Страница 32 из 501
Возвратимся, однако, к Чимабуэ. Джотто поистине затмил его славу, подобно тому как большой светоч затмевает сияние намного меньшего; и потому, хотя Чимабуэ чуть не стал первопричиной обновления искусства живописи, тем не менее воспитанник его Джотто, движимый похвальным честолюбием и с помощью неба и природы, стал тем, кто, поднимаясь мыслью еще выше, растворил ворота истины для тех, кои позже довели ее до той ступени совершенства и величия, на которой мы видим ее в нынешний век. Век этот, привыкший к тому, чтобы ежедневно видеть чудеса и дива, и то, как художники творят в этом искусстве невозможное, дошел ныне до того, что уже не дивится творению человека, хотя бы оно было более божественным, чем человеческим. А для тех, кто похвально трудился, хорошо уже и то, если вместо похвалы и восхищения они не будут награждены порицанием, а то и срамом, как это случается нередко.
Портрет Чимабуэ можно видеть в капитуле Санта Мариа Новелла, написанным рукой Симоне Сиенца в профиль, в истории Веры; это фигура с худощавым лицом, небольшой бородкой, рыжеватой и остроконечной, и в капюшоне, какой носили в те времена, прекрасно облегающем лицо кругом и шею. Тот же, кто стоит возле, и есть сам Симоне, мастер этого произведения, изобразивший себя при помощи двух зеркал, из которых одно отражается в другом так, чтобы голова видна была в профиль. А воин, закованный в латы, стоящий между ними, это, как говорят, граф Гвидо Новелло, тогдашний владелец Поппи.
Остается мне сказать о Чимабуэ, что в начале одной нашей Книги, где я собрал собственноручные рисунки всех художников, начиная от него и до наших дней, можно видеть кое-какие небольшие вещи, выполненные его рукой в духе миниатюр; и хотя теперь они и кажутся довольно неуклюжими, все же по ним можно судить, сколько хороших качеств приобрело искусство рисунка благодаря его творениям.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ АРНОЛЬФО ДИ ЛАПО ФЛОРЕНТИЙСКОГО АРХИТЕКТОРА
Обсудив во «Введении к жизнеописаниям» некоторые постройки в манере старой, но не древней, и, умолчав, не ведая о них, об именах зодчих, их воздвигших, упомяну во введении сего жизнеописания Арнольфо о некоторых других зданиях, построенных в его времена или немногим раньше, имена мастеров которых также неизвестны, а затем и о тех, что были воздвигнуты в те же времена, но о коих известно, кто их строил, либо на основании того, что манеру этих произведений можно очень легко опознать, либо благодаря надписям и иным памяткам, оставленным ими в самих постройках. И это не будет некстати, ибо, не отличаясь ни красивой, ни хорошей манерой, а лишь грандиозностью и великолепием, и они, тем не менее, заслуживают некоторого внимания.
Итак, во времена Лапо и его сына Арнольфо в Италии и за ее пределами было воздвигнуто много значительных построек, имена зодчих коих найти я не мог, и таковы: Монреальское аббатство в Сицилии, Неаполитанское епископство, Чертоза в Павии, Миланский собор, Сан Пьетро и Сан Петронио в Болонье и многие другие, кои строились по всей Италии с огромными затратами. Все эти постройки я видел и осматривал, равно как и многочисленные скульптуры тех времен и в особенности в Равенне; но нигде не нашел ни малейшего упоминания о мастерах, а часто даже и о времени, когда они были построены, и могу лишь подивиться простоватости и малому честолюбию людей тех времен.
Возвратимся, однако, к нашему предмету; после сооружений, упомянутых выше начали появляться мастера, исполненные духом более возвышенным, кои если и не нашли, то хотя бы пытались найти нечто хорошее. Первым был Буоно, ни родина, ни прозвище коего мне не известны, ибо, упоминая о себе в некоторых своих творениях, он не оставил там ничего другого, кроме простого имени. Будучи скульптором и архитектором, он раньше всего построил в Равенне многочисленные дворцы и церкви, а также исполнил некоторые скульптуры в 1152 году после Рождества спасения нашего. Благодаря этим вещам он приобрел известность и был вызван в Неаполь, где заложил Кастель Капоано и Кастель дель Уово, которые, впрочем, как об этом будет сказано, закончены были другими, а позднее, во времена Доменико Морозини, дожа Венеции, заложил весьма осмотрительно и разумно колокольню Св. Марка, укрепив на сваях и фундаментах основание этой башни настолько прочно, что она с тех пор не дала ни одной трещины, чего, как мы видели и видим, никак нельзя сказать о многочисленных зданиях, строившихся до него в том же городе. Быть может, от него и научились венецианцы закладывать фундаменты тем способом, что применяется и ныне для тех прекраснейших и богатейших зданий, кои с таким великолепием воздвигаются повседневно в сем благороднейшем городе. Правда, сама по себе эта башня не отличается ничем хорошим: ни манерой, ни украшениями, ни в общем чем-либо другим особо похвальным. Завершена она была при папах Анастасии IV и Адриане IV в 1154 году.
Равным образом принадлежит Буоно архитектура церкви Сант Андреа в Пистойе; его же работы скульптуры мраморного архитрава, что над дверью, заполненного фигурами в готической манере; на этом архитраве высечено его имя и время выполнения этой работы, каковым был 1166 год. Затем он был вызван во Флоренцию, где составил осуществленный проект расширения церкви Санта Мариа Маджоре, находившейся тогда за городом и почитавшейся потому, что освятил ее за многие годы до того папа Пелагий, и потому, что по своим размерам и расположению она была весьма толково воздвигнутой церковной постройкой.
Приглашенный после этого аретинцами в их город, Буоно построил старую резиденцию синьоров Ареццо, а именно дворец в готической манере, а рядом с ним колокольню, каковая постройка, разумно сооруженная, была сравнена с землей в 1533 году, ибо была расположена насупротив и слишком близко от крепости этого города.
Позднее искусство несколько улучшилось благодаря работам некоего Гульельмо, по национальности (как я полагаю) немца, и были выстроены некоторые здания с величайшими затратами в несколько улучшенной манере. Так, этот Гульельмо, как говорят, заложил в Пизе в 1174 году совместно со скульптором Бонанно кампанилу собора, где сохранилось несколько высеченных на камне слов, гласящих: A.D. MCLXXIV Сатрапile hос fаit fапdаtuт тепзе Аиgиst. (Кампанилла эта была заложена в августе месяце 1174 года.).
Но так как оба эти архитектора не имели большой практики при закладке зданий в Пизе и не укрепили основания, как надлежало, то, еще прежде чем они дошли до середины сооружения, оно наклонилось на один бок с более слабой стороны, и, таким образом, кампанила эта отступает от своего отвеса на шесть с половиной локтей, то есть настолько, насколько фундамент осел с этой стороны. И если снизу это мало заметно, то наверху настолько сильно, что нельзя не дивиться тому, как это возможно, чтобы она не обрушилась и не давала трещин; причина же этому та, что сооружение это круглое и внутри, и снаружи и устроено наподобие полого колодца, сложенного из камней таким образом, что разрушиться ему почти нет возможности; главным же образом помогает фундамент, выложенный над землей на три локтя, что, как это видно, было сделано для поддержки колокольни уже после ее склонения. И уверен, что, если бы она была квадратной, она не стояла бы ныне, ибо углы квадрата, как это часто случается, настолько бы ее расперли, что она бы рухнула. А если не обрушивается Каризенда, квадратная и наклонная башня в Болонье, то это происходит потому, что, будучи тонкой и не имея такого наклона, она не отягощается таким грузом, как названная кампанила, каковая достойна похвалы не за свой замысел или прекрасную манеру, а лишь за свою необычность, ибо всякому, кто ее видит, кажется, что так удержаться она никаким образом не может. Вышеназванный же Бонанно, работая над этой колокольней, выполнил в 1180 году бронзовые царские двери для Пизанского собора, на коих мы видим следующую надпись: Епо Вопаппиз Рis, теа аrtе hancрогtam ипо аппо реrfeci, teтроrе Вепеdicti ореrаrii. (Я, Бонанно, пизанец, искусством своим дверь сию в один год завершил, во времена попечителя Бенедедикта).