Страница 4 из 10
ПАРАД ПЛАНЕТ
Я в грехах как в шелках, и за это плачу,
Но не плачу, а жгу до огарка свечу.
Не тому ли я рад, что возврата мне нет,
Что собрался парад беспристрастных планет.
По седому лучу я от дома лечу,
Но не вылечу то, что терять не хочу.
Все страницы, все лица, и все миражи,
Это мера того, что заполнило жизнь,
Я запомнил навеки, забыв на года,
Как плыла и сияла твоя нагота.
И вот в этом огне снова станут легки
Наши тяжкие, сладкие наши грехи.
МЫШИЙ ВЕК
Эта мышья благодать:
Много сыра, мало кошек...
Мышеловка укокошит –
В мелкий рай рукой подать.
Разбредаются брать`я,
Размножаются сестрицы,
Мыший век недолго длится,
И не уследит Судья.
Добежать до уголка,
До ларька, и взять пивка,
Нам сегодня нужно ль боле?
Только утром, в полумгле,
Дырку продышать в стекле
И увидеть в чистом поле:
Брошен город, скомкан век,
Мышь за мышью, шагом быстрым,
За свихнувшимся флейтистом –
Словно бисер по канве...
НIВРОКУ
на своём осеннем форде желтом как последний лист
с выражением на морде пролетаю сед и мглист
если справа то канава если слева то кирдык
если заново то снова если слово то впритык
я лечу не видя проку километры мну как дам
и нiвроку бы дорогу к незнакомым городам
где одни бугры да ямы где колодцы солоны
где я рос себе упрямо на закорках у страны
все мы там пока что живы и такие все свои
и компот из чернослива мама варит для семьи
и от края и до края той стране износу нет
и усатого бабая на стене висит портрет
кто-то быть назначил к сроку так он шутит надо мной
эх нiвроку мне нiвроку всё осталось за спиной
* – Нiвроку (от южно-укр. и идиш) – «тьфу-тьфу, чтоб не сглазить», бабушкино словцо.
ЗВЕЗДА
Я клеймён был еще до рожденья
Шестикрылой суровой звездой,
И стояли несметные тени
Долгой ночью, вовеки седой.
Я на этой земле доживаю
Пограничный, изломанный век...
Проступает звезда кочевая
На потертом моём рукаве.
КОВРИК С ЛЕБЕДЯМИ
Вот коврик: лебедь на пруду,
Русалка на ветвях нагая,
И я там с бабушкой иду,
Тащить корзину помогая.
Меня пугает Черномор,
И рота витязей могучих,
Когда они тяжелой тучей
Встают из вод, стекают с гор.
Дымит фашистский танк вдали,
Копьём уже пробит навылет.
Бегут бояре столбовые
Со вздыбленной моей земли.
Но сквозь разрывы, сквозь беду
Я вижу: кот идёт упрямо,
И пирожками кормит мама
Его, и птицу на пруду.
И сказки он кричит навзрыд,
И песни он поёт, каналья,
И цепь его гремит кандально,
И дерево его горит.
Разбили витязей враги,
И только тихий голос: «Слушай!..»
И прямо в сердце, прямо в душу:
«Приди, попробуй, помоги...»
27 ЯНВАРЯ.
ДЕНЬ ПРОРЫВА БЛОКАДЫ
Ленинградская моя кровь
И блокадное во мне эхо...
Жаль, что нет нигде маяков,
Чтобы в этот город уехать.
Ты полнее в стакан лей,
Буду пить я на сей раз
За сапожный сухой клей:
Он моих стариков спас.
МУСЯ
маме
Из ада везли по хрустящему льду
Дрожащую девочку Мусю...
Я к этому берегу снова приду
Теряясь, и плача, и труся.
Полуторка тяжко ползла, как могла,
Набита людьми, как сельдями,
И девочка Муся почти умерла,
Укрыта ковром с лебедями.
А там, где мой город сроднился с бедой,
Где были прохожие редки,
Еще не знакомый, такой молодой,
Отец выходил из разведки.
Над Ладогой небо пропахло войной,
Но враг, завывающий тонко,
Не мог ничегошеньки сделать с одной
Едва не погибшей девчонкой...
Встречали, и грели на том берегу,
И голод казался не страшен,
И Муся глотала – сказать не могу,
Какую чудесную кашу.
А ПТИЦЫ ЗАБЫЛИ...
А птицы забыли взять пеленг на юг,
Хрипели, хотели любви и признания,
Над ними всходили снега мироздания,
Казалось, что в глотках ледышки поют.
Под ними – деревья, деревни, и тут,
В тоске, в глубине, где не верится в бредни,
Где тонущий след по тропинке последней,
Неспящие дети за песней бегут.
И взглядом пытаются выследить птиц,
Так счастливо стынущих в небе предзимнем:
«Куда мы летим, для кого же мы гибнем...»
И только мазки запрокинутых лиц.
Завьюжит. И мир, возмутительно чист,
Не будет запятнан ни шагом, ни криком,
И слабо мелькнет над простором великим
Шальное перо или гаснущий лист.
ПРОСТОЕ
У травы не бывает души,
Только божие слезы сушить,
Только ангел с крылом отсеченным
Засыпает на ней обреченно,
Облегченно, и сонная вязь
Оплетает его не таясь.
В диком небе – посланников стая...
И крыло не болит, отрастая.
Перья будут легки, хороши...
Ангел просто живет, без души.
Травы больше не вспомнят его.
Вот он, там, где летит большинство...
И звучит на неслышимой ноте,
Голубь, жаворонок, самолётик.
МЕДЛЕННОЕ ЛЕТО
Жарко дышит медленное лето
И земля, до края разогрета,
Так раскочегарила котлы,
Что затихли в ожиданье ветра
И лежат на полинялых ветках
Вяленые местные коты.
Дым ползет из недалёкой чащи.
Тени от хвостов и лап висящих
На траве беспечно разлеглись.
Медленно трусит собачья стая...
Но гроза, огнивами сверкая,
Громыхнет, как будто крикнет: «Брысь!»
Брызнули, как искры из шутихи,
В наш подъезд, еще недавно тихий,
Ворвались, разрушили покой.
Словно страж средневековых башен,
Мокрый кот, грозой заряжен, страшен...
Тихо плачет под моей рукой.
МЕЖДУ МНОЙ И ТОБОЙ...
Между мной и тобой – не война и не мир,
Между нами ничейное поле,
И не то, чтобы я был постыл и немил –
Накопились обиды и боли.
Подросла в этом поле одна лебеда,