Страница 30 из 31
Походным жилищем нашим была войлочная юрта; казаки же, кроме тех, которые при нас находились, помещались в палатке. Ежедневные дежурства, пастьба верблюдов с лошадьми и ночные караулы шли у казаков обыденным чередом. Молодцами они держали себя по-прежнему, несмотря на все трудности и лишения. Те и другие увеличивались для нас с каждым днем, ибо, с одной стороны, взятые лишь в обрез запасы заставляли экономить такие предметы нашего довольствия, как кирпичный чай и дзамба, а с другой сильные холода и бури донимали нас теперь почти без перерыва.
Уже в первой половине декабря ночные морозы четыре раза переходили за -30°; вскоре затем усилились до замерзания ртути. Притом леденящий ветер, исключительно западный, постоянно дул нам навстречу; выпадавший иногда небольшой снег еще более усиливал стужу. Бури также случались нередко.
Повернув от перевала с Долины ветров в обратный путь, мы зашли прежде всего на ближайшую часть Московского хребта, чтобы измерить здесь нижний предел ледников.
Забравшись всем караваном в окраину гор, я и Роборовский отправились пешком к ледникам, до которых казалось совершенно близко. Между тем пришлось лезть 4 версты в кручу, большей частью по голой россыпи, на сильном морозе с ветром.
После двухчасового пути мы достигли нижнего края одного из ледников. Барометр показал здесь 15 500 футов абсолютной высоты. Нужно только заметить, что ледник этот лежал в ущелье северного склона гор.
Идти вниз по Долине ветров было гораздо легче уже потому, что постоянный западный ветер дул в спину, а солнце хотя сколько-нибудь грело навстречу, да и не требовалось делать съемки обратной дорогой. Однако короткие зимние дни и усталость наших лошадей не позволяли двигаться большими переходами. Погода по-прежнему стояла очень холодная; но 25 и 26 декабря атмосфера наполнилась густой пылью, принесенной, вероятно, бурей, разразившейся в котловине Тарима, и эта пыль, нагревшись солнцем, быстро нагрела воздух, так что 27 декабря даже при облачном небе термометр в один час дня показывал + 7,8°. Затем вскоре опять наступил холод, но менее сильный, чем был до сих пор. Зависело это счастье и от того, что мы спустились Долиной ветров более чем на 2000 футов по вертикали до ключевых истоков нижнего течения реки Зайсан-сайту. Здесь устроена была надвое суток дневка, чтобы отдохнуть, а главное настрелять антилоп оронго для продовольствия как в дальнейшем пути, так и по приходе на склад. На первой же охоте убиты были 23 названные антилопы; больше стрелять не стали, ибо некуда было вьючить, мясо.
Через два затем перехода вниз по реке Зайсан-сайту мы встретили новый, 1885 год, правда при обстановке более чем скромной, зато с радостным сердцем ввиду уже исполненного за год истекший и с лучшими надеждами на успехи в году наступающем.
На другой день Нового года я отправил двух казаков с несколькими вьючными верблюдами на складочный пункт, в урочище Чон-яр. Сами же мы предприняли непродолжительную экскурсию по реке Хатын-зану, чтобы выяснить окончательное расположение окрестных ей хребтов и проследить названную реку.
Сделали мы три перехода обратно вниз по Хатын-зану, а отсюда в два приема перешли безводной местностью до урочища Чон-яр, где радостно встретились с остававшимися людьми нашего отряда. Это было 11 января 1885 года. В отсутствие, то есть на зимней экскурсии, мы провели 54 суток, обошли 784 версты и обследовали один из самых неведомых уголков Центральной Азии.
На складе нашем все оказалось благополучно. Оставшиеся казаки были живы и здоровы. Верблюды совершенно отдохнули и поправились на хорошем подножном корме, что весьма важно было для дальнейшего пути, ибо рассчитывать достать свежих верблюдов в бассейне Тарима мы не могли, как то и подтвердилось впоследствии.
Относительно же лошадей вышло не так удачно. Те, которые ходили с нами, совершенно истомились, да и оставшиеся на отдыхе далеко не поправились как следует: четырех из них пришлось бросить.
По приходе на склад, где и погода сделалась теплее, тотчас же началась стрижка, умывание и пр. — словом, приведение себя в образ человеческий; после этого мы воспользовались лучшими продуктами из своих запасов. Все минувшие невзгоды теперь стушевались, и лишь в отрадном образе являлся в воспоминании успех совершенного путешествия.
Трое суток употреблено было на переустройство багажа, просушивание собранных зоологических коллекций, дополнительные писания и пр. Затем мы покинули свою прекрасную стоянку и направились к северу на Лоб-нор по пути, отысканному разъездом еще в ноябре прошлого года.
Хребет Алтын-таг, о котором не раз упоминалось выше и возле которого мы теперь находились, был открыт мною в конце 1876 года, во время лобнорского путешествия.
Его название в переводе означает «золотой хребет» и дано, вероятно, вследствие обилия здесь золота. При общем направлении от запада-юго-запада к востоку-северо-востоку описываемый хребет тянется на 700 верст от верховья реки Черченской до снеговой группы Анембар-ула, близ Са-чжеу. Здесь Алтын-таг соединяется непосредственно с Нань-шанем, на западе же примыкает к Токуз-дабану с его дальнейшими продолжениями.
Таким образом, является непрерывная, огораживающая с севера высокое нагорье Тибета цепь гор от верхней Хуан-хэ до Памира. Алтын-таг лежит как раз в середине этой громадной цепи и, подобно другим окрайним горам Центральной Азии, пускает на высокое плато лишь незначительный скат, но вполне развивается к стороне своего низкого подножия, то есть к Лобнорской пустыне. За снеговую линию тот же хребет переходит лишь в крайней западной части, близ истока Черченской реки, но тем не менее на всем своем протяжении весьма высок, дик и труднодоступен.
Характеристикой Алтын-тага могут также служить его высокие, обыкновенно продольные общему направлению хребта долины с лёссовой почвой, но безводные, а потому чрезвычайно бедные растительностью. Вообще описываемый хребет очень беден водой.
В направлении, нами пройденном, южный склон Алтын-тага имеет всего лишь несколько верст в ширину, и подъем здесь со стороны плато Тибета на перевал к Лоб-нору совершенно незаметен.
Через 26 верст от вершины спуска, понизившись почти на 3000 футов, мы пришли на ключевой исток реки Курган-булак, или Курган-сай, в то самое место, через которое пролегал наш путь в январе 1877 года.
По выходе из ущелья Курган-сай дальнейший путь наш лежал к западу-северо-западу поперек обширной, покатой от подножия Алтын-тага к Лоб-нору, равнины. Двойным переходом с ночевкой посередине прошли мы здесь 52 безводные версты до ключа Ащи-булак.
Вначале, верст на восемь от Курган-сая, тянулись глиняные холмы; в их окраине мы встретили место своего здесь бивуака зимой 1877 года. Несмотря на то что с тех пор минуло уже восемь лет, еще хорошо сохранились следы нашей юрты и лежбищ верблюдов; целы были уголья нашего костра и даже оставшиеся тогда дрова.
Почва равнины, по которой мы затем шли, состоит из гальки, лёсса и песка, рыхло насыпанных; местами валяются камни, обделанные бурями в разные причудливые формы, как, например, седел, башмаков, блюдец и т. п. Иногда встречаются протянувшиеся от гор русла, обозначающие собой направление редких дождевых потоков. Сама равнина бесплодна; лишь в районе, ближайшем к горам, врассыпную растут корявые кусты саксаула, джузгун, реамюрия и хвойник. Тропинка хорошо наезжена и притом часто обозначена сложенными из камней кучами (обо), иногда весьма большими.
На ключе Ащи-булак, вода которого горько-соленая, мы спустились уже до уровня Лоб-нора, то есть на 2600 футов абсолютной высоты. Так низко не были от самой Кяхты. Нечего говорить, что теперь стало теплее, хотя в нынешнем году зима на Лоб-норе стояла холодная и даже на несколько дней выпадал снег. До сих пор еще лежали в укрытых от солнца местах занесенные лёссовой пылью снежные сугробики.
От Ащи-булака мы прошли сначала 10 верст до южного берега Лоб-нора, а затем 27 верст вдоль по этому берегу. Местность здесь отвратительная — голый солончак, взъерошенный на своей поверхности, словно застывшие волны. Такая полоса, бывшее дно озера, облегает верст на десять в ширину южный берег Лоб-нора в местности, нами пройденной; к востоку же, вероятно, значительно расширяется. На самом Лоб-норе еще лежал теперь сплошной лед более фута толщиной. Замерзшая полоса чистой, не поросшей тростником воды, протянувшаяся вдоль южного берега названного озера и имевшая в 1877 году от 1 до 3 верст в ширину, ныне стала более чем на половину уже вследствие общего уменьшения воды в Лоб-норе.