Цицерон

Герой наш, однако, прекрасно понимал, что проект Клодия направлен лично против него. Взволнованный, испуганный, он решился на опрометчивый шаг, о котором вскоре пожалел: он перестал носить тогу и тунику сенатора и облачился в одежду простого всадника, получалось, что он как бы признает, что находится под подозрением и угрозой. Поначалу, правда, жест имел благоприятные последствия: всадники шумной толпой явились ка Капитолий, они кричали, что всем им пришла пора облачиться в траур, что они сами возьмут на себя заботу о жизни и здоровье Цицерона, ведь государством, кричали они, никто не управляет. Всадники были не одиноки. Значительная часть сенаторов, все «добропорядочные граждане», boni, заклинали консулов выступить против законопроекта Клодия, но Габиний и Пизон не слушали никого. А когда сенат решил, что все члены его облачатся в траур, Габиний — консул-суффект этого месяца, наложил на решение сенаторов запрет, и второй консул, Пизон, подписался под запретом. Вскоре нашелся народный трибун, который согласился наложить вето на законопроект Клодия. То был Луций Нинний Квадрат, друг

Цицерона, на него можно было положиться. Однако и этот шаг не дал результатов. Тогда Цицерон решил посетить Пизона, он взял с собой своего шурина, который принадлежал к одному с Пизоном роду Кальпурниев. В речи «Против Пизона» он рассказал, что вышло из их визита.

«Помнишь ли ты, чудовище, тот день, когда в пятом часу явился я к тебе вместе с Гаем Пизоном? Ты только что вылез из какого-то кабака, закутанный с ног до головы, дабы укрыться от людских взглядов; обдав нас зловонным дыханием, ты принялся объяснять, что слабое здоровье заставляет тебя будто бы пить лекарства, разведенные на вине. Мы сделали вид, будто поверили — что другое нам оставалось? — и принуждены были долгое время вдыхать кабацкую вонь, которую ты постоянно источаешь. До нас доносились вперемешку наглые твои ответы и икота, так что в конце концов мы обратились в бегство». Если верить этой яростной разоблачительной речи, Пизон еще и в начале дня не мог оправиться от ночной оргии; Цицерону он, впрочем, в просьбе его отказал.

Через два дня Клодий созвал в цирке Фламиния большую сходку граждан и представил свой законопроект. Кроме обоих консулов, он пригласил также Цезаря и Красса. Помпея не было в Риме. Он отсиживался на своей Альбанской вилле, боясь, что придется после всех заверений в дружбе выступать против Цицерона. На сходке Клодий обратился к Пизону с вопросом — что думает он о консульстве Цицерона? Пизон отвечал, что «не выносит жестокости». Отвечая на тот же вопрос, Цезарь так же неодобрительно отозвался о казни заговорщиков, но заметил, что нельзя наказывать Цицерона за проступок, свершенный до принятия настоящего закона. Ответ Красса был столь же уклончив. Цицерон решил отправиться в Альбу — просить заступничества Помпея. Добиться приема ему, однако, не удалось — завидев Цицерона, великий друг его сбежал через заднюю дверь. Но и тут Цицерон не сдался, он убедил некоторых близких ему сенаторов, в свою очередь, отправиться к Помпею и просить, чтобы тот выступил в его защиту. Среди этих сенаторов был, в частности, и Лициний Лукулл. Помпей (на сей раз ему уклониться не удалось) сказал, что будет стоять на стороне закона, то есть, другими словами, поддержит консулов.

Итак, все теперь зависело от решения консулов. Цицерон снова явился к Пизону, тот посоветовал смириться перед неотвратимостью и покинуть Рим, дабы избежать столкновения между друзьями Цицерона и консулами. Смысл угрозы был ясен — Цезарь еще не выступил в Галлию, армия его в ожидании приказа стояла на Марсовом поле. Точную хронологию этих событий установить трудно, но кое-какие опорные точки можно обнаружить. Например: Клодий назначил сходку на тот день, когда в Риме отмечалась годовщина изгнания царей. Враги прозвали Цицерона «Арпинским тираном» и не раз, характеризуя оратора, пользовались этой кличкой. Собрание, которому предстояло принять закон, изгонявший Цицерона из столицы, состоялось именно в день изгнания царей, что имело вполне определенный символический смысл.

Если учесть те временные промежутки, которыми разделялись в Риме отдельные этапы прохождения законов, получится, что Клодий внес свой проект 15-го числа дополнительного месяца, голосование же и утверждение закона состоялись 12 марта. На протяжении всего этого времени подручные Клодия всячески преследовали Цицерона. Его окружали на улицах, забрасывали грязью и камнями. На их взгляд, то был лучший способ унизить человека, который умел словом подчинить себе толпу. Клодий ссоюзниками не решились возбудить против Цицерона судебный процесс, такой же, какой тремя годами ранее был устроен против Рабирия, как раз потому, что опасались мощи его красноречия. Они понимали, что ни один трибунал не осудит человека, чье красноречие казалось всепокоряющим, человека, который спас Рим от нависшей над ним смертельной угрозы. Чтобы справиться с Цицероном, надо было принять направленный против него закон и в то же время не дать ему выступить в народном собрании. Трибунской власти Клодия тут было недостаточно, нашелся более простой путь — подорвать популярность Цицерона, выставить его в смешном свете.

Во всей этой истории триумвиры держали себя па редкость двусмысленно. Цезарь покинул Рим и отправился в Галлию, едва лишь уверился, что народное собрание утвердит законопроект Клодия. Дион Кассий предполагает, что Помпей и Цезарь распределили между собою роли: Цезарь поддерживал действия Клодия против Цицерона, Помпей же первые два месяца наступившего года усыплял бдительность оратора успокоительными разговорами, а затем, в решающий момент, отказался воспрепятствовать обсуждению законопроекта. Такое утверждение представляется нам несколько упрощенным, следует, наверное, учитывать и другие обстоятельства. Сам Цицерон указал на них в речи «В защиту Сестия»: он сказал, что триумвиры предоставили Клодию свободу действий с целью запугать сенат. Светоний свидетельствует, что триумвиров сильно тревожила кампания, которую начали против Цезаря оба претора — Луций Домиций Агенобарб и Гай Меммий; преторы представили сенату доклад, в котором требовали отменить все законы, проведенные Цезарем во время его консульства; с помощью Клодия триумвиры стремились сорвать обсуждение доклада преторов в сенате. Так и вышло: обсуждению посвятили всего лишь одно заседание, и больше к этому вопросу сенат не возвращался. Нет никаких сомнений, что, если бы Цицерон сохранил свое место и свое влияние в курии, преторы получили бы очень сильную поддержку. Следовало как можно скорее убрать его из курии и в то же время запугать всех других сенаторов, враждебных триумвирам. Последнее, видимо, удалось полностью — никто в курии не попытался спасти Цицерона. Его отъезд из Рима устраивал всех — можно было избежать открытого столкновения и насилия. Но он, без сомнения, означал, что сенат капитулировал перед «трехглавым тираном». На стороне тирана были банды рабов и отпущенников, опираясь на них, Клодий чувствовал себя полновластным хозяином на форуме и на Марсовом поле, ибо считалось, что эти банды и есть «народ». Разобравшись в сложностях всех этих интриг, мы понимаем, какое значение придавали триумвиры Цицерону.

Мешал им и еще один человек, Катон, слывший совестью сената, как Цицерон слыл его голосом. В свое время Помпей пытался привлечь Катона на свою сторону, предложив установить брачные связи между обеими семьями. Катон отказал, и теперь от него тоже надо было как-то избавляться. Клодий сумел добиться проведения закона, по которому Катону доверялась ответственная миссия на Востоке. Ему предстояло присоединить к владениям Рима остров Кипр, где правил один из Птолемеев; кроме того — и таким образом надолго, — откладывалось возвращение Катона в Рим, он должен был добиться возвращения в Бизанций некоторых его граждан, вынужденных ранее уйти в изгнание из-за внутренних гражданских распрей. Катон отбивался как мог, утверждал, что поручение, которое на него возлагают, не почесть, а кара, но уехать из Рима ему все-таки пришлось. Вернулся Катон в столицу через два с половиной года, в ноябре 56 года. Катон покинул Рим, когда собирались голосовать за утверждение закона «О казни граждан», а Клодий подготовил новый маневр в борьбе против Цицерона — закон, в котором прямо был назван консул 63 года; тут уж Цицерону не оставалось ничего другого, кроме изгнания. В последнем перед отъездом разговоре Катон советовал Цицерону покориться неизбежному и уехать.