Страница 261 из 501
Написал Моро много и других вещей, которых не стоит называть, хотя все они в высшей степени достойны упоминания, поскольку он был колористом не менее отменным, чем любой из его современников, и поскольку он вложил в свои произведения много времени и много труда, мало того, в нем была такая старательность, какую редко встретишь в других, но для него она стала скорее предосудительной, так как он соглашался на все работы и с каждого заказчика брал задаток, а затем дай Бог когда-нибудь их заканчивал, и если он так поступал в молодости, легко представить себе, что он должен был делать в последние годы, когда его природная медлительность усугублялась тем, что приносит с собой старость. Вот почему этот способ работы нередко доставлял ему множество затруднений и неприятностей и в гораздо большей степени, чем он на это рассчитывал. И вот, сжалившись над ним, мессер Микеле Санмикели взял его к себе в свой венецианский дом, где обходился с ним как с другом и большим мастером.
Наконец, снова вызванный в Верону графами Джусти, его старыми покровителями, он у них и умер в их великолепнейшем дворце, что в Санта Мариа ин Стелла, и был похоронен в этом же поместье, провожаемый к месту погребения этими преданнейшими ему синьорами, более того, собственноручно опущенный ими в могилу с той безграничной любовью, которую они, родившиеся и выросшие за те годы, что он проживал у них в доме, питали к нему, как к родному отцу. В молодости Моро был человеком ловким и сильным и великолепнейшим образом владел всеми видами оружия. Он был в высшей степени предан своим друзьям и своим покровителям и был очень решительным во всех своих поступках. Особенно дружил он с архитектором мессером Микеле Санмикели, с отличнейшим скульптором Данезе из Каррары и почтеннейшим и ученейшим монахом Марко деи Медичи, который после занятий часто заходил к Моро, чтобы посмотреть, как он работает, дружески с ним побеседовать и отвести душу после утомительных занятий.
Учеником и зятем Моро (он имел двух дочерей) был Баттиста д'Аньоло, которого впоследствии прозвали Баттиста дель Моро и которому пришлось немало повозиться с наследством, оставленным ему Моро в состоянии весьма запутанном. Тем не менее он создал много произведений, по меньшей мере, толковых. В Вероне он написал Иоанна Крестителя в монастыре Сан Джузеппе, а в церкви Санта Эуфемиа, на алтарной преграде над алтарем св. Павла, он написал фреской историю этого святого, когда он, обращенный Христом, является перед Ананией; вещь эта, хотя и написанная им в юности, весьма одобряется. Для синьоров Каносса он расписал две комнаты, а в одной из зал написал два красивых и хваленых фриза с изображением всяких сражений. В Венеции им расписан фасад одного дома неподалеку от монастыря Кармине, сравнительно небольшой, но очень расхваленный, на котором он изобразил Венецию, венчанную и восседающую на льве, эмблеме этой республики. Для Камилло, тревизанца, он расписал фасад его дома в Мурано, а вместе со своим сыном Марко – весь внутренний двор этого дома, изобразив в нем светотенью великолепнейшие истории. В соревновании же с Паоло Веронезе он расписал в том же доме большую спальню, которая получилась настолько красивая, что заслужила ему много чести и выгоды.
Он же создавал много миниатюр, и так он напоследок на великолепнейшем листке изобразил св. Евстахия, поклоняющегося Христу, который явился ему между оленьими рогами, и тут же как нельзя лучше двух собак, не говоря о пейзаже, полном деревьев, постепенно удаляющихся и уменьшающихся, – вещь совершенно исключительную.
Этот лист превозносило до небес бесчисленное множество людей, его видевших, и в особенности Данезе из Каррары, который его видел, когда находился в Вероне, работая над капеллой синьоров Фрегози, которая – редчайший образец капеллы из всех существующих ныне в Италии. Итак, Данезе, увидев этот лист, был поражен его красотой и убедил вышеназванного фра Марко деи Медичи, своего старого и отменного друга, ни за что на свете не выпускать его из рук, дабы включить его в число тех редких вещей, которыми он владеет и в которых представлены все искусства. Когда же Баттиста узнал, что монах этот имеет желание его получить, он, опять-таки ради той дружбы, которую, как ему было известно, тот поддерживал с его тестем, отдал ему своего Евстахия и, в присутствии Данезе, вроде как заставил его принять от него этот подарок; однако и добрый монах не уступил ему в любезности и не остался перед ним в долгу. Но, поскольку названный Баттиста и сын его Марко благополучно здравствуют и продолжают работать, о них пока ничего больше сказано мною не будет.
Был у Моро еще один ученик, по имени Орландо Фьякко, из которого получился хороший мастер и опытный портретист, как это видно по многим прекраснейшим и очень похожим написанным им портретам. Он изобразил кардинала Караффа, когда тот вернулся из Германии, поглядев его при свете факелов, когда он ужинал в веронском епископстве, и портрет получился настолько похожим, что лучше сделать невозможно. Очень живо изобразил он также кардинала Лотарингского, когда тот возвращался с Тридентского собора, был проездом в Вероне по дороге в Рим, и равным образом двух веронских епископов: Луиджи Липпомани, дядю, и Агостино Липпомани, племянника; оба портрета ныне хранит у себя в кабинете граф Джован Баттиста делла Торре. Написал он, кроме того, портреты мессера Адамо Фумани, каноника и ученейшего веронского дворянина, мессера Винченцио деи Медичи, веронца, и его супруги госпожи Изотты в образе св. Елены, а также их племянника мессера Никколо. Равным образом изобразил он графа Антонио делла Торре, графа Джироламо Каносса и его братьев – графа Лодовико и графа Паоло, и, наконец, синьора Асторре Бальони, главнокомандующего всей венецианской легкой кавалерии, в великолепнейших белых доспехах, а также его супругу, госпожу Джиневру Сальвиати. Его же портрет редкостнейшего архитектора Палладио, не говоря о многих других. Словом, он находится на пути к тому, чтобы действительно сделаться некиим Роландом живописного искусства, уподобляясь в нем первому великому Палладину Франции.
Так как после смерти фра Джокондо в Вероне всегда уделялось исключительное внимание искусству рисунка, в этом городе неизменно процветали выдающиеся представители живописи и архитектуры, как мы это уже видели и сейчас увидим в нижеследующих жизнеописаниях Франческо Бонсиньори, Доменико Морони и сына его Франческо, Паоло Каваццуолы, архитектора Фальконетто и, наконец, миниатюристов Франческо и Джованни.
Итак, Франческо Бонсиньори, сын Альберто, родился в Вероне в 1455 году. Как только он подрос, его отец, большой любитель живописи, посоветовал ему заняться рисунком. Посему, отправившись в Мантую к Мантенье, который в те времена работал в этом городе, Франческо, воодушевляемый славой своего учителя, проявил такое усердие, что не прошло много времени, как уже мантуанский герцог Франческо II, безмерно увлекавшийся живописью, привлек его к своей особе, подарил ему в 1487 году в Мантуе дом для жилья и назначил ему достаточное содержание. За все эти благодеяния Франческо не оставался у этого синьора в долгу и всегда служил ему верой и правдой, зато он и пользовался неизменной любовью и милостями маркиза, который даже не был способен выехать из города, не имея при себе Франческо, и как-то раз будто бы сказал, что Франческо ему дорог не меньше, чем его собственное государство.
Для этого синьора Франческо много написал во дворце Сан Себастьяно в Мантуе, а за ее пределами в замке Гонзага и в роскошнейшем дворце Мармироло, где после бесчисленного количества других живописных произведений он в 1499 году написал несколько триумфов и много портретов придворных особ, и маркиз подарил ему в канун Рождества, в тот самый день, когда Франческо закончил эту работу, имение с сотней угодьев, расположенное в Мантуанской области, в месте, именуемом Мардзотта, включавшем господский дом, сад, луга и прочие отменнейшие удобства. А так как он превосходнейшим образом умел писать с натуры, маркиз заказал ему множество портретов: самого себя, своих детей и многих других синьоров из дома Гонзага, которые были отправлены во Францию и в Германию в подарок многим государям. Многие из этих портретов остались в Мантуе, как то: портреты императора Фридриха Барбароссы, венецианского дожа Барбариго, миланского герцога Франческо Сфорцы, Максимилиана, тоже миланского герцога, умершего во Франции, императора Максимилиана, будущего кардинала герцога Эрколе Гонзага, его брата Федериго юношей, синьора Джованфранческо Гонзага, живописца мессера Андреа Мантенья и многие другие, копии которых, выполненные светотенью на бумаге, Франческо оставлял у себя, и ныне они находятся в Мантуе у его наследников.