Без жалости

— Понятно, бинго для один-девять-три, — тут же прозвучал ответ с корабля. Вообще-то это было не правильное применение кода «бинго», означающего при обычных условиях, что топливо на борту самолета подходит к концу, но слово применялось так часто, что превратилось в более чем надежную маскировку. После этого старшина ВМФ на другом конце линии связи вызвал барражирующий вертолет и сказал его команде, что пора просыпаться и браться за дело.

Беспилотный самолет пересек береговую черту минута в минуту, продолжая лететь на малой высоте еще несколько миль, и затем начал последний подъем на высоту. В его баках оставалась всего сотня фунтов топлива, когда он достиг запрограммированной точки на расстоянии тридцати миль от берега и начал летать по замкнутому кругу. У него на борту включился еще один транспондер, работающий на частотах поисковых радиолокаторов американских военных кораблей, патрулирующих в море. Один из них, эскадренный миноносец «Генри В. Уилсон», засек ожидаемую им цель в расчетном месте и в расчетное время. Техники, занимающиеся наведением его ракетных установок, воспользовались выдавшейся возможностью, чтобы провести тренировочную программу перехвата, но были вынуждены уже через несколько секунд выключить радиолокаторы, освещающие цель. Они заставили нервничать авиатехников на борту авианосца.

Описывая круги на высоте пяти тысяч футов, «Коди-193» сжег наконец оставшееся топливо и превратился в планер. Когда воздушная скорость беспилотного самолета упала до требуемой величины, сработали пиропатроны, сбросившие люк на верхней части самолета. Оттуда выбросился парашют. Вертолет ВМФ был уже наготове, а белый парашют оказался для него превосходной целью. Вес беспилотного самолета составил теперь всего полторы тысячи фунтов, что едва превышало вес восьми взрослых мужчин. В этот день ветер и видимость содействовали успешному завершению операции. Вертолету удалось захватить парашют при первой же попытке, он развернулся и направился к авианосцу «Констелейшн», где беспилотный самолет осторожно опустили на салазки, закончив таким образом его шестьдесят второй боевой вылет. Еще до того как вертолет занял отведенное для него место на летной палубе авианосца, техник уже откручивал болты, удерживающие крышку отделения, в котором находились фотоаппараты, и вынимал тяжелые кассеты с пленкой. Не теряя ни минуты, он отнес их вниз и передал другому технику в фотолаборатории авианосца, оборудованной самой современной аппаратурой. Для проявления пленки потребовалось всего шесть минут, после этого все еще влажная пленка была высушена и передана еще одному специалисту, на этот раз офицеру воздушной разведки. Качество пленки было не просто хорошим, а великолепным. Пленку перемотали с одной катушки на другую над плоской стеклянной пластиной, освещенной снизу парой ламп дневного света.

— Ну что, лейтенант? — не скрывая нетерпения, спросил капитан.

— Одну минуту, сэр, подождите… — Поворачивая катушку, лейтенант указал на третий кадр. — Вот наша первая базисная точка… вот вторая, он летел точно по курсу… о'кей, вот наша исходная точка… по долине, за холмом — смотрите, сэр! У нас два, нет, три кадра! Отличное качество, солнце светило именно так, как требовалось, ясный день — вы знаете, почему они называют этих бэби «охотниками за буйволами»? Потому что…

— Ну-ка, дайте посмотреть! — Капитан чуть не оттолкнул младшего офицера в сторону. Да, на кадрах был виден мужчина, американец, а с ним двое охранников и четвертый человек — но капитан хотел увидеть только американца.

— Вот, сэр. — Лейтенант передал ему увеличительное стекло. — Мы можем получить хорошее изображение лиц вот с этого кадра, а если вы дадите нам немного времени, мы постараемся поиграть с ним и даже улучшить. Как я уже говорил, камеры различают мужчин и женщин…

— Н-да. — Лицо было черным, значит, на негативе был белый. — Но… Черт возьми, я не уверен.

— Капитан, это наша работа, понимаете? — Лейтенант был офицером разведки, тогда как капитан относился к ВВС. — Разрешите нам сделать все как полагается, сэр.

— Но он один из наших!

— Совершенно верно, сэр, а вот этот парень к нашим не относится. Разрешите мне отнести пленку в лабораторию для печатания позитивов и увеличения. Кроме того, командир авиакрыла захочет посмотреть на снимки порта.

— Это может подождать.

— Нет, сэр, не может, — возразил лейтенант, но все-таки взял ножницы и отрезал интересующие капитана кадры. Остальную пленку передали главному старшине, а лейтенант и капитан вернулись в фотолабораторию. На подготовку полета «Коди-193» ушло два полных месяца, и капитан сгорал от нетерпения, стремясь получить информацию, которая, как он знал, находится на этих трех двух с четвертью-дюймовых кадрах.

Через час он получил ее. А еще час спустя поднялся на борт самолета, вылетающего в Дананг. Прошел еще час, и капитан летел в Куби-Пойнт-Нэйвел-Стейшн на Филиппинах, откуда проследовал на маленьком самолете на военно-воздушную базу Кларк и перешел на К-135, вылетающий прямо в Калифорнию. Несмотря на продолжительность и трудность двадцатичасового полета, капитан спал мало и, отрывочно, поскольку сумел разрешить тайну, которая могла изменить политику его правительства.

Глава 4

Первый свет

Келли проспал почти восемь часов и снова проснулся от криков чаек. Пэм в спальне не было. Он вышел наружу и увидел ее. Она стояла на набережной, глядя на поверхность залива, все еще усталая, все еще неспособная воспользоваться отдыхом, который ей был так нужен. Над заливом царила обычная утренняя тишина, его гладкая как стекло поверхность то здесь, то там нарушалась круглыми всплесками пеламид, охотившихся за насекомыми. Именно так хотелось начать день — нежный западный бриз, овевающий его лицо, и такая странная тишина, позволяющая услышать шум лодочного мотора, находящегося так далеко, что самой лодки не было видно. Это было время, позволяющее остаться наедине с природой, но он знал, что Пэм просто чувствовала себя одинокой. Келли неслышно подошел к ней и, обеими руками коснулся ее талии.

— Доброе утро.

Она не отвечала очень долго, и Келли стоял, легко держа ее, лишь чтобы она чувствовала его прикосновение. На ней была надета одна из его рубашек, и ему хотелось, чтобы его прикосновение носило только характер защиты и покровительства. Он боялся навязываться женщине, которая пережила такое насилие, и не мог определить, где должна проходить эта невидимая линия.

— Теперь ты знаешь, — сказала она достаточно громко, чтобы ее голос нарушил тишину, не в силах повернуться и посмотреть на него.

— Да, — ответил Келли так же тихо.

— И что ты думаешь? — Ее голос был болезненным шепотом.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду, Пэм. — Келли ощутил начало дрожи и был вынужден заставить себя не сжимать объятий.

— Обо мне.

— О тебе? — Он позволил себе приблизиться, обнять ее руками за талию, не прижимая к себе. — Я думаю, что ты красивая. Я думаю, как хорошо, что мы встретились.

— Я принимаю наркотики.

— Врачи сказали, что ты стараешься бросить эту привычку. Этого для меня достаточно.

— Но все гораздо хуже, я занималась такими вещами… Келли прервал ее:

— Меня это не интересует, Пэм. Я тоже делал вещи, которыми не могу гордиться. И ты сделала для меня так много. Ты дала мне что-то, вдохнувшее в меня новую надежду, и я никогда не рассчитывал на это. — Келли теснее прижал ее к себе. — То, что ты делала до встречи со мной, не имеет значения. Теперь ты не одна в этом мире, Пэм. Я с тобой и готов помочь, если ты этого хочешь.

— Когда ты узнаешь… — предупредила она.

— Я готов рискнуть. Мне кажется, что самое важное я уже знаю. Я люблю тебя, Пэм. — Келли удивился, услышав собственные слова. Он слишком боялся выразить эту мысль даже самому себе. Это казалось глупым, но снова эмоции одержали верх над здравым смыслом, и на этот раз здравый смысл не слишком сопротивлялся.

— Как ты можешь говорить такое? — спросила Пэм. Келли нежно повернул ее к себе и улыбнулся.