Разбой на Фонтанке

– Чертов наркоман! – ругнулся оперативник, вспомнив взлохмаченного парня из туалета.

Старший лейтенант спустился по лестнице в вестибюль и вышел на улицу. Июньское солнце ударило в :глаза. Он закурил.

От здания университета, расположенного на Университетской набережной, до Восемнадцатой линии, где находилось Двенадцатое отделение, было не более пятнадцати минут ходьбы. Волков взглянул на часы. Двенадцать пятьдесят. Оперативник заранее отпросился с работы до обеда, срок его отгула подходил к концу.

«Пора в „контору“», – решил милиционер.

Он перешел проезжую часть и, пройдя мимо стоявших на автобусной остановке студентов, направился вдоль Невы в сторону Румянцевского сада.

11

Пятнадцать минут спустя Волков переступил порог Двенадцатого отделения милиции. Еще через несколько минут старший лейтенант вошел в кабинет, в котором работал Ларин. Капитан сидел за столом, разбирая бумаги.

– Здорово, Андрей, – сказал Волков.

– Привет, Слава.

– Как дела?

– Идут потихоньку. Чаю хочешь?

– Не откажусь.

– Тогда ставь чайник.

Волков подошел к тумбочке, на которой стоял электрический чайник, и наполнил его из графина.

– Что делаешь? – спросил старший лейтенант.

– Разбираюсь с текучкой. – Ларин внимательно посмотрел на товарища. – Вид у тебя какой-то взъерошенный.

Волков пожал плечами.

– Что-нибудь случилось? – спросил капитан.

– Все в порядке.

– Ты откуда идешь?

– Из университета.

– Что там делал?

– Встречался с одной студенткой. Видимо, в последний раз.

Чайник вскипел. Волков взял из тумбочки пару чайных пакетиков и, бросив их в чашки, залил кипятком.

– Тебе сколько сахара?

– Положи одну ложку, пожалуйста.

Положив в чай сахар, Волков поставил чашки на стол. В этот момент дверь отворилась, в кабинет вошел Соловец.

– Чайком балуетесь? – сказал майор.

– Ничего крепче, к сожалению, нет.

– Я, пожалуй, к вам присоединюсь. – Соловец подошел к тумбочке и приготовил себе чай.

Оперативники расположились вокруг стола.

– Выяснил я, по каким телефонам звонили грабители, – сказал Ларин, сделав пару глотков.

– Узнал, кто по тем адресам проживает? – спросил Соловец.

– А как же, вот список. – Ларин протянул майору бумагу.

– Есть кто-нибудь из них в нашей картотеке?

– В картотеке нет, но вот что интересно… – Ларин сделал большой глоток. – Трое из проживающих по этим адресам учились в одной школе.

– Любопытно, – произнес Волков.

– Узнал в какой? – спросил Соловец.

– В триста сорок седьмой.

– Где она находится?

– На Маяковского, четырнадцать.

Оперативники задумались.

– Вот что, – сказал Соловец, – я сейчас в Главк еду. Загляну по дороге в эту школу. Чем черт не шутит. Дай-ка мне список.

Ларин протянул майору бумагу…

Сорок минут спустя милицейский «уазик» остановился возле пятиэтажного кирпичного дома на улице Маяковского, где располагалась триста сорок седьмая школа. Здание было построено в шестидесятые годы, на его стенах имелись обрамленные круглыми рамками барельефы с портретами выдающихся людей всех времен и народов. Похожие как две капли воды Менделеев, Пушкин, Толстой, Ленин и Маркс отличались друг от друга лишь растительностью на головах.

В школе шли экзамены. Соловец направился в кабинет директора, чтобы узнать, кто был классным руководителем у закончивших в прошлом году школу Виктора Петрова, Дмитрия Полищука и Анны Кузнецовой.

– Они учились у Вероники Николаевны Толкачевой, – сказала директор, пожилая женщина с расплывшейся фигурой в платье, которое украшала брошь в виде бабочки.

– Могу я поговорить с ней?

– Конечно. Загляните в учительскую на втором этаже.

Поднявшись на второй этаж и зайдя в учительскую, Соловец увидел трех женщин, беседовавших между собой.

– Здравствуйте, – сказал оперативник. – Где мне найти Веронику Николаевну Толкачеву?

– Это я, – произнесла подтянутая женщина лет тридцати двух, сидевшая в кресле возле окна.

Соловец посмотрел на учительницу. Облик молодой женщины, одетой в белую блузку и черную джинсовую юбку, не вязался с представлениями оперативника о внешности педагога. Волосы Толкачевой были коротко пострижены, на щеках проступил легкий румянец, издали учительницу можно было принять за ученицу старших классов.

– Меня зовут Соловец Олег Георгиевич, – сказал майор, – я из Уголовного розыска. Мне нужно с вами поговорить.

– Пойдемте в мой класс, –сказала женщина, вставая, – Там сейчас никого нет.

Соловец и Толкачева вышли из учительской и зашагали по длинному школьному коридору, характерные запахи которого напомнили оперативнику его школьное детство. Школа, где учился Олег, располагалась на Петроградской стороне. Она была настолько маленькой, что уроки в ней проходили в две смены. Во втором и третьем классах Соловец учился по вечерам. Оперативник вспомнил, как зимой во время уроков он смотрел в окно на темное декабрьское небо. В такие дни, выходя из школы, он со школьными друзьями шагал домой по хрустевшему снегу, вдыхая морозный воздух и глядя на звезды.

– Сюда, пожалуйста, – сказала Толкачева, показывая на дверь класса.

Они вошли в помещение, где напротив доски рядами были расставлены столы, а на стене висел портрет президента.

– Присаживайтесь.

– Спасибо.

Учительница и оперативник сели.

– А я еще помню парты с откидывавшимися крышками, – сказал милиционер.

– Я таких уже не застала.

– В первом классе, помню, нам запрещали пользоваться шариковыми ручками.

– Чем же вы писали?

– Чернильными. У меня на руках всегда были чернильные пятна. Со второго или третьего класса разрешили шариковые.

Нахлынувшие волной воспоминания уходили в песок, пора было начать разговор о деле.

– Вероника Николаевна, – произнес оперативник, – я хочу поговорить о Викторе Петрове, Дмитрии Полищуке и Анне Кузнецовой. Они учились в вашем классе?

– Да, они были моими учениками.

– Вы бы не могли рассказать мне о них?

– Их в чем-то подозревают?

– Они могут быть причастны к делу, которое мы расследуем.

– Что конкретно вас интересует?

– Характер, привычки.

– Названные вами ребята не были моими любимцами.

– Как они учились?

– Витя Петров был закоренелым троечником, учился из рук вон плохо, прогуливал уроки. Я часто видела, как он катался на роликовых коньках.

– Что можете сказать о Полищуке?

– Этот был, как у нас говорят, хорошистом.

– Что это значит?

– Четверочником. Способности у него хорошие, но Полищук – типичный лентяй.

– В чем это выражалось?

– Он мог учиться лучше, но, как бы вам объяснить, все время недотягивал.

– Какой предмет вы преподаете?

– Русский и литературу.

– Какие оценки получали у вас Петров и Полишук?

– У Петрова была тройка, у Полищука четверка.

– А у Кузнецовой?

– Тоже четверка.

– Что вы можете о ней сказать?

Толкачева задумалась.

– Видите ли, – произнесла учительница, – это странная девочка,

– Что в ней странного?

– Мне никогда не удавалось приблизиться к ней. Она всегда как будто отстранялась. И я видела, что не только от учителей, но и от одноклассников.

– У нее были подруги?

– Была одна девочка, я часто видела их вместе. Но после девятого класса она ушла из школы. Я не знаю, встречались ли они потом. Что касается ее оценок… Училась Аня неважно – тройки, четверки.

– Скажите, Вероника Николаевна, каковы были отношения между Петровым, Полищуком и Кузнецовой?

– Мне кажется, такие же, как с другими учениками. Хотя…

– Вы что-то вспомнили?

– Да. В одиннадцатом классе у нас произошел скандальный случай. В тот день было шесть уроков. Первые четыре – практика на заводе, а потом химия и литература. Так вот, Петров, Полищук и Кузнецова дружно прогуляли практику. Потом стало известно, что в это время они пили вино.