Страница 144 из 501
Умер аббат восьмидесяти трех лет и оставил незавершенным храм Ностра Донна делле Лакриме, модель которого он сделал, но который был впоследствии достроен разными другими мастерами.
Итак, он заслуживает восхваления как миниатюрист, архитектор, живописец и музыкант. Монахами его ему была воздвигнута гробница в церкви Сан Клементе, его аббатстве, и работы его в названном городе настолько всегда высоко ценились, что над гробницей его можно прочесть следующие стихи:
Pingebat docte Zeusis, condebat et aedes
Nicon: Pan capripes, fistula prima tua est.
Non tamen ex vobis mecum certaverit ullus:
Quae tres fecistis, unicus haec facio.
(Зевксис картины писал, созидались Никоном храмы.
Пан козлоногий в лесах на свирели первой играл.
Кто же, однако, из них со мною соперничать мог бы?
Всё, что они втроем, – делаю я один).
Умер он в 1461 году, внеся в искусство миниатюрной живописи ту красоту, которую мы видим во всех его вещах, о чем могут свидетельствовать несколько листов его работы, находящиеся в нашей книге. Позднее его приемам подражали Джироламо Падуанский в миниатюрах нескольких книг, находящихся в церкви Санта Мариа Нуова во Флоренции, Герардо, флорентийский миниатюрист, и Аттаванте, которого звали также Ванте и о работах которого и в особенности о тех, что находятся в Венеции, говорилось в другом месте, где мы дословно приводили сообщение, присланное нам из Венеции несколькими благородными господами, сделав это для их удовлетворения, ибо они положили много трудов, чтобы найти все то, о чем они пишут; мы же потому ограничились полным пересказом их записки, что не могли составить себе собственного суждения о том, чего не видели.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ГЕРАРДО ФЛОРЕНТИЙСКОГО МИНИАТЮРИСТА
Из всех творений, создаваемых навечно при помощи красок, ничто поистине не сопротивляется натиску ветров и вод лучше мозаики. И это хорошо знал в свои времена во Флоренции Лоренцо Старший деи Медичи, который, будучи человеком умным и знатоком свидетельств древности, пытался снова ввести в употребление то, что многие годы оставалось погруженным во тьму, а так как он очень любил живопись и скульптуру, то не мог не любить и мозаику. И вот, видя, что Герардо, который был тогда миниатюристом и, обладая пытливым умом, исследовал трудности этого дела, Лоренцо, будучи человеком всегда готовым помочь тем, в ком он видел какие-либо семена и зачатки ума и таланта, оказал ему большое покровительство. И потому, соединив его с Доменико Гирландайо, он поручил попечителям собора Санта Марна дель Фьоре дать им заказ на капеллы с крестовыми сводами и перво-наперво на капеллу св. Даров, где покоятся мощи св. Зиновия. И Герардо, придав своему дарованию большую гибкость, создал бы совместно с Доменико чудеснейшие вещи, о чем можно судить по началу работы в названной капелле, оставшейся незавершенной, если бы только не помешала этому смерть.
Помимо занятий мозаикой Герардо был прелестнейшим миниатюристом, но писал также и крупные фигуры на стене: так, за воротами алла Кроче им собственноручно расписан фреской табернакль, а другой есть во Флоренции в конце Виа Ларга, весьма одобрявшийся. А на стене церкви Сан Джильо, при больнице Санта Марна Нуова, он написал в нижней ее части под историями из жизни Лоренцо ди Биччи историю освящения этой церкви папой Мартином V, как этот папа постригает настоятеля больницы и дарует ему многочисленные привилегии; в истории этой гораздо меньше фигур, чем, казалось, это было нужно, так как она во время написания была частично закрыта табернаклем с Богоматерью, который недавно убрал дон Изидоро Монтагуто, последний настоятель этой больницы, при переделке главных дверей больничного здания, и не достававшая часть этой истории была дописана Франческо Брини, молодым флорентийским живописцем.
Возвратимся, однако, к Герардо: почти что невозможно представить себе, чтобы даже очень опытный мастер и то лишь с превеликим трудом и стараниями мог сделать то, что сделал он в этом произведении, великолепно выполненном фреской. В той же больнице Герардо украсил для церкви миниатюрами бесчисленное множество книг, а также несколько для Матвея Корвина, венгерского короля, которые, однако, по случаю смерти короля вместе с книгами, написанными Ванте и другими мастерами, работавшими для короля во Флоренции, были приобретены великолепным Лоренцо деи Медичи и включены в число столь прославленных и заготовленных для библиотеки, выстроенной позднее папой Климентом VII и теперь открытой для всеобщего пользования по распоряжению герцога Козимо. Превратившись же, как сказано, из миниатюриста в живописца, он помимо названных работ изобразил на большом картоне несколько крупных фигур евангелистов, которых он собирался выполнить мозаикой в капелле св. Зиновия. И еще до того, как он получил от великолепного Лоренцо деи Медичи заказ на названную капеллу, он, дабы показать, что знает толк в мозаичных работах и может обойтись без сотрудника, выполнил большую голову св. Зиновия в естественную величину, которая осталась в соборе Санта Марна дель Фьоре и выставляется в самые торжественные дни на алтаре названного святого или в другом месте как произведение редкостное.
В то время, когда Герардо работал над этими вещами, во Флоренции было получено несколько гравюр в немецкой манере, выполненных Мартином и Альбертом Дюрером, и, так как этот вид резьбы ему очень понравился, он сам начал гравировать резцом и отличнейшим образом воспроизвел некоторые из этих листов, как это можно видеть по отдельным образцам, имеющимся в нашей книге вместе с несколькими рисунками его же работы. Герардо написал много картин для других городов, на одной из которых, находящейся в Болонье в церкви Сан Доменико, в капелле св. Екатерины Сиенской, святая эта очень хорошо написана. А в церкви Сан Марко во Флоренции он написал над иконой Прощения полутондо, заполненное весьма изящными фигурами. Но, чем больше нравился он другим, тем меньше удовлетворяли его самого все его работы, за исключением мозаичных, ибо в этом роде живописи он скорее соперничал, чем сотрудничал с Доменико Гирландайо. И если бы он прожил дольше, то достиг бы в этой области наивысшего совершенства, ибо трудился в ней с охотой и открыл большую часть секретов, важных для этого искусства.
Некоторые предполагают, что Аттаванте, или же Ванте, флорентийский миниатюрист, о котором выше упоминалось в разных местах, был учеником Герардо, так же как и флорентийский миниатюрист Стефано, однако я уверен в том, что, поскольку оба они жили в одно и то же время, Аттаванте был скорее другом, товарищем и сверстником Герардо, чем его учеником. Умер Герардо в весьма преклонных годах, завещав своему ученику Стефано все, что имело отношение к искусству. Стефано вскоре после этого занялся архитектурой, передав искусство миниатюры и все, что с ним связано, Боккардино Старшему, украсившему миниатюрами большинство книг, находящихся во Флорентийском аббатстве. Умер Герардо шестидесяти трех лет, и работал он примерно в 1470-х годах спасения нашего.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ДОМЕНИКО ГИРЛАНДАЙО ФЛОРЕНТИЙСКОГО ЖИВОПИСЦА
Доменико ди Томмазо дель Гирландайо, которого по совершенству, величию и обилию его творений можно назвать одним из главных и наиболее превосходных мастеров своего века, был самой природой предназначен стать живописцем, и потому, несмотря на противодействие своих воспитателей (что часто препятствует вызреванию наилучших плодов наших талантов, занимая их тем, к чему они неспособны, и отвлекая их от того, чем они были вскормлены самой природой), он, следуя природному предрасположению, стяжал себе величайшую славу на пользу искусству и своим близким и на радость своему веку.
Он был отдан отцом в обучение ювелирному делу, в котором тот был мастером более чем толковым, выполнившим в свое время большую часть серебряных приношений, хранившихся ранее в шкафу обители Аннунциаты, а также серебряные светильники тамошней капеллы, погибшие во время осады города в 1529 году. Томмазо был первым, выдумавшим и пустившим в оборот украшения, которые носят на голове флорентийские девушки и которые называют гирляндами, за что он и получил имя Гирландайо, причем не только за то, что был первым их изобретателем, но и за то, что сделал их бесчисленное множество и редкой красоты, так что нравились, по-видимому, только те, что выходили из его мастерской. Приписанный таким образом к ювелирному делу, но не испытывая к нему никакой склонности, Доменико не переставал заниматься рисованием. Действительно, несмотря на то, что в юности он и был ювелиром, в живописи природа одарила его духовным совершенством и чудесным и безупречным вкусом, поэтому, постоянно упражняясь в рисунке, он достиг в нем такой живости, быстроты и легкости, что, работая у ювелира, он, по словам многих, зарисовывал всякого, кто только ни заходил в мастерские, схватывая сходство на лету, о чем свидетельствуют также и бесчисленные портреты в его работах, обладающие живейшим сходством. Первые его живописные работы находятся в церкви Оньисанти в капелле рода Веспуччи, где он написал Усопшего Христа с несколькими святыми, а над одной из арок – Мадонну Милосердную, где изображен Америго Веспуччи, плававший в Индию; в трапезной же названной обители он написал фреской Тайную вечерю. В Санта Кроче при входе в церковь, по правую руку, он изобразил житие св. Павлина. И вот, после того как он уже завоевал себе величайшую славу и приобрел известность, он для Франческо Сассетти в церкви Санта Тринита расписал капеллу историями из жития св. Франциска, чудесно написанными и выполненными изящно, чисто и с любовью. На этой фреске он воспроизвел с натуры мост Санта Тринита вместе с палаццо Спини, причем на первой стене он показал, как св. Франциск появляется в воздухе и воскрешает мальчика и как женщины, присутствующие при этом чуде, испытывают смертельную скорбь при виде его похорон и радость и удивление – при виде его воскрешения. Он изобразил там весьма естественно и братию, выходящую из церкви за крестом и шествующую вместе с могильщиками на его похороны, а также и другие удивленные фигуры, доставляющие зрителю немалое удовольствие; и там же – портреты Мазо дельи Альбицци, мессера Аньоло Аччайуоли, мессера Палла Строцци, знатных граждан, часто упоминающихся в летописях этого города. На другой стене он изобразил, как св. Франциск в присутствии викария отказывается от наследства Пьетро Бернардоне, отца своего, и надевает рясу из мешковины, опоясываясь веревкой, а на средней стене – как он отправляется в Рим к папе Гонорию, дабы тот подтвердил его устав, и в январе подносит розы этому первосвященнику. В этой истории он изобразил залу консистории с восседающими кругом кардиналами, а также поднимающиеся туда ступени, показав на них несколько поясных фигур, написанных с натуры, и расположив ряд балясин вдоль лестницы, в числе этих фигур он изобразил портрет великолепного Лоренцо Старшего деи Медичи. Написал он там также, как св. Франциск получает стигматы, а на последней истории – как он умирает и как братия его оплакивает, причем один брат целует ему руки, и это выражено так, что лучше в живописи изобразить невозможно, а кроме того, есть там отпевающий его епископ в облачении, с очками на носу, и только потому, что его не слышишь, понимаешь, что он написан. По обе же стороны алтарного образа он написал фреской на стене обрамленные портреты: с одной стороны – коленопреклоненного Франческо Сассетти, а с другой – мадонны Неры, его жены, а также портреты их детей (поместив их, однако, в верхней истории, там, где воскресает мальчик), с несколькими молодыми красавицами из того же семейства, имен которых я не мог определить, в модных одеждах того времени, и все это доставляет зрителю немалое удовольствие. Сверх того он написал на своде четырех сивилл, а снаружи капеллы, над аркой ее переднего фасада, он написал в орнаментальном обрамлении историю с Тибуртинской сивиллой, заставляющей императора Октавиана поклониться Христу; работа эта в отношении фресковой живописи выполнена очень умело и радует своим прекрасным колоритом. Все в целом он дополнил алтарным образом Рождества Христова, написанным на доске темперой и восхищающим любого знатока. На этой картине он изобразил самого себя и написал несколько пастухов, головы которых почитаются поистине божественными. В нашей книге есть выполненные светотенью его прекрасные рисунки к Тибуртинской сивилле и другим частям этой росписи, и в частности перспектива моста Санта Тринита.