Цицерон

Цицерон живет в том же духовном пространстве, что его сограждане, он разделяет их верования. А вера в предзнаменования — залог веры в то, что события на земле разворачиваются не случайно, что они подчинены порядку и логике, которые никто, кроме богов, в них внести не может.

Сохранению божественного порядка и осуществлению божественной логики можно и должно содействовать. Может и должен содействовать им человек, смиренно внемлющий знамению, которое ему дано. Самые мрачные пророчества могут быть отвращены — искуплены, как говорили римляне, — с помощью соответствующих обрядов. Мы рассказывали, как Цицерон, покидая на волю богов бесконечно дорогой ему Рим, освятил на Капитолии статую Минервы, богини, которой был особенно предан. Сознательно или нет, он повторял тот искупительный обряд, которым здесь же, на Капитолии, был освящен храм Разума после разгрома римских армий в 217 году на берегах Тразименского озера.

Теперь надо сказать о том, что историки называют нерешительностью Цицерона. Доказательством ее считают боязнь казнить заговорщиков в 63 году и бесконечные колебания в 49-м, перед тем как присоединиться к армии Помпея. Слабохарактерность, говорят они, неспособность принять решение. Всегда нелегко установить разницу между привычкой к длительным размышлениям и недостатком воли. Цицерон сложился под воздействием скептической философии Академии, он всегда начинал с рассмотрения всех сторон проблемы. Диалектика Диодота приучила его формулировать то, что на языке математиков называется гипотезой, рассматривать любой вопрос всесторонне, как совокупность данных. Нам кажется, что размышления такого рода доставляли Цицерону удовольствие, были для него умственным наслаждением. Но видеть проблему в форме уравнения — значит, видеть два равно возможных решения, со всеми выводами, вытекающими из каждого. Оставалось лишь сделать выбор. И тут разум оказывался бесполезным; выбор могло подсказать только сердце, и в конце концов он оказывался иррациональным. Встать на сторону Помпея Цицерона заставило то, что мы сегодня назвали бы порядочностью, чувством чести; невозможность нарушить fides, воспоминание об оказанных услугах, потребность прислушаться к мнению сограждан. Ни один из этих мотивов нельзя назвать разумным, рациональным. В похожей ситуации Катон считал непреложными совсем другие принципы. Но в ту пору Цицерон ни в коей мере не был Катоном, только в последние месяцы жизни, ощутив всю привлекательность стоической философии, он отбросил колебания, склонился к самым суровым решениям и встал на путь, о котором писал в «Тускуланах», — отдать жизнь за республику. Но на этот путь можно встать только единожды.

Иррациональное и страстное начало в мысли Цицерона и в его деятельности напоминает роль, что отведена в диалогах Платона поэзии и мифу. Далеко не случайно всю жизнь так глубоко чтил Цицерон основателя Академии. Действие таких трактатов, как «Об ораторе» или «О государстве», перенесено в эпоху Сципиона, оно погружено в атмосферу мифа, которая вся лучится величием и славой; в эту атмосферу невольно погружается читатель. История Рима обретает поэтический тон. И снова перед нашим умственным взором встает Вергилий, снова возникает восходящая к Энею галерея великих римлян, носителей самых прославленных, самых громких имен истории города. В диалогах Цицерона люди той поры, как и сам автор, исполнены сознания исторической преемственности. Не один Цицерон остро осознавал ценность легенды и мифа, традиции и преемственности. Столь же чутки к ней были Аттик, Варрон и другие писатели и мыслители времени. Но их стремление к восстановлению традиции опиралось скорее на разум и знание, чем на чувство и сердце.

Как многие его современники, Цицерон испытывал желание заняться историей, о чем не раз говорил в письмах. Он даже приступил к работе, собирал материалы, составлял планы, но всякий раз по тем или иным причинам отказывался от своего замысла. Намерения эти тем не менее показательны сами по себе. В годы крушения республики и ее ценностей возникла потребность в самооправдании. Цицерон указал на те стороны общественной жизни, где следовало искать возможность такого самооправдания. Через несколько лет оно прозвучало в «Истории Рима от основания города» Тита Ливия, в «Энеиде» Вергилия. Этим созданиям римского гения проложил путь Цицерон. Он первый вывел целую галерею героев римской истории, показав их и в самой достоверной повседневности, и во всем величии их мыслей и подвигов. Не случайно так часто говорил он о том, что оратор должен знать историю. Не для того, чтобы обнаружить еще один источник, из которого можно черпать декоративные детали, забавные анекдоты или назидательные примеры, а чтобы в речах своих открывать слушателям мир, и тот, что их окружает, и другой, совсем на него непохожий, мир цветущей республики, который Цицерон страстно хотел навсегда сохранить живым.

Вот почему Цицерон — провозвестник империи. Она была внутренне неотделима от монархии, Цицерон это предчувствовал. Через полвека связь стала явной. Всей душой ненавидя единоличное правление, он готовил его торжество, создавал его идеологию. Он прочил Октавиана на роль «кормчего республики»; описывая идеальное государство, Цицерон доказывал, что кормчий республике нужен. Противоречие это отражает конфликт между теоретическими построениями Цицерона и глубинными импульсами его личности. Именно из этого противоречия родился принципат и принял ту форму, которую принял. В 27 году сенат поднес новому Цезарю щит, выписав на нем главные добродетели принцепса — гражданская доблесть, справедливость на основе права, милосердие и pietas, то есть то сочетание философских понятий и национальных ценностей, которые Цицерон пытался утвердить за двадцать лет до того. Современные историки слишком часто, недопустимо упрощая, характеризуют философское творчество Цицерона как эклектическую популяризацию, Они забывают, что Цицерон предпринял грандиозную попытку поставить в новую перспективу и заново рассмотреть многовековую традицию философских школ. Без философских сочинений Цицерона мышление римлян, политическое в своей основе, никогда не отозвалось бы на призывы с далекого Востока. Цицерон продолжал и развивал дело Сципиона Эмилиана и Панеция. Им пришлось преодолевать сопротивление людей, которые, понимая значение греческой культуры, все же предпочитали знакомить с ней лишь немногих, тех, кто владел языком Эллады. Цицерон против таких воззрений боролся всю жизнь. Он понимал и прямо говорил: перевод греческих философских учений и их ключевых понятий на латынь — не просто проблема поиска словарных соответствий. Перевод — включение греческой философской мысли в тот образ мира, что отражен в языке римлян. Цицерон стремился не к распространению знаний, а к изменению мышления народа. Он был подлинным новатором и революционером, этот самый консервативный из консервативных римлян. Жизнь, им прожитая, навсегда отмечена противоречием между стремлением вернуться в мир своего детства и своей юности, в мир утраченной гармонии и последовательным, на разуме основанным стремлением создать новый образ человека, которым и жила культура на протяжении стольких последующих веков.

ХРОНОЛОГИЯ [1]

110 Консулы: Марк Минуций Руф, Спурий Постумий Альбин.

Рождение Тита Помпония Аттика.

106 Консулы: Гай Атилий Серран, Квинт Сервилий Цепион.

3 января: рождение Цицерона.

29 сентября: рождение Помпея.

105 Консулы: Публий Рутилий Руф, Гней Маллий.

Весна: пленение Югурты.

6 октября: две консульские армии разбиты кимврами и тевтонами под Араузионом в Галлии.

104 Консулы: Гай Марий (во второй раз), Гай Флавий Фимбрия.

1 января: триумф Мария в связи с победой над Югуртой.

Вторая война с рабами в Сицилии.

103 Консулы: Гай Марий (в третий раз), Луций Аврелий Орест.