Возлюбленный мой

Беспомощность — не его стезя, подумал Джон, и разум затянул ту же самую песню, что и тогда, когда Хекс нашла его на полу в душевой.

— Не хочешь посмотреть телевизор?

Джон нахмурился, услышав тихий голос, и посмотрел направо. Тор был в бильярдной, он сидел на диване напротив широченного экрана, что висел над богато украшенным камином. Его ботинки покоились на журнальном столике, одну руку он положил на спинку дивана, а второй жал на пульт Sony.

Он не оглянулся. И больше ничего не сказал. Просто продолжал щелкать каналы.

Выбор, выбор, выбор, подумал Джон.

Он мог выскочить вслед за ней и сгореть к чертовой матери. Или остаться сидеть у двери, как собака. Или срезать с себя кожу кинжалом. Или напиться в стельку.

Из бильярдной доносились приглушенный рев и крики толпы.

Следуя на шум, Джон вошел и встал перед бильярдным столом. Через голову Тора он видел, как Годзилла носится по центру Токио.

Добавляет оптимизма, подумал он.

Джон подошел к бару и налил себе Джека, потом сел рядом с Тором и тоже закинул ноги на стол.

Сосредоточившись на экране, вкусе виски на задней стенке горла и тепле от огня в камине напротив, он почувствовал, как блендер в его мозгу немного замедлился. Потом еще немного. И еще.

Его ждет сложный день, но, по крайней мере, он перестал думать о смерти под лучами солнца.

Некоторое время спустя, Джон осознал, что рядом сидит Тор, и они оба вытянули ноги, прямо как тогда, в старые добрые времена, когда Вэлси была еще жива.

Боже, он был так зол на парня в последнее время, что забыл, как же комфортно было просто проводить с ним время: почему-то, ему казалось, что они делают это уже очень-очень давно, на протяжении многих веков — вот так сидят перед огнем, выпивка в одной руке, усталость и напряжение в другой.

Когда Мотра [89], выпуская когти, налетела на Годзиллу, Джон вспомнил о своей старой спальне.

Повернувшись к Тору, он показал знаками: « Слушай, когда мы были в доме сегодня…»

— Она рассказала мне. — Тор отхлебнул из низкого стакана. — Про дверь.

«Извини».

— Не переживай. Починить ее не составит труда.

И правда, подумал Джон, вновь обращая взгляд к телевизору. В отличие от всего остального.

У дальней стены вздохнул Лэсситер, да так печально, будто кто-то отрезал ему ногу, а рядом не оказалось медика.

— Ни за что на свете мне не следовало подпускать вас к пульту. Какой-то придурок в костюме монстра носится туда-сюда, пока я так скучаю по Мори [90].

— Какая жалость.

— Тесты на отцовство, Тор. Ты не даешь мне посмотреть, как делаются тесты на отцовство. Это просто отстой.

— По ходу, только для тебя.

Пока Тор удерживал свои позиции в телевизионных предпочтениях, Джон откинул голову на кожаную спинку дивана.

Он думал о Хекс, о том, что она где-то снаружи, совершенно одна, и чувствовал себя так, будто кто-то подсыпал в его пищу дозу мышьяка. Напряжение буквально отравляло кровь, от него кружилась голова, и накрывала тошнота.

Он вспоминал, как сходил с ума еще до того, как нашел ее. Все его чувства принадлежали только ему, и, даже если она его не любит, он все равно мог любить ее, поступать так, как считает нужным, не мешать ей жить своей жизнью, и так далее.

Да, сейчас он практически давился этим аутотренингом по самореализации.

Было невыносимо думать о том, что Хекс сейчас далеко и совершенно одна. Без него. И явно не собирается прислушиваться к его мнению или еще чьему-либо еще.

И можно ставить на все, что угодно, она собирается добраться до Лэша еще до наступления темноты — как раз, когда Джон сможет, наконец, выйти на поле боя. На каком-то уровне не имело значения, кому из них достанется этот кусок дерьма — но это опять же, если мыслить рационально. Его внутреннее «я» не выдерживало еще одной слабости, такой как, скажем, когда сидеть, сложа руки, пока твоя женщина пытается убить отродье зла, и вероятно, может погибнуть в процессе.

Его женщина…

Подожди, сказал он себе. То, что ее имя вытатуировано на твоей спине, не означает, что она принадлежит тебе — это всего лишь черные чернила на коже. Больше похоже на то, что он принадлежит ей. А это совсем другое дело. Совсем другое.

Это значило, что она может уйти в любой момент.

Что она, собственно, и сделала.

Черт. Оказалось, что Рив просек ситуацию лучше, чем кто-либо: ее война не включала никого, кроме нее самой.

И пара часов отличного секса этого не изменит.

Как и тот факт, нравится ему это или нет. Но Хекс вынесла его сердце с собой туда, на дневной свет.

Куин пошел к себе в спальню, прямиком в ванную комнату на твердых — вот неожиданность! — ногах. Он был изрядно пьян, когда собрали это экстренное совещание, но мысль о том, что женщина Джона средь бела дня разгуливает сама по себе, привела его в чувства.

И в этом плане он словно купил два билета по цене одного.

Блэй тоже сейчас был где-то совсем один.

Ну, он был не один — но совершенно беззащитен.

Первое сообщение с неизвестного номера не открыло тайну его пребывания, но затем пришло еще одно: Я остаюсь на день с Сэкстоном. Буду дома после наступления темноты.

Так похоже на Блэя. Все остальные написали бы сокращено: я у Сэкстн, вер-сь посл наступл тем-ты

Его сообщения всегда были грамматически правильными. Будто его коробила сама мысль о том, чтобы извратить великий и могучий английский язык.

Это было так забавно. У Блэя все было по правилам: он переодевался к трапезам, меняя кожаную одежду и футболки на рубашки с французскими манжетами и брюки. Он принимал душ, по крайней мере, два раза в день, или даже больше, если участвовал в спаррингах. Фритц был всегда глубоко разочарован состоянием его комнаты, ведь там всегда царил порядок, и нечего было убирать.

У него были прекрасные, как у графа, манеры, он писал благодарственные письма, от которых на глаза наворачивались слезы, и никогда, ни при каких обстоятельствах не сквернословил в присутствии женщин.

Господи… он был его идеалом.

Куин содрогнулся, представив, как в этот самый момент Блэй вскрикивает на своем правильном английском в объятьях другого мужчины.

Лучшего применения у словаря Merriam-Webster еще не было.

Чувствуя себя так, будто его огрели по голове, Куин включил холодную воду и умывался, пока щеки не закололо, а кончик носа не онемел. Вытерев лицо полотенцем, он вспомнил их поход в тату салон, и то, что устроил там с администраторшей.

Занавес, что отгородил их обоих от остальных, был слишком тонок, и Куин своими разноцветным, но очень цепким и внимательным взглядом, мог видеть все, что происходит на противоположной стороне. И каждого, кто находился в комнате. И когда тёлка опустилась перед ним на колени, он повернул голову и увидел… увидел Блэя.

Влажный рот, в который он сейчас погружался, вдруг из чужого превратился в рот его лучшего друга, и эта мысль мгновенно превратила будничный и банальный секс в нечто горячее.

Нечто важное.

Что-то чувственное, эротическое и очень-очень правильное.

Именно поэтому Куин поднял ее с колен, повернул спиной и взял сзади. Только вот пока он наслаждался своей фантазией, Блэй смотрел на него… а это меняло все. Ему пришлось резко напомнить себе, кого он трахал, именно поэтому он повернул голову девушки к своему лицу и заставил себя посмотреть ей в глаза.

Оргазма не было.

Когда она бурно кончила, он сделал вид, что испытал то же самое — но правда заключалась в том, что его эрекция начала слабеть в тот самый момент, когда он посмотрел ей в лицо. Единственное, что спасло ситуацию, это то, что она не поняла в чем дело, так как ее влаги с лихвой хватало на двоих, и, кроме того, он очень профессионально притворился, что удовлетворен, и все такое.

89

Мотра (яп. モスラ Mosura) — персонаж японских фильмов и комиксов: вымышленная гигантская бабочка, монстр кайдзю, хранитель планеты Земля.

90

Maury show — Популярное шоу, специализирующееся на интригах и разоблачениях — как правило, в сфере частной жизни.