Молитвы разбитому камню

Его опустили на землю.

Ни звука не донеслось, но он почувствовал, как удаляются шаги гигантских ног. Напряжение спало, и он всхлипнул. В конце концов Бремен сумел подняться на ноги и позвать куда-то в пустоту. Слабенький голос Джерри тут же затерялся в пространстве, и он даже не был уверен, что сам его слышал.

Взошло солнце. Веки Бремена затрепетали, глаза открылись, и он уставился на далекое сияние, а потом снова зажмурился. До него постепенно дошла суть увиденного. Солнце взошло!

Он сидел на траве. Вокруг до самого горизонта расстилалась бесконечная, заросшая высокой травой прерия. Бремен сорвал стебелек, ободрал листья и высосал сладкую сердцевину. Совсем как в детстве. Он поднялся и зашагал.

Трава колыхалась под теплым ветерком, слышался тихий шелест. От этого звука чуть ослабла головная боль, которая по-прежнему гнездилась где-то за зрачками. Шагать было приятно: трава приминалась под босыми ступнями, тело пригревало солнце и ласково обдувал ветер.

Дело близилось к полудню. Теперь Бремен шагал к расплывчатому пятну на горизонте. Постепенно пятно превратилось в далекие деревья, и незадолго до заката он оказался под сенью леса, в тени высоких дубов и вязов, словно вышедших из его пенсильванского детства. Перед Бременом бежала по траве его длинная тень.

Впервые за все это время Джерри почувствовал усталость и жажду. Сухой язык отяжелел и распух. Бремен брел сквозь удлинявшиеся тени, время от времени поглядывая наверх, сквозь ветки деревьев — нет ли на небе облаков, и внезапно чуть не свалился в пруд. Круглое озерцо обрамляли осока и тростник. На берегу росла усыпанная ягодами вишня. Он приблизился к пруду, ожидая, что тот вот-вот исчезнет, и ринулся вперед.

Вода доходила ему до пояса и была совершенно ледяной.

Она появилась перед самым рассветом. Бремен проснулся и сразу же заметил какое-то движение. Не веря своим глазам, он неподвижно застыл в тени, среди деревьев. Она ступала очень осторожно, кротко и неуверенно, словно шла босиком. Травяные метелки гладили ее по ногам. Бремен все отчетливо видел в ясном прозрачном воздухе, пронизанном косыми лучами восходящего солнца. Женщина, казалось, излучала свет. Груди — левая чуть полнее правой — мягко колыхались при каждом шаге. У нее были короткие черные волосы.

Вот она на миг остановилась, потом снова пошла вперед. Бремен с замиранием сердца смотрел, как ритмично двигаются при ходьбе ее крепкие бедра, как она идет, не подозревая, что за ней наблюдают. Вот она уже совсем близко. Теперь Джерри различал прозрачные тени на грудной клетке, бледные розовые соски, большой синяк на сгибе локтя.

Бремен вышел из-под сени деревьев. Женщина остановилась, инстинктивно вскинув руки и прикрываясь ладонями, а потом побежала к нему, раскрыв объятия. Джерри почувствовал нежный запах ее волос, прикосновение кожи, ощутил под пальцами знакомый изгиб спины. Оба плакали и сбивчиво что-то говорили. Бремен опустился на колени и уткнулся лицом ей в грудь. Она наклонилась и прижала к себе его голову. Мужчина и женщина ни на мгновение не выпускали друг друга из объятий.

— Зачем ты меня оставила? — прошептал Бремен, не отрываясь от жены. — Зачем ушла?

Гейл ничего не ответила, только прижала его к себе еще крепче и заплакала. А потом, по-прежнему не говоря ни слова, тоже опустилась на колени.

Утренний туман рассеивался. Они вышли из леса. Впереди раскинулись залитые солнечным светом, поросшие травой холмы, похожие на чье-то загорелое бархатистое тело, которое можно было потрогать, просто вытянув руку.

Мужчина и женщина тихо разговаривали и время от времени брались за руки. Почти сразу же выяснилось, что при попытке телепатического контакта голову пронзает ослепляющая боль. Поэтому Гейл и Джерри просто разговаривали и касались друг друга. Дважды они занимались любовью в высокой, мягкой траве под теплым взглядом золотого солнца.

Ближе к полудню они взобрались на небольшой холм и увидели внизу маленький сад, а за ним — что-то большое и белое.

— Наша ферма! — изумленно воскликнула Гейл. — Как такое может быть?

Бремен не удивился — ни в этот момент, ни когда они подошли к старому, высокому дому. Все на месте, даже покосившийся амбар, куда он ставил машину, и подъездная дорожка, которую давно следовало посыпать гравием. Только вот там, где раньше начиналось шоссе, теперь ничего не было. Длинная изгородь из ржавой проволоки терялась среди высокой травы.

Гейл поднялась на крыльцо и заглянула в окошко. Бремен чувствовал себя нарушителем, незваным гостем, который рассматривает чей-то дом, не зная, можно ли туда забраться и живет ли там кто-нибудь. Повинуясь старой привычке, муж и жена повернули к задней двери. Гейл отодвинула проволочную сетку и чуть не подпрыгнула от громкого скрипа петель.

— Прости, я обещал их смазать, помню.

Внутри было темно и прохладно и все точно так, как они оставили. Бремен заглянул в кабинет и увидел, что на дубовом письменном столе все еще лежат его бумаги, а на доске написано мелом какое-то давно забытое преобразование. На втором этаже солнечный луч падал через маленькое оконце в крыше, которое Джерри, помнится, с таким трудом застеклил давним сентябрьским днем. Гейл ходила из комнаты в комнату, дотрагивалась до вещей и иногда тихо вскрикивала от радости. В спальне царил привычный порядок: постель заправлена, голубое одеяло тщательно подоткнуто под матрас, лоскутное покрывало, сшитое ее бабушкой, — в ногах кровати.

Они улеглись спать на прохладных, чистых простынях. Занавески то и дело колыхал ветерок. Гейл что-то бормотала во сне и тянулась к мужу. Когда Бремен проснулся, за окном уже почти стемнело, опустились долгие летние сумерки.

Снизу доносился какой-то шум.

Джерри долго лежал не шевелясь. В комнате в неподвижном сгустившемся воздухе висела почти осязаемая тишина. И вот опять кто-то зашумел.

Бремен вылез из постели, стараясь не разбудить жену. Она свернулась калачиком, положив руку под голову, на подушке осталось влажное пятно от слюны. Джерри босиком спустился по деревянной лестнице, проскользнул в кабинет и тихонько выдвинул нижний правый ящик стола. Точно, сверток там, под пустыми папками.

От «смит-вессона» тридцать восьмого калибра пахло смазкой, он выглядел совсем новеньким, как в тот день, когда шурин подарил его Джерри. Бремен проверил револьвер — заряжен, пули засели в барабане плотно, как яйца в гнезде. Шершавая рукоять, прохладный на ощупь металл. Бремен печально улыбнулся, осознавая всю абсурдность своих действий, но оружие не убрал. В кухне хлопнула металлическая сетка.

Медленно и беззвучно он подошел к кухонной двери. Свет не горел, но глаза быстро привыкли к темноте. Призрачно белел холодильник. Джерри стоял на пороге и слушал его урчание. Наконец, опустив револьвер, Бремен шагнул вперед и ступил на холодный кафель.

Что-то зашевелилось, и он поднял пистолет, а потом снова опустил. О его ноги потерлась Джернисавьен, их своенравная пятнистая кошка. Подошла к холодильнику и просительно посмотрела на Джерри, потом вернулась и снова потерлась о его лодыжки. Бремен присел и машинально почесал ее за ухом. Револьвер в его руке выглядел нелепо. Он ослабил хватку.

Когда они ужинали, за окном всходила луна. В морозилке в подвале нашлись бифштексы, в холодильнике — ледяное пиво, а в гараже — несколько мешков с углем. Пока жарилось мясо, Гейл и Джерри накрыли стол во дворе, около старого насоса. Джернисавьен, конечно, уже покормили, но она все равно с многозначительным видом уселась возле большого деревянного кресла.

Бремен облачился в любимые хлопковые штаны и синюю рабочую рубашку, а Гейл надела одно из тех свободных белых платьев, в которых обычно путешествовала. Вокруг раздавались до боли знакомые звуки: стрекотали сверчки, в саду пели ночные птицы, возле далекого ручья на разные лады квакали лягушки, в сарае время от времени чирикали воробьи.