Запутанные связи

Мэдди развернулась и вышла из прачечной. Тоненький звон последовал за ней на кухню, она уныло посмотрела под ноги. Вздохнув, достала местный телефонный справочник из ящика. Перелистав желтые страницы, потянулась за сотовым и набрала семь цифр.

— «Мортс», — ответили на том конце, но явно не Мик.

— Могу я поговорить с Миком?

— Он здесь обычно до восьми не показывается.

— А вы не могли бы передать ему сообщение?

— Сейчас возьму ручку, — последовала небольшая пауза. — Диктуйте.

— Мик, спасибо за розовый ошейник. Снежинка.

— Вы сказали «Снежинка»?

— Да. Пусть подпись будет Снежинка.

— Все записал.

— Спасибо. — Девушка положила трубку и закрыла справочник.

Телефон ожил в десять минут девятого, когда Мэдди просматривала журнал о преступлениях.

— Алло.

— Твоя кошка мне звонила.

Просто звук голоса Мика вызывал у нее улыбку. Очень плохой знак.

— И чего же она хотела?

— Поблагодарить меня за ошейник.

Мэдди посмотрела на Снежинку. Сожительница нагло развалилась в красном кресле и увлеченно вылизывала лапу, демонстрируя чудовищное пренебрежение правилом номер два.

— У нее прекрасные манеры.

— Что ты делаешь сегодня вечером?

— Обучаю Снежинку, какой вилкой нужно пользоваться.

Мик усмехнулся.

— В котором часу она ложится спать?

Мэдди перевернула страницу журнала, и ее взгляд упал на статью о богатом пожилом мужчине, убившем трех молоденьких жен

— А что?

— Я хочу встретиться.

Ей тоже этого хотелось. Очень. Но в том-то и основная проблема. Мэдди не нравилось чувствовать себя абсолютно счастливой, лишь услышав бархатистый голос по телефону. Она не хотела сталкиваться с Миком тогда на парковке и вспоминать прикосновения уверенных рук и настойчивого рта. Чем чаще она видела его, чем больше думала о нем, желала его, и тем запутаннее становились их жизни.

— Ты же знаешь, я не могу, — сказала девушка и перевернула еще несколько страниц.

— Давай встретимся в «Хеннессис», и захвати с собой, пожалуйста, фотоаппарат.

Ее рука замерла.

— Ты подразумеваешь, что разрешишь мне снимать в твоем баре?

— Да.

Обычно она не делала фотографий для своих книг, но если сделает, хуже от этого точно не будет.

— Я хочу тебя увидеть.

— Ты меня подкупаешь?

Некоторое время мужчина молчал, а потом спросил:

— А это плохо?

Действительно, плохо ли это?

— Только если ты думаешь, что за пару кадров я займусь с тобой сексом.

— Милая. — Раздраженно выдохнул Мик. — Было бы здорово, если бы ты запросто выпрыгивала из одежды, но я не тешу себя пустыми надеждами.

То, что она придет в «Хеннессис» и пофотографирует, не означает, что кто-то в итоге окажется голым. Мэдди жила без секса четыре года. Очевидно, у нее все нормально с самоконтролем.

— Почему бы тебе не заглянуть сюда около полуночи? Уже никого не будет, и ты сможешь щелкать, сколько захочешь.

Если она пойдет, то сыграет на неоспоримом притяжении между ними, чтобы получить желаемое. Так же, как Мик использовал ее потребность в снимках бара, чтобы добиться того, чего хотел он. Интересно, проснется ли ее совесть и заставит ли отказаться от соблазнительного предложения? Но нет, как частенько случалось в ее жизни, когда дело касалось работы и моральных принципов, ущемленных по ходу процесса, совесть Мэдлин Дюпре безмятежно спала.

— Я приду. — Повесив трубку, Мэдди глубоко вдохнула и задержала дыхание.

Войти в «Хеннессис» — не то же самое, что посетить и обследовать прежние места происшествий. В этот раз визит будет носить личный характер.

Мэдди выдохнула. Она уже видела фотографии убитых и читала рапорты. Двадцать девять лет, прошедших с момента преступления, препятствием не станут. Она не однажды сидела напротив убийц, пялившихся на нее сквозь решетку и рассказывавших, что именно они бы сотворили с ее телом, появись у них шанс до него добраться. В сравнении с тем кошмаром посещение бара «Хеннессис» — пара пустяков. Плевое дело.

Бар, выкрашенный в невзрачный серый цвет, внутри оказался больше, чем можно было представить снаружи. В помещении были установлены два стола для пула и длинная барная стойка с танцевальной площадкой по обе стороны. Посередине заведения, на три ступеньки вниз, в окружении белых перил, сгрудились десять круглых столиков. В отличие от «Мортс», у «Хеннессис» никогда не было репутации типа «распущенные-девочки-плохо-себя-ведут». Здесь царила спокойная атмосфера, бар был известен качественной выпивкой и душевной музыкой. А какое-то время — и совершенным в нем убийством. Но последнее «Хеннессис» в конце концов пережил и почти забыл — пока некая писательница, повествующая о реальных преступлениях, не заявилась в город.

Мик стоял за стойкой и наливал «Саус Джин» в шейкер. Он поднял взгляд на Мэдди — свет играл в ее собранных в хвост волосах, подчеркивая красно-коричневые пряди. Мужчина переключил внимание на высокую прозрачную бутылку, которую держал.

— Мой прадед построил эту пивнушку в 1925.

Мэдди положила фотоаппарат на стойку и осмотрелась вокруг.

— Во время сухого закона?

— Ага. — Мик показал на площадку в центре, куда вели три ступеньки. — Та часть была столовой ресторана, — сказал он. — Старикан гнал бормотуху и продавал из-под полы.

Мэдди взирала на Мика огромными карими глазами, которые становились теплыми и томными, когда он целовал ее шею, но сейчас были широко распахнуты, словно перед лицом привидения.

— Его когда-нибудь ловили на этом? — спросила она и снова оглянулась по сторонам. Было совершенно очевидно, что ум гостьи занят сейчас отнюдь не его мастерской попыткой завязать разговор. Когда Мик открыл заднюю дверь и увидел Мэдди, напряженную донельзя, ему пришлось подавить свой первый порыв — прижать гостью к стене и целовать, пока воздух не кончится в легких.

— Не-а. — Мужчина отрицательно покачал головой.

Оба знали, что Мэдди пришла, чтобы сделать фотографии, и Мик был удивлен, насколько скованно девушка чувствовала себя в баре. А он то рассчитывал ее осчастливить. Мик предлагал Мэдди желаемое, но радости ей это не прибавляло. Казалось, она вот-вот сломается.

— В то время город был слишком маленьким и незначительным, а прадеда все очень любили. Когда сухой закон отменили, он разрушил большую часть здания и превратил его в бар. Не считая небольшой необходимой модернизации и текущего ремонта, с того времени здесь ничего не изменилось. — Мик плеснул немного вермута к содержимому шейкера и закрыл крышку. — Мой дед устроил вон ту танцевальную площадку, а отец поставил столы для пула. — Одной рукой Мик взболтал джин с вермутом, а другой потянулся под стойку. — А я решил оставить все, как есть. — Он достал сначала один, а потом и второй стакан для мартини с морозным узором, положил в них по паре оливок на шпажках. Наливая коктейли, Мик скользил взглядом вдоль твердо очерченного подбородка Мэдди к горлу, а затем к белой блузке, верхняя пуговица которой, казалось, вот-вот расстегнется, и ему откроется прекрасный вид на ложбинку между грудями. — Я вложил и деньги и силы в «Мортс». На следующей неделе у нас с моим приятелем Стивом встреча с несколькими инвесторами. Мы хотим открыть совместное дело — вертолетные экскурсии по окрестностям. Кто знает, а вдруг выгорит? Как управлять барами, мне известно, но очень хочется расшириться и заняться чем-то новым.

Так я не чувствую, что топчусь на месте. — Он подвинул выпивку к гостье и задался вопросом, слушала ли она его вообще.

Мэдди дотронулась до бокала.

— А почему тебе кажется, что ты не двигаешься вперед?

Оказывается, все-таки слушала.

— Не знаю. Может, потому, что когда был еще ребенком, не мог дождаться момента, когда уберусь отсюда к черту. — Он потянулся за шпажкой в своем мартини и надкусил оливку. — Но я все еще здесь.

— Здесь твоя семья. А у меня семьи нет — ну, не считая пары кузенов, которых я видела от силы раз. Будь у меня брат или сестра, мне бы хотелось жить с ними рядом. По крайней мере, надеюсь, что мне бы этого хотелось.