Ночной рейд

— Вовсе нет, — ответил Маккомб. — Он был тщедушного телосложения и довольно больным. Доктор, осматривавший его перед казнью, утверждал, что Рубек умирал от чахотки, сейчас мы называем это заболевание туберкулезом.

— Разве возможно, чтобы такой слабый человек мог справиться с мужчинами, обученными рукопашному бою? — спросил Вийон.

— У Рубека была удавка, сделанная из сыромятной кожи, чуть толще проволоки. Страшное оружие, которое наполовину перерезало горло жертвы. Он нападал неожиданно, обычно во сне. Вы заслужили высокую репутацию в кругах бодибилдинга, господин Вийон, но осмелюсь сказать, что даже ваша жена может задушить вас с помощью удавки Рубека ночью в постели.

— Вы говорите так, будто удавка существует до сих пор.

— Она существует, — сказал Маккомб. — Она выставлена на всеобщее обозрение в криминальном отделе музея Королевской конной полиции, если желаете посмотреть на нее. Как и некоторые другие серийные убийцы, которые ухаживали за любимым орудием убийства, Рубек холил и лелеял свою удавку. Ручные деревянные захваты, которые прикреплены к узкой кожаной полоске, искусно вырезаны в форме волка. Это действительно образец мастерского исполнения.

— Возможно, я взгляну на нее, как только мне позволит график, — с энтузиазмом сказал Вийон.

На мгновение он задумался, пытаясь осмыслить инструкции, которые Даниэла получила от Сарве в больнице. Серия зашифрованных загадок. Вийон продолжил обсуждение с другой точки зрения.

— Если вам пришлось бы описывать дело Рубека, как бы вы изложили его в одном предложении?

— Не понял, что вы хотите, — сказал Маккомб.

— Хорошо, скажем по-другому. Кем был Макс Рубек?

Несколько мгновений стояла полная тишина. Вийон почти слышал, как тяжело вращаются шарики в голове Маккомба. Наконец полицейский сказал.

— Думаю, вы можете назвать его маньяком-убийцей, чей любимый прием — удушение.

Вийон весь напрягся, затем расслабился.

— Спасибо, начальник-суперинтендант.

— Что-нибудь еще…

— Нет, вы сделали мне одолжение, я благодарен вам.

Вийон медленно положил телефонную трубку. Уставился в пространство, представляя себе, как больной человек затягивает удавку. Застывшее выражение непонимания на лице жертвы. Последний взгляд перед тем, как выкатившиеся глаза перестают видеть.

Бредни Сарве, выслушанные Даниэлой, внезапно начали обретать смысл.

19

Сарве, лежа в больничной койке, кивнул, когда в палату вошел заместитель премьер-министра Малькольм Хант. Затем улыбнулся.

— Хорошо, что ты пришел, Малькольм. Представляю, через какой ад тебе приходится проходить в палате общин.

По привычке Хант протянул ладонь, но быстро убрал ее, увидев руки премьер-министра, покрытые мазью.

— Возьми стул и устраивайся удобнее, — приветливо сказал Сарве. — Кури, если захочешь.

— Дым от моей трубки может стоить мне потери медицинского вотума доверия на следующих выборах, — улыбнулся Хант. — Спасибо, я лучше потерплю.

Сарве сразу перешел к делу.

— Я говорил с директором службы безопасности полетов. Он уверяет меня, что трагедия в Джеймс-Бее не была несчастным случаем.

Внезапно лицо Ханта стало белым, как полотно.

— Почему он так уверен?

— Найдена часть кожуха двигателя на расстоянии полмили от взлетно-посадочной полосы, — объяснял Сарве. — Анализ показал, что застрявшие в ней фрагменты соответствуют типу ракеты, используемой для армейских пусковых устройств «Арго» типа земля-воздух. При инвентаризационной проверке в арсенале Вал-Джалберт установлено, что не хватает двух устройств и нескольких боеголовок.

— Боже мой. — Голос Ханта дрожал. — Это значит, что пассажиры самолета убиты.

— Улики указывают именно на это, — спокойно сказал Сарве.

— «Общество свободного Квебека», — сказал Хант злобно.

— Не могу представить себе, что ответственность может нести кто то еще.

— Согласен, но их вину трудно доказать.

— Почему? — спросил Хант. — «Общество свободного Квебека» либо утратило связь с реальностью, либо там полные идиоты, которые думают, что смогут остаться безнаказанными. Полиция никогда не позволит террористам, стоящим за преступлением такого масштаба, уйти от ответственности. С ними будет покончено как с радикальным движением.

— Не будь слишком оптимистичным, мой старый друг. Попытка убить меня не похожа на подобные преступления последних сорока лет. Все они выполнялись политическими любителями, принадлежащими к ячейкам «Общества свободного Квебека», и все они были пойманы и осуждены. Убийство в Джеймс-Бее было разработано профессионалами, потому что они не оставили и следа своего существования. Лучшее предположение поступило от главного комиссара полиции. Он считает, что они были наняты за пределами страны.

Глаза Ханта застыли.

— Но террористы «Общества свободного Квебека» могут довести нас до состояния гражданской войны.

— Это не должно случиться, — спокойно сказал Сарве. — Я не допущу.

— Но именно ты угрожал ввести войска, чтобы сдержать сепаратистов.

Сарве сухо улыбнулся.

— Блеф. Ты первый узнаёшь об этом. Никогда серьезно не думал о военной оккупации Квебека. Репрессии среди враждебно настроенного народа ни к чему хорошему не приведут.

Хант потянулся к карману.

— Кажется, трубка сейчас у меня.

— Пожалуйста, кури.

Оба мужчины сидели молча, пока заместитель премьер-министра раскуривал трубку. Наконец он выпустил голубое облако в потолок.

— Итак, что происходит сейчас? — спросил Хант.

— Мы знаем, что Канада распадется, и бессильны предотвратить это, — печально ответил Сарве. — С самого начала был неизбежен абсолютно независимый Квебек. Ассоциация, основанная на суверенности, просто глупая полумера. Сейчас Альберта тоже хочет жить самостоятельно. Онтарио и Британская Колумбия также проявляют признаки стремления к национальной независимости.

— Ты провел замечательный бой, чтобы мы сохранили единство, Шарль. Никто не может отнять у тебя это.

— Ошибка, — сказал Сарве. — Вместо запоздалых действий ты и я, партия и вся страна должны были планировать их заблаговременно. Слишком поздно. Мы стоим на пороге деления Канады навсегда.

— Не могу принять твой мрачный прогноз, — сказал Хант, но голос его был далеко не жизнерадостным.

— Слишком велика пропасть между твоими англоязычными провинциями и моим франкоязычным Квебеком, ее нельзя преодолеть патриотическими речами, — сказал Сарве, пристально глядя в глаза Ханта. — Ты британского происхождения, выпускник Оксфорда. Ты принадлежишь к элите, которая всегда преобладала в политической и экономической структуре нашей страны, к сливкам общества. Твои дети учатся в классах под фотографией королевы. А на французских детей Квебека строго смотрит Шарль де Голль. И, как известно тебе, у них незначительный шанс на финансовый успех или выдающееся положение в обществе.

— Но мы все канадцы, — запротестовал Хант.

— Нет, не все. Среди нас есть и такие, кто продался Москве.

Хант остолбенел.

— Кто? — спросил он недоверчиво. — О ком ты говоришь?

— Лидер «Общества свободного Квебека», — ответил Сарве. — Я узнал перед поездкой в Джеймс-Бей, что он заключил сделку с Советским Союзом, которая вступит в силу после того, как Квебек выйдет из конфедерации. Но еще хуже то, что его слушает Жюль Гуэррьер.

Хант был в полной растерянности.

— Премьер Квебека? Не могу этому поверить. Жюль до глубины души французский канадец. Он не испытывает симпатий к коммунизму, не делает секрета из своей ненависти к «Обществу свободного Квебека».

— Но ведь Жюль, как и мы сами, всегда считал, что нам противостоит террорист из самых низов. Ошибка. Этот человек не просто запутавшийся радикал. Мне сказали, что он занимает высокое положение в нашем правительстве.

— Кто он? Откуда у тебя такая информация?

Сарве покачал головой.

— Могу лишь сказать, что она поступила из-за пределов нашей страны, но источник не могу раскрыть даже тебе. Что же касается личности предателя, то нет никакой уверенности. Русские обращаются к нему по различным закодированным именам. Его настоящая фамилия держится в полной тайне.