Ночное ограбление

Очень скудно для международного шарлатана. Ни гильотины, ни обязательной установки для распиливания длинноногих асистенток, ни завалящего гримуара в переплете из человческой кожи. Нет даже гадального шара и колоды карт. На фоне чего, интересно, она должна фотографировать хозяина кабинета? Увидев письменный стол, читатели подумают, что она брала интервью у бухгалтера.

— На вашем лице читается разочарование, мисс Картер, — Маэстро говорил на безупречном английском, без малейшего акцента. — Вы ожидали увидеть гомункулов в ретортах и каббалистические знаки повсюду? Мрачный альтарь? Древние пергаменты?

— Скажу в общем, я ожидала чего-то большего. Мне случалось брать интервью у ваших коллег, мистер Шадо…

— Готфрид. Зовите меня так, мисс Картер, Джейн. И не называйте, умоляю, ваших местных шарлатанов моими коллегами. Ведь вам не покажется лестным если я сравню вас с уличным фотографом? Тем, что за два цента делает снимки гуляющих парочек. Присаживайтесь. Сигарету?

— Благодарю вас, Готфрид. Я не курю во время интервью, — Джейн опустилась в предложенное кресло, Шадов занял место напротив. — А в чем вы видите разницу между…

— Между мной и остальными? Там же, где вы увидите ее между собой и другим человеком с фотоаппаратом. Со стороны может показаться, он занят тем же, что и вы. Но на самом деле вы существуете в двух разных мирах.

Джейн не нравилась манера Шадова постоянно перебивать. Не нравилось, что интервью фактически начал он и сразу направил его в свое русло. Не нравился его наблюдающий взгляд.

Но она не могла отрицать, что Маэстро интересный и притягательный собеседник. Глухие обертоны его голоса завораживали, заставляя вслушиваться в них, теряя смысл.

Она даже забыла достать блокнот.

— О каких мирах вы говорите, Готфрид?

— Это же так просто, — Шадов вытянул обе руки перед собой, расставил ладони. — Вот, — он поднял правую руку, — мир обыденного. Здесь люди рождаются, чтобы прожить жизнь, работая с восьми до шести. Состариться за банкой пива, газетой и грязными пеленками. Умереть, не подозревая о существовании другого мира.

Он поднял левую ладонь, на которой Джейн, как не силилась, не могла различить ни одной линии.

— Не зная о чуде.

Прямо в центре левой ладони Маэстро Шадова набух алый бутон. За ним потянулся длинный стебель. Необычайной красоты тропический цветок вырос в руке Магистра на глазах изумленной Джейн.

— Но тут являюсь я, — говорил Великий Престидижатор, сводя ладони вместе. — И объединяю миры в один. Серую повседневность и ландшафт неограниченных возможностей в реальность оживших снов.

Стебель цветка оказался зажат между ладоней Шадова. Бутон раскрылся, распространяя аромат, который напомнил Джейн запах парфюма в лимузине. Цветок благоухал с такой силой, что кружилась голова. Ей показалась, что стены шатра раздвигаются, ускользая в темноту.

— Вы же, Джейн, из тех людей, которые проводят жизнь в поисках чуда. В охоте за ним. Ваше место на границе между мирами. Вы первыми узнаете о его приближении.

Привстав, Маэстро протянул цветок Джейн. Она завороженно потянулась к нему рукой.

Цветок зашипел. Стебель изогнулся, свился кольцами. Лепестки разошлись, и в сердце цветка Джейн увидела пару треугольных зубов с желтой капелькой яда.

Хищный цветок выстрелил вперед, удлиняя стебель до полуметра. Джейн еле успела отдернуть руку. Отшатнувшись назад, она опрокинула кресло.

Маэстро ловко перехватил одичавшее растение возле самого бутона. Цветок застыл, его стебель отвердел, стал коричневым. Свернувшиеся лепестки заблестели металлом.

В руках Маэстро Шадова была трость фокусника, украшенная серебряным набалдашником в виде руки, сжимающей шар. С усмешкой он бросил ее на стол.

— Не забывайте, чудеса могут быть опасны, — сказал он, не сводя с Джейн смоляных глаз. — В землях, не обозначенных на картах, встречаются кошмары, рядом с которыми этот цветок покажется вам безобидней мимозы. Считайте увиденное бесплатным уроком.

— Вы думаете, я нуждаюсь в уроке? — спросила Джейн, следя, чтобы ее голос не дрожал.

Шадов фыркнул.

— У вас хватает наглости спрашивать? О, как это типично для американцев, верить в свою непогрешимость! Что вы позаботились узнать обо мне, прежде чем нанести мне визит, Джейн, дорогая?

— О вас немного известно, Готфрид.

— Немного? — Шадов фыркнул с еще большим презрением. — Как насчет ничего? Триста лет моя фамилия пребывала в глубоком мраке и неизвестности. С тех пор, как мой возлюбленный брат пустился на поиски бессмертия и, как говорят, преуспел. Правда, с тех пор никто его не видел. Все, что осталось от Харольда — портрет его собственной работы. Вот он, полюбуйтесь.

Джейн обошла стол и приблизилась к портрету. Потемневший от времени холст изображал человека в полосатом берете и расшитом камзоле за мольбертом. Задумчивым лицом он чрезвычайно походил на Готфрида Шадова, только казался много мягче.

Если верить словам Маэстро и дате на раме, этому портрету около трехсот лет.

— Так вы утверждаете, что это ваш брат? — обернулась Джейн к Шадову.

— Утверждаю, — передразнил ее Шадов. — Утверждаю. Сколько же самоуверенности в вашей прелестной черной головке? Для вас, Джейн, я прохожу по тому же разряду, что и шестиногие крокодилы в Гудзоне или о ком вы там писали?

Но Джейн уже не слушала этого безумца. В ее голове закрутилась пара подходящих заголовков в стиле: «ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ДЛИНОЙ В ТРИСТА ЛЕТ. ИСТОРИЯ ЖИЗНИ ВЕЛИКОГО ОККУЛЬТИСТА».

— Маэстро Готфрид, — проникновенно сказала она. — Разрешите, я сниму вас на фоне этого портрета. Чтобы сохранить и ваш образ для истории.

Просьба Джейн определенно польстила самолюбию Шадова. Ахиллесова пята всех, кто связан с шоу-бизнесом. Тщеславие.

Ты можешь часами разглогольствовать о спиритических странствиях, астральном теле и прочей ерунде, являющейся после пары затяжек опиума. Но как только ты представишь, что твою физиономию узреют несколько сотен тысяч читателей «Миднайт Миррор», у тебя вспотеют ладошки и станет сухо во рту.

С этой секунды ты с потрохами принадлежишь Джейн Картер. И ее цейсовскому фоторужью, собранному по индивидуальному заказу в далеком Берне.

Ты всего лишь очередная сенсация на продажу.

— Когда появились первые такие штуки, — Шадов указал на рабочий инструмент Джейн. — Многие верили, что они крадут души у тех, кого снимают.

— Вы боитесь, что я украду вашу душу, Готфрид? — улыбнулась Джейн, настраивая аппарат.

Ответная улыбка Шадова была напрочь лишена веселья.

— Моя душа принадлежит иным, могущественным силам, — сказал Маэстро.

Вспышка в руках Джейн сделала его лицо похожим на одну из белых масок на входной портьере. Мертвая кость, черные провалы глаз. И странная, чужая тень, отложенная светом на стену позади Шадова.

«Еще разок», — хотела сказать Джейн. Но ее слова и жужжание фотоаппарата заглушил яростный рев.

Трудно было представить существо, способное издавать такой звук. По мнению Джейн это должна была быть помесь бешеного паровоза и быка-пятилетки. С гидравлическими мехами вместо легких.

Стеклянный абажур лапы на столе тихонько зазвенел. У Джейн заложило уши.

Рев на мгновение утих.

— Прошу меня извинить, — сказал Шадов, катая жевлаки. — Срочное…

Рев возобновился. Бык-паровоз был сильно недоволен. Весна, время сцепляться буферами, а он томится в своем одиноком стойле-депо?

Джейн не заметила, как осталась одна. Только дрогнула портьера. Маэстро Шадов очень спешил.

С годами работы любопытство стало неотъемлимой профессиональной чертой Джейн. Равно как и нахальство.

Оставшись одна, журналистка первым делом предприняла быстрый осмотр кабинета Маэстро.

Увы, ничего интересного. На столе лежала подшивка «Национальной Географии» за прошлый год, заложенная на статье, посвещенной центральной Мексике. Рядом Оккультный Магистр оставил иллюстрированный путеводитель по Музею Естественной Истории, открытый на странице с жутковатым индейским божком.