День от субботы

Впрочем, как и ты.

Ши похожа на волка...

***

Ши похожа на волка – измученный и голодный, он готов бежать, придумывать что угодно, чтоб остаться неприкаянным и свободным, чтоб не стать добычей в очередной игре. Ши привыкла кусаться больно, скрываться быстро. Осторожно, умирая от любопытства – «расскажи мне о ней» – срывается, словно выстрел… Я готовлю ужин. Ши заключает: «Бред».

Ши петляет в мыслях, путая браконьеров: «Есть нормальные вещи – счастье, семья, карьера, можно хоть до утра без конца приводить примеры, можно хоть до утра… Расскажи мне о ней…еще...» Я смотрю на нее, и она не выносит взгляда – это слишком искрится воздух, когда мы рядом… Ши краснеет: «Не расскажешь, ну и не надо…» Взгляд опасен, невозможен и запрещен.

Я смеюсь, наливаю чай, достаю конфеты. Ши берет календарь, констатирует: «Скоро лето», Ши, конечно, нынче думает не об этом, но, конечно, не признается никогда. За окном февраль в последнем морозе замер. Мы сдаем один и тот же простой экзамен. «Я пишу – и море дышит перед глазами…» Ши сердито огрызается: «Ерунда!»

А потом звонит Она, приглашает в гости, мы болтаем о поэзии, личном росте… Крепкий чай у Ши становится в горле костью, она держит меня молчанием, как капкан. Телефон наполнен гулом чужих истории – мой эфир доступен, вычищен и просторен. Ши меня убивает взглядом – и я не спорю. Ши уходит, бросив скомканное: «Пока».

Ши рыдала б сейчас взахлеб, но всплакнет едва ли – ей на небе права слабости не давали. Ши пинает остатки снега, дерзит в трамвае, открывает дверь ломающимся ключом… Ши сидит в холодной комнате, пьет и злится. Ши свободна – и не может освободиться. У нее простое правило – не влюбиться. А влюбившись, не рассказывать ни о чем.

Ши похожа на волка – слабого, между прочим. Волк блуждает по кругу в худшем из одиночеств. Волка можно спасти, и он этого очень хочет, но боится приручения, как огня. Ши приходит ко мне, как всегда, без пяти четыре, словно в клетке, нервно мечется по квартире: « Я люблю кого-то, по- твоему, в этом мире?..»

– Одинокого волка, милая.

И меня.

Будь прост, наивен, влюблен и весел...

***

Будь прост, наивен, влюблен и весел, придумай парочку новых песен, придет весна – и тебя повесят мадоньим ликом себе на грудь, придет весна – и расставим точки на клейких, новых, живых листочках, а что там теплится в оболочке – не наше дело, не в этом суть. Работай Тилем и Гуинпленом, болтливым, глупым, смешным поленом – ты просто самый обыкновенный удобный способ прогнать печаль. Ты волен сам принимать решенья, идти, зажмурившись, на сближенье, просить, сдыхая от напряженья – и вряд ли что-нибудь получать. Да делай, в сущности, все, что хочешь, люби всех нас и десяток прочих, у нас амнистия, между прочим, – мы отрекаемся без суда. Такой ты, знаешь ли, непонятный – молчишь легко, говоришь невнятно, ты веришь в чудо и, вероятно, что выйдет полная ерунда. Давай-ка лучше по-человечьи – бери, дружище, свой крест на плечи, другой, быть может, намного легче, но мы-то знаем, что ты силач. А вон и горка – вперед и с песней, так будет лучше и интересней, ну что ж ты странный такой – хоть тресни. Да ты не треснешь. Иди, не плачь.

Нажали кнопку, замкнули клеммы, скажи мне, Снежная королева, идем направо, идем налево, стоим на месте – руби с плеча. Ты видишь – я выполняю планы – полцарства, рыцарь и конь буланый. Похоже, я в этой сказке главный.

И мне за все это отвечать.

Жестокий романс

***

Я почти научился любить, не сгорая,

Но еще не умею любить безответно.

Александр Щербина

Время пишет сценарий, стирая повторы, я иду по кольцу гравировкой событий, продолжая любить вопреки приговорам, когда кто-то подпишет приказ «не любите», я иду в темноте, я держу, задыхаясь, каждый нежный изгиб, каждый маленький хрящик … Я могу тебе выложить Вечность стихами, чтоб хотя бы минуту побыть в настоящем. В моих снах, как в архивах, пылится на полках фотохроника всех невозможных итогов, ты не знаешь, как это мучительно долго, ты не видишь, как это отчаянно много – собирать по крупицам, намекам и встречам – словно рваное облако штопает ветер… Я могу рисовать тебя так бесконечно – до мельчайших деталей на темном портрете, я молчу, когда ты исчезаешь бесследно, забирая надежду и ключик от рая…

Я почти научилась любить безответно.

Но еще не умею любить, не сгорая.

Сольвейг. БДСМ

***

Сделай мне не больно, Сольвейг – тень, прапамять, вечный призрак, горький вкус кристаллов соли на ладони ветром вписан, ты не ждешь меня, родная – ты преследуешь добычу, все еще не понимая, ты терзаешь, как обычно, взгляд – улыбкой, слух – молчаньем, сердце – плетью по-живому… Слышишь, Сольвейг, я скучаю по чужим домам и женам, видишь, Сольвейг, отнимаю у тебя твою игрушку, что ты скажешь мне, немая, если я не стану слушать, если вдруг моя дорога поменяет направленье?.. Мы с тобою слишком много не успели – к сожаленью, к оправданью кроме боли не прибавить даже кроны, отпускай меня на волю – вспомни, Сольвейг, мир огромный, если встретимся когда-то, не узнаем, разминувшись… Возвращаются пираты – выкупать у черта души, вот и мой черед подходит, забирай свою расписку… Сольвейг, Сольвейг, глаз не сводят с тех, кто невозможно близко, так всерьез не отпускают, тех, кто здесь не остается… Небо крошится – кусками окровавленного солнца в ледяной ручей неволи, в тишину лесных дорожек…

Сделай мне не больно, Сольвейг.

Попытайся. Если сможешь.

Цыганское

Месяц распался колодой карт – снова дорога, казенный дом, видишь, красавица, это март – твой кареглазый суровый Дон, ох, и горячих твой Дон кровей, плетью огреет – поспоришь с ним… Не уводи по ночам коней, громко браслетами не звени, вечером будешь плясать – глаза не поднимай на чужой костер… Туз тебе выпал, пасьянс сказал: Дон несговорчив, да нож остер, карты не выдадут, я смолчу, песней прикрою твои пути, все тебе, милая, по плечу – лошадь гнедую седлай, лети, ветром сливайся с ее спиной, с яростным стуком ее копыт… Дон не поспорит с такой весной, сам, помолчав, отойдет с тропы, Дон догадался, кого взрастил, знал, как неистово ждешь огня, карты не выдадут, Бог простит… Будешь гадать – вспоминай меня…

… Месяц распался колодой карт, к старым замкам подобрав ключи…

Слышишь, красавица, это март

цыганским напевом

летит

в ночи.

Ветер с севера...

***

Ветер с севера гонит тучи, и дождем караван навьючен, ветер холоден, стар и скрючен, он устал от такой весны. Дождь прольется над нашим домом, по нелепым законам Ома – мы устроены по-другому, то есть слишком напряжены. Силу тока пора уменьшить – чтобы не было в сердце трещин, по которым ясней и резче узнают не попавших в рай. Отрекайся, люби, как надо – добродетель, покой и правда – получай это все в награду, просто медленно умирай. Умирай – потому, что /слышишь?/ ты не хочешь подняться выше, стоя где-то под самой крышей, ты твердишь о родной земле, что считает тебя игрушкой – много лет никому не нужной, что жестоко снимает стружку, заставляя собой болеть. О земле, что давно не держит, что уже нарожала свежих, что тебя отпустила прежде, чем мы стали ее просить… Небо ждет, только ты боишься сделать шаг, оказаться ближе, ты упрямо стоишь под крышей, вызывая себе такси. Небо теплое, словно море, я теряюсь в его просторе, я не в праве решать и спорить, я не в силах сидеть и ждать. Крепкий вечер в бокале подан, тучи пьют дождевую воду, на войне за свою свободу мне приходится побеждать. Моя армия – дождь и ветер, я одна здесь за все в ответе, я случилась на этом свете для того, чтобы вы смогли… По карнизам шагают тучи, караван темнотой навьючен, ты не знаешь, как будет лучше.