Оборотень

Все наши поступки, все, что мы решаем делать или не делать, это наш путь который мы должны пройти. До конца. — думала герцогиня. — Раз выбрав, мы уже не можем отступиться, словно кто-то свыше ненавязчиво дергает за ниточки или осторожно подталкивает в спину. Судьба. Или скорее рок. Мы думаем, что сами решаем за себя, какой путь выбрать, но часто бывает так, что все наши решения уже предопределены.

Она долгие годы пыталась избавиться от этой зависимости, привязанности к Севэриану, которая как гнилое болото затягивала ее, лишала воли и рассудка. Севэриан не замечал ее, он жил только для себя, наездами появляясь в родном доме и снова исчезая. Он не желал впускать ее в свою жизнь. И был недостижим. Даже на расстоянии вытянутой руки он был не ближе для нее, чем мертвенно светящая в окно луна. Но любовь так и не смогла смениться ненавистью, хотя видят светлые боги, у нее было достаточно причин. Чувства так и оставались, вечные, несокрушимые как нетленная скала-игла южных архарров, загадка для всех ученых. Падут королевства, падут города, а она так и будет глупо стоять. Герцогиня в те времена ненавидела вечность. Вечность страданий, что ей предстоит.

И вот Севэриан вернулся. Она немало заплатила слугам в его доме, чтобы они постоянно сообщали ей все новости о нем. И они поведали ей. Он усталый, раздавленный, сломленный. Из отчаяния приютивший какую-то мелкую бродяжку, которая единственная не боится вида его лица. Это был ее шанс. Лилиан не боялась. Она готова была на все. Она любила его…

Герцогиня готова была вытерпеть что угодно. Но кот?? Великие боги, кот??? Да как он вообще умудрился??? Она могла понять шрамы, могла понять даже если бы его лицо сильно изменилось… но шерсть?? Густая шерсть, кошачий нос?? Герцогиня Эверская судорожно сжала виски, почувствовав, что сознание снова уплывает от нее. Это больше походило на сумасшествие. Кот… ее Севэриан, тот, кого она ждала и любила, — мерзкая блохастая зверюга. Как это вообще могло случиться?? К такому она была не готова. Все что угодно, только не это.

Она готова была о нем заботиться, если там уродливые шрамы. Она готова была заслужить его любовь верной поддержкой и пониманием, когда все отвернулись от него. Но кот?? Что ей теперь сказать ему?? Милый, я принесла тебе молочка?? Герцогиня нервозно хихикнула, смотря на свое отражение в окне, и сама испугалась звука своего голоса. Она почти не спала сегодня. Как только закрывала глаза, ей сразу виделась эта мерзкая кошачья харя. Она велела прогнать всех котов и кошек, которых подкармливали сердобольные кухарки. Герцогиню трясло. Даже семейный врач чувствовал беспокойство.

— Что с вами? Что могло так резко повлиять на ваше самочувствие? — озабоченно спрашивал он.

— Наверно, у меня аллергия на кошек. — Нервно сострила герцогиня, а потом снова уставилась в окно. Пусть забирает. Он не нужен ей. Она чувствовала, ее вывернет на изнанку, если она еще раз увидит героя ее девичьих грез. Даже без шерсти.

— И выкиньте все вышивки кошек! И статуэтки, изображающие кошек! — заорала она слугам.

5

"От судьбы не уйдешь".

Оракул, которому нравилось запугивать людей.

Дагмир был бледным, осунувшимся, помятым как не стираная наволочка. Ну в общем, из-за бессонницы он погано выглядел. На меня зыркнул с неприязнью, на старшего братца с надеждой. Я снова удивилась, что братья до лешего похожи. Были похожи, потому как глядя на братца, завсегда прежний облик Сева вспоминаю. То бишь удивилась не этому, а тому что Сев когда-то был человеком. Я к нему уже привыкла, в виде кота я его даже дольше знаю.

— Ты вчера сказал, что есть надежда, Севэриан. В чем она? — нетерпеливо спросил брат.

— Колдун сказал, что пока подождет. Он внял доводам. Твой сын еще слишком мал, а колдун слишком нетерпелив, чтобы возиться с младенцем и воспитывать его. У нас есть еще пара лет, пока малыш не подрастет.

— И это все?? Все, что ты узнал? — оскорбился Дагмир. Я оскорбилась за Сева.

— Мог бы и сам в логово к колдуну сходить да разузнать. — На это у противного братца ничего сказать не нашлось. Он только со злостью на меня пялился, да рот закрывал и открывал, похожий на вытащенную из воды рыбину.

— Йин, помолчи. Нет, это не все, Дагмир. Если я не выполню то, что предложил колдун в обмен на твоего сына, у нас останется лишь несколько лет, пока Севэриан младший не вырастет. А если выполню, то договор будет навсегда расторгнут.

— А что предложил-то?

— Помолчи, Йин. — и заступаться я за него больше не буду. — Сейчас это неважно. Пока же Изгнанник был настолько удивлен моим внешним видом, что… — Сев на мгновение замолчал. — что взял пробы крови, плоти, энергетической сущности, и возьмет тоже самое, после того, как я верну свой облик. Его интересуют подобные исследования.

В общем-то ничего Сев такого и не сказал, даже коротко все описал. Только я помню, с каким лицом он выходил из дома колдуна, как дрожали у него руки и как он судорожно тер снегом шерсть, словно пытаясь избавиться… худо ему пришлось. Только брат так ничего и не заметил, или ему не до того. Заботливые родственнички у Сева.

— Для начала мы съездим в столицу, думаю через несколько дней, если все обернется, как надо, вернемся. — Я даже и думать не хотела, чего будет, если все обернется не как надо.

— Мы? — спросил братец.

Сев посмотрел на меня. — Мы. А тебе Дагмир, лучше пока остаться с сыном. — И зачем он это сказал, братец с нами и не напрашивался, даже в дверь бы вцепился, только бы его с собой не потащили. Нет, все-таки редкостно омерзительные у Сева родственнички. — Вернемся, и я снова посещу дом Изгнанника, а после… после мы сделаем все, что он попросил.

— Что все?

— Помолчи, Йин.

Я вздохнула. Но при брате возражать ему не стала, вслух обзывать котом тоже. Кошак, кажется, посмотрел с удивлением.

Собрались мы быстро. Хотя вещичек по-моему набрали больше, чем десяти человекам нужно. Когда в город заезжали, у нас даже сменной одежды не было, а теперь сумка огромная и два мешка дорожных. Я предлагала выкинуть все платья, но Сев сказал, что в столице меня даже в город не пустят, коли буду выглядеть так, как обычно. У них там с бродягами строго. Я случайно наступила ему на лапу два раза.

Ельф пытался отговориться делами в лавке, но на самом деле терпеть не может проезжать через людские поселения. У него уши начинают дергаться, когда он только о людях заговаривает, а уж когда его всякие презренные младшие расы рассматривают и обсуждают, так вообще бешеная пена изо рта идет. Но Сев его все-таки уговорил, сказал, что письма может оказаться мало, лучше обсудить все при личной встрече. Этот Ллисх вер Нарран был полуоркских кровей, и с нашим ельфом вроде как был знаком на почве общих интересов и магии. Квасили, кажись, вместе, или как это еще у магов называется. То, что мы едем вместе с ельфом меня не радовало, но радовало, что чувствительный ушастый расстроился еще побольше меня.

Метель вяло валилась на окрестности, как сыпучая, непрекращающаяся лавина, закрывая весь обзор. Из местных достопримечательностей я видела только уныло опущенную голову везущей нашу повозку лошади. Хлопья снега налипали на ее черную гриву, и коняга изредка устало вспрядывала ушами, словно пыталась отмахнуться от снежных слепней. Карета двигалась неторопливо. Деревья призрачно вырастали из снегопада, как лиловые грибы утанге вырастают из кормящего их тумана.

Я вздохнула. Мне было скучно. Мы ехали уже второй день, из-за мерзкой погоды и занесенных метелью дорог, путь растянулся в два раза, если не в три. Ельф, слава всем богам, большую часть дороги помалкивал, а сейчас дремал, устав глядеть в окно. Я воровато посмотрела на Сева. Кошак тоже дрых в углу кареты, уткнувшись мордой в мягкую обивку и изредка подрагивая всем телом. Как это делают животные, когда им что-то снится. Я аж умилилась.