Страница 41 из 48
— А, э, нет — не утруждай себя, — махнул рукой Лоуренс на любезное предложение Мельты, и та, коротко поклонившись, вышла из комнаты.
Если бы он пришел по делам, его присутствие было бы прибыльно и для хозяев, так что он не постеснялся бы принять их любезность. Но сейчас Лоуренс злоупотреблял их добрым отношением и потому не хотел принимать больше, чем необходимо.
Один из главных принципов Церкви гласил: «Отдавай все, что можешь отдать».
— Ай, да ну, — произнес наконец он, кладя конец раздумьям. Не хотел он сейчас ни о чем думать.
Лоуренс повернулся к саду Риголо.
Ему доводилось слышать, что делать прозрачное стекло очень трудно. Да и помимо цены — одно лишь сооружение столь гигантских окон должно было быть сопряжено с огромными сложностями.
Сквозь множество соединенных вместе кусочков стекла виднелся сад, который, похоже, потребовал еще большего труда.
Даже страшновато было смотреть на эти зеленые стебли, белые цветы.
Риголо хвастался, что ценой некоторых усилий он мог поддерживать эту картину круглый год.
Если так, то Риголо, должно быть, часто сидел за этим столом, не уставая наслаждаться зрелищем, которое приветствовало его всякий раз, как он глядел на сад.
И, конечно, ухаживающая за ним Мельта смотрела ему в спину с любовью и в то же время с досадой.
От этой мысли Лоуренс ощутил укол ревности. Печально ухмыльнувшись собственной глупости, он вновь перевел взгляд на комнату.
Комната была битком набита бумагами и пергаментами. На первый взгляд она казалась страшно замусоренной, однако, если приглядеться, оказывалось, что на самом деле в ней хорошо прибрано. Просто она выгляделаразобранной; такому виду лучше всего подошло бы название не «жилище» или «рабочий кабинет», а «гнездо».
Лоуренс подивился про себя, уж не близкое ли знакомство Риголо с Ив стало причиной того, что в комнате была одна из ее статуэток.
А может, ему просто всучили что-то из остатков.
Статуэтка, обернутая в хлопок, лежала в деревянном ящике, и там же лежал пергаментный свиток — должно быть, документ Церкви, удостоверяющий, что статуэтка освящена.
Размером статуэтка была с обе лоуренсовы ладони, если вытянуть пальцы.
Лоуренс пригляделся поближе, прикидывая про себя, сколько такая статуэтка может стоить, как вдруг он заметил что-то странное.
Поверхность статуэтки казалась какой-то выцветшей.
— Что такое?
Чтобы статуэтки лучше выглядели, их иногда натирали известью, иногда покрывали краской. Эта статуэтка Святой Девы-Матери была белого цвета, значит, ее натерли известью.
Но в том месте, где покрытие чуть облупилось, Лоуренс увидел кое-что непонятное.
Он чуть потер статуэтку, пытаясь ее очистить.
— …Не может быть…
— Что-то случилось? — неожиданно раздавшийся голос вернул его в чувство.
Лоуренс обернулся. Это была Мельта.
— О Господи… ты меня смутила. Я просто подумал, что эта статуэтка так хорошо сделана, так бы и поделился с ней своими заботами.
— Надо же, — глаза Мельты чуть расширились, потом она улыбнулась. — Я агнец из стада Церкви, и я с радостью выслушаю, что тебя гнетет.
Очевидно, Мельта не относилась к числу практичных и расчетливых монахинь.
— Я все же воздержусь, — покачал головой Лоуренс.
В руках Мельта держала изящно вырезанный из дерева поднос с маленькой деревянной же чашечкой и металлическим кувшином.
— Попробуй этот напиток, он сделан из хлеба; правда, не знаю, понравится ли он тебе.
Поднос и чашка имели такие мягкие, красивые очертания, что Лоуренс подивился, уж не сама ли Мельта их сделала.
— Это квас?
— О, господин торговец, ты так много знаешь! — ответила Мельта и наполнила чашку светло-коричневой жидкостью.
— В последнее время его мало пьют, так что и встречается он редко.
— Мне он нравится больше, чем Кровь Господня… о, ээ — пожалуйста, забудь, что я это сказала!
Под «Кровью Господней» она, несомненно, подразумевала виноградное вино.
Тихоня Мельта пошутила — это выглядело просто очаровательно.
Лоуренс кивнул и приложил указательный палец к губам.
Будь они сейчас в Рубинхейгене, Кумерсоне или Терео, он бы обращался с Мельтой чуть-чуть иначе — опасаясь мести Хоро.
И все же, если бы Лоуренса спросили, действительно ли он сейчас наслаждается беседой, он бы покачал головой.
Его мысли скакали из-за того, что он узнал, осмотрев статуэтку Святой Девы-Матери.
— Пожалуйста, — произнесла Мельта, протягивая чашку с напитком.
Мягкие манеры Мельты легли бальзамом на истерзанное сердце Лоуренса. Он взял чашку.
— Я так понимаю, господин Риголо на заседании?
— Да. Сегодня утром пришло срочное сообщение, и… о Господи, я извиняюсь, мне было велено никому об этом не рассказывать.
Лоуренс сверкнул на смутившуюся Мельту своей лучшей деловой улыбкой и покачал головой.
— Ничего, ничего, и в любом случае я не собирался расспрашивать об этом заседании. Это был плохой выбор темы. Я хотел расспросить его об этом стекле, так что очень жаль, что я не смог с ним увидеться.
— О, вот как?.. Ну, это стекло собиралось по кусочкам, и на то, чтобы собрать его все, ушло три года.
— Ясно. Вижу, господин Риголо и впрямь обожает свой сад, — произнес Лоуренс, подпустив в голос удивления. Мельта просияла, словно это ее только что похвалили.
Ив говорила, что не понимает отсутствие у Риголо амбиций и его любовь к саду; но, когда рядом с тобой кто-то столь сочувствующий, как Мельта, очень легко утонуть в собственном увлечении. Дни Риголо протекали весьма приятно, подумалось Лоуренсу.
— Такое обожание — теперь я понимаю, почему он так смело заявлял, что хочет уйти с поста делопроизводителя в Совете.
Мельта кивнула, ее улыбка стала чуть напряженной.
— Хотя это его работа, но он остается здесь и смотрит на сад сколько возможно.
— Я бы сказал, и пускай; но, конечно, работа делопроизводителя тоже важна.
— Господь учит, что труд превыше всего. Но иногда мне кажется, что столь скромное желание, как проводить время в собственном саду, тоже имеет право быть, — с улыбкой сказала Мельта.
Это было желание бездельника, ни одна ревностная монахиня его бы не одобрила; но, возможно, из-за того, что Мельта была влюблена, она и находила его приятным.
Сколько бы Лоуренс об этом ни думал — по всему выходило, что счастьем Мельты было счастье Риголо.
Возможно, мечтой Мельты было целыми днями находиться при Риголо, когда он любуется своим садом, и усердно прислуживать ему.
— А, но самые скромные мечты воплотить труднее всего.
Мельта рассмеялась.
— Ты прав, — она приложила руку к щеке и взглянула на светлый сад. — А самое радостное время — то, которое хочется продлить навечно.
Пораженный, Лоуренс уставился на Мельту.
— Что случилось?
— Я просто тронут твоими словами.
— Ты мне льстишь.
Лоуренс был сама серьезность, но Мельта приняла его искренность за шутку.
Лоуренс желал, чтобы Хоро осталась. Он хотел, чтобы она осталась навсегда, но, возможно, ему следует просто лелеять это время, пока он не перестанет чувствовать так. Эта мысль пронзила его сердце.
Если они и впрямь будут вместе всегда, если они всегда смогут видеть друг друга — возможно, этой радости суждено будет погибнуть.
Это не такая уж трудная истина.
И именно из-за ее простоты мечта Хоро ее перебороть — неосуществима.
— Однако же я верю, что это счастье — когда можешь гнаться за простой мечтой, — выдавил Лоуренс, не в силах забыть о своей собственной реальности.
Прошло немного времени, и Хоро вернулась из книгохранилища, держа в руке свечу.
Она сказала, что свечка погасла, но это была явная ложь.
Как сбежал Лоуренс, так и Хоро сбежала, найдя темные уголки книгохранилища безвкусными.
Лоуренс это знал, потому что, едва войдя в ярко освещенную комнату, Хоро одарила его сердитым взглядом.
Не произнося ни слова, она подошла и встала рядом с ним.