Страница 9 из 13
— Ваша светлость никуда не поедет, — сухо ответил гвардеец. — По крайней мере, до возвращения его сиятельства.
Ох, до чего не хотелось бы!.. Видит Бог, Дипольду вовсе не хотелось прибегать к последнему, крайнему средству. К постыдному, внезапному удару без предупреждения, без надлежащего вызова. Но, видимо, средства этого не избежать. Только так он мог избавиться от навязчивой опеки, от присмотра, сковывающего руки.
Одолеть опытного ветерана-гвардейца в честном поединке никаких шансов нет — это Дипольд понимал прекрасно. Что ж, ради высшей цели… ради святой мести он готов был поступиться даже законами чести. В конце концов, с ним ведь тоже поступили бесчестно. Разве нет?
— Я вижу, с тобой говорить бесполезно, Фридрих, — с тяжким вздохом разочарования выдавил Дипольд. — Ладно, пусть будет по-твоему. Подожду отца, а уж там как сложится…
Пфальцграф понурился, сгорбился, опустил плечи, усыпляя бдительность гвардейца. С видом полной покорности мерзавке-судьбе Дипольд медленно отвернулся и от бойницы, и от стража. И…
И резко, стремительно повернулся снова.
А вот так?!
Еще в развороте Дипольд вырвал из ножен меч — стремительно, молниеносно.
А вырвав — ударил. Как казалось — внезапно, неотразимо. Рубанул что было сил. В невозмутимое, иссеченное морщинами и шрамами лицо отцовского трабанта.
ГЛАВА 6
Зь-зь-зьвяк!
Звон и скрежет. Словно из воздуха между клинком пфальцграфа и лицом Фридриха возник меч гвардейца. Как?! Когда?! Откуда?! Этого Дипольд ни заметить, ни понять не успел. Но и отступать он не собирался. Некуда было уже отступать. Да и не хотелось.
И вновь — знакомая кровавая пелена перед глазами.
Жгучая злость и ярость, заставляющие дрожать каждый мускул.
Дипольд ударил снова. Но это так, отвлекающий удар. Потом — смена позиции, выпад с хитрым финтом.
Звяк! Звяк! Клинок Фридриха на долю мгновения опережал меч пфальцграфа и неизменно оказывался в том самом месте, где быть его не должно.
Звяк! Звяк! Звяк! Дипольд, взрыкивая от бессильного гнева, рубил и колол.
Звяк! Звяк! Гвардеец пока лишь оборонялся. Но делал это мастерски. Да, Карл Осторожный знал, кого следует брать в телохранители. И кого приставлять к непокорному сыну с горячим и непредсказуемым норовом.
Проклятье! То, на что так рассчитывал Дипольд — неожиданность нападения, не сработало. Он отскочил, тяжело дыша, приноравливаясь, с какого боку напасть снова.
— Будьте любезны, уберите оружие, ваша светлость, — холодно попросил гвардеец. Дыхание его было ровным и размеренным. Похоже, Фридрих не поддавался ни чувствам, ни усталости. Действительно, не человек — голем, закаленный годами битв и тренировок! — В противном случае я вынужден буду вас обезоружить до приезда его сиятельства.
— Да? В самом деле? — Дипольд ощерился. — Только обезоружить? Убивать меня, как я понимаю, тебе не велено. Ну что ж, Фридрих, тогда давай продолжим. Я могу убить тебя, ты меня убить не можешь. И как, по-твоему, чья возьмет?
— Моя, ваша светлость, — спокойно ответил Фридрих. — Вы хороший воин, но вы слишком горячи. К тому же у меня в подобных делах несравнимо больше опыта. Больше прожитых лет за плечами. И сражений много больше, чем турниров на вашем счету. А потому не принуждайте меня…
Дипольд принудил. Он атаковал снова. Нечеловеческое — звериное рычание взбешенного пфальцграфа. Свист рассекаемого воздуха. Звон стали о сталь.
— …забирать силой…
Еще звон. И еще.
— …ваше оружие.
Говорить и фехтовать одновременно способны немногие. Только лучшие из мечников. Тем более так невозмутимо говорить. И так хладнокровно фехтовать. Не сбивая дыхания, не допуская ошибок.
Фридрих мог. Умел. И, как оказалось, не только это.
Звяк!
Хруст. Вскрик.
Выбитый мощным ударом сверху вниз, под самый эфес, клинок Дипольда летит на каменные плиты. Сам пфальцграф невольно хватается за кисть правой руки. Нет, не перелом, не вывих, не разрыв хрящей и связок. Но боль — жуткая. И рука — пуста.
Глухое ругательство, выцеженное сквозь зубы…
А Фридрих уже поднимает с пола меч пфальцграфа.
И возвращать оружие хозяину явно не собирается.
— Извините, ваша све…
Извинения, звучавшие вполне искренне, без тени насмешки, были вдруг прерваны на полуслове. Шумным хлопаньем больших черных крыльев в полутьме пустой галереи. В соседнем пролете. Буквально в нескольких шагах.
Опять ворон? Как тогда? Как в приемной зале отца?
Дипольд и рассмотреть-то толком птицу не смог. Фридрих же…
Фридрих повел себя странно. Более чем странно.
— На пол!
Бесцеремонный удар под правое колено и толчок в плечо повалили пфальцграфа под бойницу — в каменную нишу для стрел. Убежище, бесспорно, надежное, но вот столь непозволительное обращение…
— Да какого?! — взревел Дипольд, обозленный подобным рукоприкладством больше, чем поражением в бою на мечах. — Это всего лишь ворон!
Гвардеец не ответил. Позабыв о только что закончившемся поединке, с двумя мечами — своим и клинком Дипольда — наголо телохранитель и страж (но телохранитель все же в первую очередь!) пфальцграфа уже бежал по галерее. Туда — к мечущейся в полумраке птице.
Фридрих, конечно, не успел. Темный комок перьев вывалился из угловой бойницы. Выпорхнул из донжона.
Дипольд вскочил с пола, подбежал к гвардейцу. Потребовал объяснений:
— В чем дело, Фридрих?!
Отцовский трабант был хмурым, сосредоточенным, собранным. И явно не расположенным к долгим беседам. Но и Дипольд отступать не собирался.
— В чем дело, я тебя спрашиваю!
— Пока не знаю, ваша светлость. Ворон по доброй воле не залетит в человеческое жилье.
— Если почует труп — залетит, — Дипольд покосился на мечи в руках телохранителя. Оба клинка были заметно иззубрены.
Фридрих пропустил злую остроту мимо ушей. Добавил озабоченно:
— К тому же с этим вороном что-то не так.
— Что?
Этот вопрос Дипольда тоже проигнорировали.
— Я должен идти, — задумчиво пробормотал гвардеец. — Нужно расставить у бойниц арбалетчиков…
— Будешь охотиться на воронье? — фыркнул пфальцграф.
— …А вам, я полагаю, лучше пока не выходить из своих покоев без крайней нужды.
— Да мне плевать, что ты полагаешь! — Дипольд заводился по новой. Вслед за отцом и этот ландскнехтский выскочка обращался с ним как с ребенком. Хуже чем с ребенком!
— Ваша светлость, я получил приказ оберегать вас от любых неприятностей. И приказ этот я выполню, даже если мне придется применять по отношению к вам грубую силу, — сказано это было как бы между прочим. Как само собой разумеющееся. Думал же сейчас Фридрих о чем-то ином. Не о Дипольде — это точно. Другим было поглощено все его внимание.
Не выпуская мечей, гвардеец выглянул из бойницы. Посмотрел вверх, выискивая столь встревожившую его птицу. Затем — вниз, где на внешних стенах лениво прохаживались стрелки дневной стражи. Только кликнуть стрелков он так и не успел.
Да, в первую очередь Фридрих был телохранителем. Хорошим телохранителем. Очень хорошим. Слишком хорошим. На свою беду. Озаботившись неведомой опасностью, он невольно подставил спину тому, кого обязан был защищать и оберегать.
Меча у пфальцграфа не было — об этом Фридрих, конечно же, знал, поскольку сам держал меч Дипольда в левой руке. Но, видимо, гвардеец не подозревал о ноже, спрятанном в правом сапоге пфальцграфа. А если и подозревал, то в эту минуту напрочь забыл о своих подозрениях.
Пока Фридрих обозревал небеса, Дипольд извлек оружие из-за голенища. Когда гвардеец перевел взгляд на стены замка, Дипольд уже стоял над трабантом с занесенным засапожником. И ни опыт, ни чутье, ни воинское искусство не могли уже спасти Фридриха.