Страница 188 из 501
особенности для благородных юношей, ибо твердой уверенностью названного Лоренцо Великолепного было, что рожденные от благородных кровей могут в любой вещи достичь совершенства легче и скорее, чем в большинстве случаев люди низкого происхождения, в которых обычно не наблюдаются ни то выражение, ни те удивительные способности, какие мы видим у чистокровных, не говоря уже о том, что неблагородным чаще всего приходится бороться с нуждой и бедностью и вследствие этого, будучи вынуждены заниматься любым ремеслом, не имеют они возможности проявить свои способности и достигнуть высших степеней превосходств.
Хорошо сказал ученейший юрист и поэт Альчато о богато одаренных людях, рожденных в бедности, которые не могут подняться до вершин превосходства потому, что бедность тянет их долу с той же непреодолимой силой, с какой крылья их таланта увлекают их ввысь:
Ut me pluma levat, sic grave mergit onus.
(Крылья вздымают вверх, но вниз меня тянет земля).
Итак, Лоренцо Великолепный всегда покровительствовал выдающимся талантам, но в особенности людям благородным, имевшим склонность к этим искусствам, и потому не удивительно, что из этой школы вышел не один, поразивший мир. Еще важнее то, что он не только оказывал поддержку на жизнь и одежду бедным, без чего они не могли бы изучать рисунок, но и одарял особыми наградами тех, кто в том или ином деле работал лучше других. И потому, соревнуясь друг с другом, молодые люди, изучавшие наши искусства, и достигали высшего превосходства, как об этом будет рассказано.
Хранителем этих древностей и руководителем этих юношей был флорентийский скульптор Бертольдо, старый и опытный мастер, бывший ученик Донато, который поэтому и производил их обучение, а равным образом надзирал за сокровищами этого сада и многочисленными собственноручными рисунками, картонами и моделями Донато, Пиппо, Мазаччо, Паоло Учелло, фра Джованни, фра Филиппо и других местных и чужеземных мастеров. И ведь и в самом деле искусствам этим можно обучиться, лишь в долгом учении воспроизводя хорошие вещи и стараясь им подражать, а кто для этого возможностей не имеет, пусть ему даже помогает сама природа, достигнет совершенства не скоро.
Возвратимся, однако, к древностям названного сада. Большая часть их погибла в 1494 году, когда Пьеро, сын названного Лоренцо, был изгнан из Флоренции, ибо все они были проданы с молотка. Тем не менее большая часть была возвращена в 1512 году великолепному Джулиано, когда он и другие из дома Медичи возвратились на родину, ныне же большая часть хранится в гардеробной герцога Козимо. И если этому поистине великолепному примеру Лоренцо всегда будут подражать князья и другие высокопоставленные особы, то это принесет им честь и славу на веки вечные, ибо кто помогает и покровительствует в их высоких начинаниях талантам прекрасным и редкостным, от которых мир получает столько красоты, чести, удобства и пользы, тот заслуживает того, чтобы жить в человеческой памяти, со славой и вечно.
В числе других, изучавших искусство рисунка в этом саду, все нижепоименованные достигли высшего превосходства: Микеланджело, сын Лодовико Буонарроти, Джованфранческо Рустичи, Торриджано Торриджани, Франческо Граначчи, Никколо ди Доменико Соджи, Лоренцо ди Креди и Джулиано Буджардини, а из иногородних Баччо из Монтелупо, Андреа Контуччи из Монте Сансовино и другие, о которых будет упомянуто в своем месте.
Торриджано же, жизнь которого мы сейчас описываем и который вместе с перечисленными выше работал в названном саду, был от природы столь надменным и гневливым, не говоря о его крепком сложении и о его нраве, жестоком и смелом, что всех остальных он постоянно обижал и поступками своими, и словами. Главным его занятием было ваяние, но тем не менее он лепил и из глины очень чисто и в очень красивой и хорошей манере. Но не мог он вынести того, чтобы кто-нибудь превзошел его в работе, и своими руками он портил то, что было сделано руками других и что по своему качеству было недостижимо для его таланта. А если другим это не нравилось, то часто прибегал он не только к словам. Особенно ненавидел он Микеланджело, и не за что другое, как только за то, что тот на его глазах прилежно изучал искусство, к тому же ему было известно, что тот тайком рисовал у себя дома и по ночам, и по праздникам, почему в саду ему все удавалось лучше, чем всем остальным, и за что он и был так обласкан Лоренцо Великолепным. Поэтому, движимый жестокой завистью, он постоянно искал случая оскорбить его делами либо словами. И вот когда однажды дело дошло у них до драки, Торриджано ударил Микеланджело кулаком по носу с такой силой, что переломил его так, что тот так и ходил всю свою жизнь с приплюснутым носом. Это стало известным Великолепному, и тот разгневался так, что если бы Торриджано не бежал из Флоренции, то был бы наверняка строго наказан.
И вот отправился он в Рим, где в то время Александр VI отстраивал башню Борджа, в которой Торриджано вместе с другими мастерами выполнил много лепных работ. После чего на деньги герцога Валентино, воевавшего в Романье, несколько молодых флорентинцев подбили Торриджано к тому, что он мгновенно из скульптора превратился в солдата и показал свою храбрость в этой самой войне. Так же вел он себя и в пизанской войне у Паоло Вителли и участвовал с Пьеро деи Медичи в битве при Гарильяно, где захватил знамя и прослыл доблестным офицером. Но в конце концов, поняв, что никогда начальником не станет, хотя бы он это и заслужил и как бы он к этому ни стремился, и что ничего он на войне не приобрел, более того, что он только напрасно потратил на нее время, он возвратился к скульптуре. Исполнив для нескольких флорентийских купцов кое-какие мелкие работы в виде маленьких мраморных и бронзовых фигур, какие можно видеть во Флоренции в домах разных граждан, а также много рисунков в смелой и хорошей манере, о которых можно судить по нескольким его собственноручным листам, хранящимся в нашей Книге наряду с другими его рисунками, сделанными им в соревновании с Микеланджело, он вышеупомянутыми купцами был отвезен в Англию, где на службе у тамошнего короля выполнил множество работ из мрамора, бронзы и дерева, соревнуясь не с одним из тамошних мастеров, и побеждал их всех, за что получил столько и такие награды, что, не будь он по гордости человеком несдержанным и неосторожным, он спокойно дожил бы до наилучшего конца. Случилось, однако, обратное.
Из Англии он переехал в Испанию, где много его работ, высоко ценившихся, рассеяно по разным местам. Между прочим, сделал он такое глиняное Распятие, что более дивного нет во всей Испании. А за городом Севильей, в монастыре братьев св. Иеронима, он сделал еще одно Распятие и кающегося св. Иеронима со своим львом, и под видом святого он изобразил старого приказчика флорентийских купцов Ботти, торговавших в Испании, а также Богоматерь с Сыном, столь прекрасную, что пришлось ему сделать еще одну такую же для герцога Аркоса, который пообещал за нее Торриджано столько, что тот решил, что на всю жизнь станет богатым. Когда работа была закончена, герцог этот дал ему столько тех монет, которые именуются мараведисами и почти что ничего не стоят, что Торриджано, которому два носильщика принесли эти деньги на дом, еще больше утвердился в своем мнении, что станет очень богатым. Но когда он пересчитал монеты и показал их одному своему флорентийскому другу с просьбой перевести на итальянский счет, оказалось, что общая сумма не достигает и тридцати дукатов. И потому, поняв, что его одурачили, охваченный величайшим гневом, он отправился туда, где находилась статуя, сделанная им для герцога, и всю ее изуродовал. После чего испанец, объявивший себя оскорбленным, обвинил Торриджано в ереси. Посадили его в тюрьму и допрашивали ежедневно, отсылая то к одному инквизитору, то к другому, и в конце концов было признано, что он заслуживает самого тяжкого наказания, которое, однако, не было приведено в исполнение, так как Торриджано из-за всего этого впал в такую мрачность, что не ел много дней и, ослабев вследствие этого до крайности, сам постепенно закончил жизнь свою. Так, воздерживаясь от пищи, спас он себя от позора, которым, как ему казалось, его покрыл вынесенный ему смертный приговор.