Неприятности в Валентинов день

— Кейт, — сказал Роб, сквозь шорох разрываемой упаковки презерватива и щелчка латекса. — Я хочу тебя больше всего на свете. — И он толкнулся в нее, огромный и толстый. Низкий первобытный стон вырвался из его груди, когда он вошел глубже, и головка его члена прижалась к шейке матки, растягивая и наполняя Кейт.

Она знала, что он большой, но вскрикнула. Роб обвил правой рукой ее талию.

— Прости, Кейт, — его тело накрыло ее, он опирался на левый локоть и предплечье. Он шептал ей на ухо, его дыхание было быстрым и горячим и запутывалось в ее волосах. — Я никогда не причиню тебе боль. Никогда. — Его хватка усилилась, а рука задрожала. — Хочешь, чтобы я остановился?

Стон слетел с ее губ. Стон, который смутил бы ее при свете дня. Она прижалась ягодицами к его паху.

— Нет, — ответила она голосом, который был слишком полон желания даже для нее самой. — Займись со мной любовью, Роб, — сказала Кейт в темноте, где ничто не имело значения и ничто не было настоящим. — Пожалуйста, не останавливайся.

Она почувствовала на своем плече его жаркий рот и острые зубы. Роб вышел, а затем толкнулся еще дальше.

— Ты так хороша, Кейт. Так хороша. — Он начал медленно и равномерно двигать бедрами. — Больше?

— Да.

И он дал ей больше, ударяя в самом правильном месте внутри нее.

— Кейт, — прошептал он ей на ухо. — Сейчас я собираюсь трахнуть тебя по-настоящему жестко.

— Да.

Роб поднялся, его руки сжали ее талию. Если бы он не держал ее, первый же глубокий толчок заставил бы Кейт растянуться на полу. Роб двигался все быстрее, жестче, сильнее. Лаская ее точку джи толстой головкой пениса и твердым стволом. Снова и снова, пока Кейт не почувствовала первый сильный рывок оргазма. Он начался глубоко внутри и вырвался наружу. Кейт снова закричала, на этот раз от невероятного удовольствия, которое прокатилось по ее телу, от ступней босых ног до самой макушки. В ее ушах звенело, ее тело трясло, пока стенки влагалища сжимались вокруг него. Она услышала его низкий стон и последовавшую за ним череду проклятий, которые она не очень-то и поняла. Что-то о Марии и Иисусе, и чьей-то матери.

А потом все закончилось, и остался лишь звук неровного дыхания и осознание Кейт того, что она голая, а ее пятая точка открыта всем ветрам.

Глава 14

Самолет Роба приземлился в международном аэропорту Сиэтл-Такома. Вдалеке виднелся Маунт-Рейнир. Взяв в аренду «Лексус», Саттер позвонил Луизе по мобильнику, чтобы сообщить, что скоро подъедет и заберет Амелию, включил радио и направился к Пятой автостраде.

Роб надвинул свои «Мауи Джимс» на переносицу и отрегулировал солнцезащитный козырек. Поляризованные линзы притупили ослепительный свет утреннего солнца. «Лексус» влился в поток на автостраде, где тут же застрял в едва двигавшейся по направлению к Сиэтлу веренице машин. Прошлой ночью Саттер не сомкнул глаз, а во время полета проглотил целую цистерну кофе. Разум был затуманен, но Роб совершенно ясно помнил, как свет в продуктовом магазине падал на обнаженную грудь Кейт. Её грудь была белой и идеально очерченой, с маленькими розовыми сосками, которые венчали ту точно посередине, как спелые ягоды малины. Он помнил, какими твердыми были эти соски, когда он касался их ладонями и языком. А покрытые взбитыми сливками — были так хороши на вкус, что Роб тогда сразу же потянулся за добавкой.

Он воскресил в памяти каждую деталь прошлой ночи. Прикосновения своих рук к мягкой коже Кейт и попытки сдержать себя. Он хотел делать все медленно, растянуть удовольствие. И в то же самое время вел борьбу с самим собой, чтобы просто не бросить ее на пол и не сделать то, что хотел.

В конце концов, он проиграл сражение. Он схватил Кейт, подтолкнул на пол и сделал то, что хотел. И кончил так сильно, что думал потеряет сознание. Но, несмотря на то, что он чувствовал каждую волну, каждый спазм оргазма Кейт, Роб знал, что она заслуживает большего. Большего, чем быстрый перепихон на полу.

Роб включил поворотник и осторожно вклинил «Лексус» между фургоном для доставки и серебристым «Камаро». Подтолкнуть Кейт на пол было не самой лучшей идеей, но это можно было бы простить, если бы затем не последовала еще большая ошибка. Та, из-за которой Роб не спал всю ночь, мысленно посылая себя туда, где раки зимуют. Та, которую он не желал бы вспоминать с той же ясностью, с которой помнил всё о прошлой ночи.

Выдавив из себя лишь неясное: «Я скоро», — он собрал одежду и направился в ванную. Оделся и, пока стоял перед унитазом, наблюдая, как презерватив кружится и исчезает в потоке воды, внезапно сошел с ума. Не из-за обычных проблем прошлой жизни: какую ложь сказать или как выбраться из комнаты, избежав сцены. Нет, он спятил потому, что в какое-то мгновение ему стало наплевать абсолютно на всё, кроме как быстрее раздеть Кейт. И не то чтобы он забыл свои прошлые ошибки или проблемы, возникавшие из-за них. Это было нечто большее — Кейт заставила его не волноваться. Пока он был с ней, слизывая взбитые сливки с её груди и глубоко входя в неё — туда, где она была скользкой и тугой вокруг его члена, ему все было до лампочки. Он хотел эту женщину, и больше ничто не имело значения. Но когда возбуждение схлынуло, собственное пренебрежение последствиями напугало его до чертиков, и он сбежал сломя голову. Но не раньше, чем совершил самую большую глупость в ту ночь.

Он посмотрел в карие глаза Кейт, поцеловал её в лоб и сказал «спасибо», будто бы она только что передала ему соль. А затем выскочил вон через черный ход.

Роб взглянул на часы и свернул на скоростную автостраду у выезда к Денни. В Госпеле было десять часов. Если бы он позвонил в «M&С», то мог бы застать Кейт и попытаться объясниться или извиниться, или что-то ещё. Он дотронулся до мобильного телефона, пристегнутого к ремню, но положил руку обратно на руль: разберется с этой проблемой, когда будет дома — лично. Черт, может, он вовсе и не облажался. Может, Кейт вовсе и не расстроилась. Может, он придумал это выражение на ее лице, когда он сказал «спасибо» и поцеловал её в лоб.

Прямо сейчас Саттеру предстояло встретиться с другой проблемой. Которая была очень даже реальной.

Роб нашел место для парковки за несколько многоквартирных домов от кондоминиума Луизы и к тому времени, как постучал в дверь, уже задвинул мысли о Кейт в дальний угол. Дело, с которым он разберется позже.

Белокурые волосы Луизы были зачесаны назад в «конский» хвост, и одета она была так, будто собиралась совершить пробежку в тесном чёрном костюме из спандекса. Лу была сексуальной и подтянутой и, вероятно, могла расколоть грецкий орех своей пятой точкой. Бывшая жена обняла Роба и чмокнула в подбородок. Саттер ничего не почувствовал. Никакого возбуждения внизу живота. Никакого желания наклонить голову и поцеловать Лу в губы. Никакого покалывания в груди или сжавшегося сердца. Ничегошеньки.

Он обнаружил Амелию сидевшей на высоком детском стульчике и поедавшей «Чириоуз» со встроенного подносика. Она подняла ручки и с радостной улыбкой сказала:

— Папочка приехал!

При виде своего ребёнка Роб почувствовал, как сердце подпрыгнуло в груди.

— Эй, малышка. — Он откусил «Чириоуз», зажатый пальчиками Амелии, а затем прикусил её за шейку. Девчушка рассмеялась, завизжала и дёрнула папу за волосы. — Готова прогуляться?

— Что вы двое будете сегодня делать? — спросила Луиза, стоя в дверях.

— Да точно не знаю. — Он поднял Амелию с детского стульчика. — Может, мы посмотрим, в городе ли парни, — сказал Роб, подразумевая своих старых товарищей из «Чинуков». — Может, пойдём кататься на роликах или, если солнце не сядет, раздобудем воздушного змея и пойдём в парк.

— Я подумала, что мы все могли бы сходить в зоопарк завтра. Ей очень нравятся карликовые игрунки.

Поверх темноволосой макушки Амелии Роб посмотрел на свою бывшую жену. Он не любил её и знал, что никогда не полюбит снова. Ему придётся сказать это ей, но не сейчас. Не в тот момент, когда он держит на руках свою дочь.