Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 265 из 501



И вот, убедившись в недостаточном совершенстве своей работы в области живописи и увлекаясь превыше всякой меры архитектурой, он с величайшей тщательностью стал наблюдать и зарисовывать все древности своего родного города Вероны. Решив, наконец, что ему необходимо повидать Рим и научиться архитектуре от его удивительных развалин, которые и являются истинными наставниками в этой области, он отправился туда и провел там целых двенадцать лет, проводя большую часть этого времени в рассмотрении и срисовывании тамошних удивительных древностей, всюду разрывая землю настолько, чтобы он мог разглядеть планы и определить все их размеры, и он не оставил в Риме ни одной постройки и ни одного облома, будь то карнизы, колонны или капители любого ордера, которые он не зарисовал бы собственноручно со всеми их размерами. Зарисовал он и все скульптуры, какие были открыты в те времена, так что по прошествии этих двенадцати лет он вернулся на родину, бесконечно обогащенный всеми этими сокровищами искусства. И, не довольствуясь самим городом Римом, он зарисовал и все, что было красивого и стоящего в окрестностях Рима, вплоть до Неаполитанского королевства, герцогства Сполето и других мест. А так как по бедности своей Джованмария не очень-то имел возможность прокормиться и прожить в Риме, он, как говорят, два или три дня в неделю кому-нибудь помогал в живописных работах и на этот заработок мог, поскольку в те времена мастера хорошо оплачивались и хорошо жили, проводить остальные дни за своими архитектурными занятиями. И вот он изобразил все эти названные древности так, как если бы они были целы, и представил их в рисунках, восстанавливая на основании отдельных частей и обломов истинное и неповрежденное состояние всего остального состава постройки, пользуясь при этом такими мерами и соразмерностями, что не мог ошибиться ни в чем,

Итак, вернувшись в Верону, Джованмария, не имея случая применить себя в архитектуре, так как родной город его пребывал в смутах из-за перемены правления, он на время занялся живописью и создал много произведений. Так, на доме семьи делла Торре он написал большой герб, увенчанный всякими трофеями, а для некиих немецких синьоров, советников императора Максимилиана, он на одном из фасадов маленькой церкви Сан Джорджо изобразил кое-что из Священного Писания, включив туда портреты двух из этих немецких синьоров, изображенных коленопреклоненными, один с одной, а другой – с другой стороны. Он много поработал и в Мантуе для синьора Луиджи Гонзага, а также в Озимо в Анконской марке. А пока город Верона находился под властью императора, он на всех общественных зданиях написал имперский герб и получил за это от императора хорошее вознаграждение и привилегию. Уже из этого одного явствует, что император ему всячески благоволил и оказывал ему всякие поблажки и не только за его хорошую службу в области искусства, но и потому, что он был человеком очень смелым, отважным и с оружием в руках опасным, так, что в этой области можно было ожидать от него ревностной и верной службы, в особенности же еще и потому, что он благодаря доверию, которым он пользовался у своих соседей, способен был увлечь за собой всю толпу народа, проживающего в Сан Дзено, особенно густо населенном квартале этого города, квартале, в котором он родился и взял себе жену из семейства деи Провали. А так как по этим причинам он держал в повиновении всех жителей своего околотка, его в городе иначе не называли, как Рыжий из Сан Дзено.

Зато, когда в городе изменилось правление и он вернулся под начало своих старых венецианских синьоров, Джованмария, примыкавший к имперской партии, был вынужден покинуть город, чтобы спасти свою жизнь, но, в конце концов, когда все улеглось, он перебрался в Падую, где с ним сначала познакомился, а потом взял его под свое покровительство досточтимейший монсиньор Бембо, который вскоре, в свою очередь, познакомил его с великолепным мессером Луиджи Корнаро, венецианским дворянином, обладавшим духом возвышенным и душою поистине царственной, как о том свидетельствуют многочисленные и достойнейшие его начинания. И вот, так как он помимо прочих благороднейших своих занятий увлекался архитектурой, знание которой достойно любого великого государя, и потому был знаком с творениями Витрувия, Леон-Баттисты Альберти ч других, писавших в этой области, ему и захотелось применить на деле то, чему он научился. А когда он увидел рисунки Фальконетто и убедился, насколько основательно тот рассуждал об этих вещах и разъяснял все трудности, могущие возникнуть в связи с применением разнообразных архитектурных ордеров, он так в него влюбился, что взял его к себе в дом, где с почетом содержал его в течение двадцати одного года, то есть ровно столько, сколько Джованмарии оставалось еще жить на этом свете. Последний же за этот срок создал много вещей вместе с названным мессером Луиджи, который, желая увидеть древности Рима в действительности, так же как он их видел в рисунках Джованмарии, взяв его с собой, отправился в Рим, где, имея его постоянно при себе, он старался все осмотреть подробнейшим образом. А затем, когда они вернулись в Падую, они приступили, по проекту и модели Фальконетто, к строительству великолепнейшей и достойнейшей лоджии в доме Корнаро, что около собора, с тем чтобы после этого приняться за самый дворец по модели, сделанной самим мессером Луиджи. В этой лоджии на одном из столбов высечено имя Джованмарии. Он же построил очень большой и величественный дорический портал во дворце капитана этого города. Этот портал пользуется всеобщей похвалой за его строгость. Сделал он также двое прекраснейших городских ворот: одни, так называемые ворота Сан Джованни, по дороге на Виченцу, очень хороши и удобны для солдат, их охраняющих, а другие – ворота Савонаролы были отлично задуманы. Равным образом сделал он проект и модель церкви Санта Мариа делле Грацие братьев св. Доминика и начал ее строить. Как видно по модели, это произведение настолько хорошо сделано и настолько прекрасно, что вплоть до сегодняшнего дня, пожалуй, еще нигде не было видно подобной церкви таких же размеров.

Им же была сделана для синьора Джироламо Саворньяно модель роскошнейшего дворца в его неприступнейшем замке в Узопо Фриульской области. Фундаменты этого дворца были тогда же целиком заложены и стены выведены над уровнем земли, однако из-за смерти этого синьора на этом остановились и дальше не пошли, но, будь оно закончено, сооружение это было бы чудесным.





В это же время Фальконетто ездил в Полу, в Истрию только ради того, чтобы зарисовать и осмотреть театр, амфитеатр и арку, находящиеся в этом древнейшем городе, и он был первым, кто зарисовывал театры и амфитеатры и снимал их планы, и те обмеры их, которые мы видим, восходят к его рисункам, с которых другие люди их и напечатали. Джованмария обладал величием духа, свойственным человеку, который никогда ничего другого не делал, как рисовал величественные древности, и никогда ни о чем другом не мечтал, как о том, чтобы ему представился случай создать нечто подобное им по величию, и потому он то и дело рисовал планы и проекты таких сооружений с тем же усердием, какое к этому прилагал бы, если бы ему приходилось тут же приступать к их осуществлению, и он настолько, если можно так выразиться, был этим одержим, что даже не нисходил до того, чтобы проектировать для дворян частные дома, загородные или городские, сколько его об этом ни просили.

Джованмария бывал в Риме не раз, кроме упомянутых случаев, и поэтому путешествие это сделалось для него настолько привычным, что он, когда был молод и здоров, пускался в него при малейшей возможности, и некоторые еще поныне здравствующие очевидцы рассказывают о том, как он, поспоривши однажды с одним чужестранным архитектором, случайно оказавшимся в Вероне, о размерах уже не помню какого античного римского карниза, после долгих разговоров в конце концов заявил: «Я сейчас это выясню» – и тут же, зайдя только домой, отправился в Рим.

Создал он два великолепнейших проекта гробниц для дома Корнарю, которые должны были быть сооружены в Венеции в церкви Сан Сальваторе и одна из которых была предназначена для королевы Кипра из этого же дома Корнаро, а другая – для кардинала Марко Корнаро, первого, кто в этом семействе удостоился такого сана. Для осуществления этих проектов большое количество мрамора было заготовлено в Карраре и перевезено в Венецию, где неотесанные куски до сих пор еще находятся в домах названных Корнаро. Джованмария был первым, кто ввел правильный способ строительства и хорошую архитектуру в Вероне, в Венеции и во всех этих краях, ибо до него там никого не было, кто умел бы сделать карниз или капитель и кто разбирался бы в мерах и соразмерностях колонны или вообще какого-либо ордера, в чем можно убедиться при виде сооружений, которые были там построены до него. Такого рода познания, получившие немалую помощь от жившего в это же время фра Джокондо, были до конца восполнены мессером Микеле Санмикели так, что эти края должны быть за это навеки обязаны веронцам, на чьей родине увидели свет и в одно время жили эти три превосходнейших архитектора, наследником же их впоследствии был Сансовино, принесший туда помимо архитектуры, которую он застал уже созданной и прочно обоснованной тремя вышеназванными мастерами, также и скульптуру, с тем чтобы постройки получили все приличествующие им украшения, и всем этим мы обязаны, если только будет дозволено так выразиться, разгрому Рима, ибо, поскольку мастера оказались повсеместно рассеянными, красоты этих искусств сделались достоянием всей Европы.