница 341 из 501
Между тем Андреа ди Козимо закончил позолоту герба и все обрамление. Якопо же в одиночку принялся доделывать все остальное и, воодушевляемый желанием прославиться, страстью к работе и самой природой, одарившей его величайшей легкостью и плодовитостью воображения, довел эту работу с невероятной быстротой до такого совершенства, выше которого не мог бы достигнуть ни один даже зрелый и бывалый превосходный мастер. Поэтому, ободренный этим опытом и рассчитывая создать значительно лучшее произведение, он решил, никому об этом не говоря, уничтожить всю свою работу и сделать ее заново по другому рисунку, который был им задуман. Между тем, однако, монахи, увидев, что герб закончен и что Якопо больше не приходит на работу, пошли к Андреа и стали подговаривать его открыть герб для обозрения. И вот, явившись к Якопо, чтобы спросить его, не собирается ли он что-либо еще доделывать, но, не застав его, так как тот заперся, работая над новым рисунком, и ни на чей стук не откликался, Андреа приказал снять загородку и леса и открыть работу. В тот же вечер Якопо вышел из дому, собираясь пройти к сервитам и с наступлением ночи сбить сделанную им работу и приступить к осуществлению своего нового замысла, но увидал, что леса сняты, все раскрыто, а кругом стоит толпа глазеющих людей. Он в ярости бросился к Андреа с жалобой на то, что без него все раскрыли, и рассказал ему о том, что он собирался сделать. Андреа же со смехом ему ответил: «Напрасно ты горюешь; ведь вещь, которую ты сделал, настолько хороша, что, если бы тебе пришлось ее переделывать, я твердо уверен, что лучшего ты сделать не смог бы. А так как работа у тебя всегда будет, прибереги эти рисунки для другого случая». Работа же была такова, какой мы ее видим, – настолько прекрасная как по новизне манеры, так и по нежности лиц у обеих женщин, и по красоте живых и грациозных путтов, что она была самой лучшей фреской, до того когда-либо виденной. В самом деле, кроме тех путтов, которые сопровождают фигуру Любви, там есть еще два летящих путта, держащие полог с гербом папы, которые настолько хороши, что лучшего сделать невозможно, не говоря о том, что все фигуры в высшей степени рельефны, а по колориту, да и во всех других отношениях, таковы, что не нахвалишься. А Микеланджело Буонарроти, увидев однажды эту вещь и принимая во внимание, что ее сделал девятнадцатилетний юноша, сказал: «Судя по тому, что я вижу, этот юнец, если только он выживет и будет продолжать в том же духе, вознесет искусство до небес». Когда слух и слава об этом дошли до жителей Понтормо, они вызвали Якопо и заказали ему написать над порталом замка, выходящим на главную улицу, герб папы Льва с двумя путтами; герб очень красив, хотя уже давно почти целиком смыт дождевой водой.
На Масленице того же года, когда вся Флоренция ликовала и праздновала избрание названного Льва X, было устроено множество триумфальных шествий, и в числе прочих два из них, особенно красивых и особенно пышных, были разыграны двумя сообществами из синьоров и дворян этого города. Один из этих триумфов назывался «Алмазом» и возглавлялся синьором Джулиано деи Медичи, который и выдумал это название, поскольку алмаз служил эмблемой Лоренцо Старшего, его отца. Во главе второго шествия, шедшего под девизом и знаменем «Пня», значился синьор Лоренцо, сын Пьеро деи Медичи, чьей эмблемой был пень, вернее, сухой ствол лаврового дерева, на котором снова зеленеют листы, давая этим понять, что имя его деда всегда свежо и всегда обновляется. И вот сообщество Алмаза было поручено мессеру Андреа Дацци, который в это время преподавал греческую и латинскую словесность во Флорентийском университете, с тем чтобы он обдумал композицию триумфа. И он сочинил триумф, подобный тем, что устраивали римляне после своих побед, и состоявший из трех великолепнейших колесниц из резного дерева, искусно расписанных красивым и богатым орнаментом. На первой стояло Детство с красивейшей свитой, состоявшей из одних детей, на второй – Зрелость в сопровождении особ, совершивших в своем зрелом возрасте великие деяния, а на третьей – Старость в окружении многих светлых мужей, которые великие дела содеяли в преклонном возрасте. Все эти действующие лица были одеты в богатейшие наряды, так, что о лучшем нельзя было и помышлять. Строителями этих колесниц были Раффаэлло делле Виуоле, резчик Карота, живописец Андреа ди Козимо и, наконец, Андреа дель Сарто. А те, кто сочинил и исполнил костюмы фигур, были Пьеро да Винчи, отец Леонардо, и Бернардино ди Джордано, оба – прекраснейшие таланты. Якопо Понтормо одному выпало на долю расписать все три колесницы, на которых он в ряде историй, написанных светотенью, изобразил многие превращения богов в разные формы; все это ныне находится в руках отличнейшего золотых дел мастера Пьетро Паоло Галеотти. На первой колеснице отчетливо было написано: «Erimus», на второй – «Sumus», на третьей – «Fuimus», то есть «мы будем», «мы есть», «мы были». Канцона начиналась словами: «Летят года».
Увидев этот триумф, синьор Лоренцо, предводитель сообщества Пень, который хотел его превзойти, все поручил Якопо Нарди, знатному и ученейшему дворянину (которому за то, чем он стал впоследствии, его родина Флоренция бесконечно обязана), а Якопо, дабы удвоить число колесниц, сооруженных «Алмазом», устроил их целых шесть. Первая, влекомая парой волов, одетых травой, представляла век Сатурна и Януса, так называемый Золотой век, а на верху ее стоял Сатурн с косой и Янус двуликий с ключами храма Мира в руке, у ног же их лежала связанная Ярость, и все это – в окружении бесчисленного множества имеющих отношение к Сатурну предметов, разноцветных и прекраснейшим образом выполненных гением Понтормо. Сопровождали эту триумфальную колесницу шесть пар обнаженных пастухов, частично покрытых шкурами куниц и соболей и обутых в разного рода башмачки античного покроя, со своими котомками за плечами и с венками из самой различной листвы на голове. Лошади, на которых ехали эти пастухи, имели вместо седел шкуры львов, тигров и барсов, лапы которых с позолоченными когтями весьма изящно свисали по бокам. Убранство коней и сопровождавших их стремянных было сделано из золотой тесьмы, золочеными были стремена, головы баранов, собак и других зверей, а удила и поводья были сделаны из разных плетеных трав и серебряной тесьмы. Каждый пастух имел четырех стремянных в обличье подпасков, одетых в более простые шкуры и несущих факелы из сухих коряг и сосновых сучьев, которые были очень хороши на вид. На второй колеснице, влекомой парой волов, одетых в богатейшие попоны, с гирляндами на голове и с крупными четками, которые свисали у них с позолоченных рогов, ехал Нума Помпилий, второй царь римлян, со священными книгами и всеми жреческими отличиями и предметами, относящимися к жертвоприношениям, ибо для римлян он был создателем и первым учредителем религии и жертвенных обрядов. Сопровождали эту колесницу шесть жрецов верхом на великолепнейших мулах, головы которых были покрыты холщовыми покровами с мастерски выполненным золотым и серебряным шитьем в виде листьев плюща. Жрецы были облачены в жреческие одеяния античного покроя, обшитые богатейшими золотыми оборками и узорами, а в руках у них были – у кого кадильница, у кого золотой сосуд, а у иного еще что-нибудь подобное. В качестве стремянных при них были служители в обличье левитов, и они несли факелы, имевшие вид античных канделябров и весьма искусно сделанные. Третья колесница изображала консульское правление Тита Манлия Торквата, который был консулом после окончания Первой Пунической войны и который правил так, что в его время процветали все добродетели и всяческое благополучие. В эту колесницу, на которой стоял Тит и которую Понтормо богато разукрасил, были запряжены восемь великолепнейших лошадей, и впереди нее ехали шесть сенаторов в тогах, верхом на конях, покрытых золотой парчой, в сопровождении большого количества стремянных, изображавших ликторов с их связками прутьев, секирами и всем прочим, что относится к вершению правосудия. Четвертая колесница, запряженная четырьмя буйволами, убранство которых делало их похожими на слонов, изображала триумф Юлия Цезаря, справляемый им по случаю его победы над Клеопатрой, на колеснице, сплошь расписанной Понтормо его самыми знаменитыми подвигами. За колесницей этой следовали шесть пар воинов, одетых в ослепительнейшие и роскошные доспехи с золотыми узорами и вооруженных копьями, которые они опирали себе на бедро. Факелы же, которые несли полувооруженные стремянные, имели вид трофеев, по-разному к этому приспособленных. Пятая колесница, влекомая крылатыми конями в виде грифов, везла Цезаря Августа, повелителя вселенной, сопровождаемого шестью парами поэтов на конях, увенчанных лаврами, как и сам Цезарь, и одетых по-разному в зависимости от их родных провинций, ибо Цезарь всегда благоволил поэтам, которые в своих произведениях возносили его до небес. А для того чтобы их можно было распознать, у каждого из них через плечо была лента с надписью, в которой значились их имена. На шестой колеснице, запряженной четырьмя парами богато убранных телиц и отлично расписанной рукой Понтормо, восседал справедливейший император Траян, а впереди, на красивых и хорошо снаряженных конях, выступали шесть пар докторов права в тогах до пят и в меховых накидках, какие согласно древнему обычаю носили доктора. Стремянные, которые несли великое множество факелов, были писарями, копиистами и нотариусами с книгами и бумагами в руках. За этими шестью колесницами следовала колесница, вернее, триумф Золотого века, обставленный с великолепнейшей и богатейшей изобретательностью, обилием рельефных фигур, сделанных Баччо Бандинелли, и прекраснейшими картинами, написанными рукой Понтормо. В числе рельефных фигур особых похвал заслужили фигуры четырех главных Добродетелей. Посредине колесницы возвышалась огромная сфера, имевшая вид земного шара, на котором ничком, будто замертво, лежал человек в совершенно ржавых доспехах. Спина его была открыта и рассечена, и из раны вылезал совершенно голый и позолоченный мальчик, изображавший собою воскресающий Золотой век и конец Железного века, из которого он возникал и возрождался благодаря избранию нового первосвященника. Это же обозначал и сухой пень, выпускающий новые листья, хотя некоторые и говорили, что вся эта история с пнем была лишь намеком на Лоренцо деи Медичи.