Золотой Будда

— Это кто-то новенький, — сказал Казим.

Франклин Линкольн, огромный угольно-черный негр, который дежурил в центре управления, оторвался от компьютерной игры и произнес:

— Тебе стоит подыскать себе другое хобби.

— На это потребуется время, — кивнул Казим.

— Так найди его, — сказал Линкольн. — Надеюсь, ты обойдешься без помощи компьютера.

Послышался звук сигнального гудка, корабль замедлил ход и замер, покачиваясь на волнах.

С севера к нему приближался черный самолет-амфибия. Он сделал круг над мачтами «Орегона», чтобы по флагу на флагштоке вычислить курс корабля, после чего изящно сел на воду и остановился невдалеке.

— Прибыл председатель, — заметил Казим.

Благополучно поднявшись на борт, Хуан Родригес Кабрильо направился к себе в каюту. Зайдя внутрь, он закрыл дверь, швырнул сумку с седым париком и накладной бородой на кровать, сбросил туфли и начал снизу вверх расстегивать пуговицы на рубашке.

В отличие от большинства капитанов, которые не придавали большого значения внешнему виду ванных комнат, он с любовью роскошно обставил свою просторную ванную комнату. Встроенный в стену медный туалетный столик был заставлен всевозможными банными принадлежностями и находился под прямоугольным иллюминатором, через который открывался замечательный вид на океан. Сбоку от столика пристроилась отделанная мексиканским кафелем душевая кабина. Вдоль переборки было еще одно небольшое помещение, в котором стояла медная раковина и стенной шкаф со множеством ящиков.

Пол был отделан панелями из темной древесины, поверх которых были небрежно брошены толстые хлопковые циновки. Уборная находилась по другую сторону переборки напротив раковины, а привезенная с Филиппин скамья из красного дерева занимала всю оставшуюся часть стены.

Кабрильо уставился на свое отражение в зеркале над раковиной.

Его светлые коротко стриженные волосы явно нуждались в услугах парикмахера, и он сделал запись в своем расписании, чтобы не забыть посетить корабельного цирюльника, который также оказывал услуги массажиста. В результате перенесенного стресса он был немного бледен, а глаза покраснели и провалились. Он устал и чувствовал, что у него закостенели суставы.

Сидя на скамейке из красного дерева, он стянул с себя брюки и посмотрел вниз на протез вместо ноги. Это уже была третья искусственная нога, занявшая место настоящей, которую он потерял в морском сражении с китайским эсминцем «Ченгдо» во время операции «НУМА» в Гонконге. Пожалуй, эта была самой лучшей — она работала почти так же хорошо, как и потерянная.

Поднявшись, он подошел к ванне и включил воду.

Пока она заполнялась водой, он успел побриться и почистить зубы, затем отцепил протез и погрузился в воду. Пока он наслаждался ванной, его мысли сами собой вернулись в прошлое…

Кабрильо родился в семье, которая происходила от первооткрывателей Калифорнии, но, несмотря на испанское имя, его внешность больше подходила какому-нибудь серфингисту из Малибу, чем конкистадору. Он вырос в семье, принадлежавшей к верхней прослойке среднего класса. В семидесятые годы прошлого столетия Калифорния вдоволь насмотрелась на дикие нравы вперемешку с сексом и наркотиками, но эта дорожка никогда не привлекала Кабрильо. По своей природе это был консервативный и патриотичный человек, даже слегка старомодный. Он продолжал коротко стричься, даже когда в моду вошли длинные волосы. Его вещи оставались аккуратными и презентабельными, когда все вокруг переоделись в рваные джинсы и футболки. И это не было его личной формой протеста, нет, просто он оставался самим собой несмотря на веяния моды.

Даже теперь он продолжал следовать старым традициям.

В колледже он преуспевал во всех политических дисциплинах, поэтому никого не удивил тот факт, что ЦРУ предложило ему работу после окончания университета. Хуан Кабрильо был именно тем человеком, в котором они так нуждались в качестве нового агента. Он был умным, но не занудой, уравновешенным, но не скучным, был способен на поступок, но никогда не терял головы.

Владея испанским, русским и арабским языками, он также проявил себя как мастер в сложном искусстве маскировки и воровства. Будучи заброшенным в страну, он легко угадывал человеческие настроения. Бесстрашный, но умеющий держать себя в руках, он за каких-то пару лет стал ценным агентом спецслужб.

После этого была Никарагуа.

В паре с другим агентом ему надо было сдержать развитие прокоммунистического режима, и здесь Кабрильо впервые сбился с пути. Это была старая как мир история — слишком много генералов и слишком мало солдат. В Вашингтоне генералы решили применить оружие, а расплачиваться пришлось коренному населению Никарагуа. А когда начали рваться снаряды, много солдат оказалось на линии огня.

Кабрильо был одним из них и прикрывал собой своего партнера.

Теперь его напарник, взобравшийся высоко вверх по карьерной лестнице ЦРУ, выплачивал ему старые долги. Он находил им клиентов по всему миру, но ни разу еще гонорар не достигал настолько астрономической цифры.

Единственное, что были должны сделать Кабрильо с его командой, — это выполнить невозможное.

Пока Кабрильо заканчивал водные процедуры и одевался, Казим вместе с Линкольном продолжали заниматься каждый своим делом. До полуночи Казим успел засечь еще одного кита, а Линкольн сыграл в тридцать две игры о Клондайке, и вдвоем они прочитали три журнала, принятые на борт в Сан-Хуане. Линкольн отдал предпочтение статьям об авиации, в то время как Казим зачитывался автомобильными новостями.

Честно говоря, никакой особенной работы для них и не было, «Орегон» шел вперед совершенно самостоятельно.

Полчаса спустя — свежий и одетый в свободные слаксы, белую облегающую рубашку и блейзер от Билла Бласса — Хуан Родригес Кабрильо сидел в кают-компании за большим столом красного дерева. Линда Росс заняла место напротив и потягивала диетическую колу. Рядом с ней, просматривая какие-то бумаги, устроился Эдди Сенг. Марк Мерфи нашел себе место ближе к центру и развлекался тем, что затачивал о ремень свой складной нож. Он находил это занятие успокаивающим и время от времени проверял результат, разрезая листок бумаги.

— Как продвигается операция? — задал вопрос Макс Хэнли.

— Наш объект захватил с собой двести миллионов долларов, — легко сказал Кабрильо.

— Ух ты! — отреагировала Росс. — Это огромная сумма.

На противоположном конце стола перед огромными, от пола до потолка, мониторами стоял, держа в руках лазерную указку, Майкл Халперт. Он включил мониторы и ожидающе уставился на Кабрильо, который кивнул ему, давая таким образом понять, что можно уже начинать.

— Работу нам заказали из Вашингтона через нашего адвоката в Вадуце, Лихтенштейн: стандартный контракт, половина сейчас, половина по окончании. Мы уже получили пять миллионов долларов из десяти. Их отмыли в нашем банке в Вануату, а затем перевели в Северную Африку, чтобы, как мы все согласились, использовать их для похищения золотого идола.

— Сдается мне, — сказал Мерфи, разрезая ножом бумагу на тоненькие полоски, — что после всех этих махинаций нам стоит просто украсть «Золотого Будду» для нас самих. Это сэкономит нам черт знает сколько времени. В противном случае, нам просто придется расстаться с нашим золотом.

— Где же твоя корпоративная гордость? — улыбаясь, сказал Кабрильо, прекрасно понимая, что Мерфи шутит, но, тем не менее, принял его слова ко вниманию. — Мы должны сохранить нашу репутацию. Как только мы надуем хотя бы одного клиента, весь мир тут же об этом узнает. И что тогда? Я даже не представляю, где старый моряк сможет подыскать себе новую работенку.

— Ты просто еще не заглядывал в нужные газеты, — сказал Сенг, криво ухмыляясь. — Поищи счастья в «Манила таймс» или в «Болгарском роге».

— Еще одна проблема: кому мы сможем продать ворованную вещь такого размера и с такой историей? — добавила Росс. — Никто не захочет ее купить.