Коронованный на кресте

Кроме того, исследования последних лет показали, что Ирмина д'Эррен (Irmina d'Oerren) была женой, а не дочерью Хугоберта (Hugobert), а имя Дагоберта в ее жизнеописание попало по ошибке писателя хроники.

Если все это так, то лица, о которых говорят «Документы общины» и которые в течение веков боролись за власть в Европе, а сегодня могли бы, как утверждают авторы «Священной загадки», составить «подобие транс — или паневропейской конфедерации, нечто вроде современной империи… царствуя над королевствами и княжествами, объединенными между собой союзами, образующими подобие конфедерации», не являются Меровингами. Как не являлись Меровингами и британские Плантагенеты (начиная с Ричарда Львиное Сердце), также ведшие свое происхождение от «династии из Разеса», да и многие другие европейские династии, прошедшие через крестовые походы и переплетшиеся в их перипетиях.

Но в таком случае кто все они?

Прежде всего, как считает В. Карпец, не выдерживает никакой критики провозглашаемая авторами «Священной загадки» идея о неразрывной связи и, по сути, единстве между Меровингским родом и Сионской общиной. Это подтверждается хотя бы тем, что никто из «сионистов» (разумеется, не в том смысле, в каком это слово употребляется с конца XIX века) не упоминается в серьезных трудах по меровингской генеалогии, в частности, у того же графа Бони де Лаверня.

Как известно, орден Приората Сиона, если судить по официальным его документам, был создан Готфридом (Годфруа) Бульонским в 1069 году, то есть ровно три столетия спустя после гибели короля-мученика Дагоберта II. Все это время Европа переживала так называемый «каролингский ренессанс», одной из сторон которого было утверждение организации и догматики Римско-католической церкви.

Потомком Меровингов по линии Сигиберта IV (которого, как доказывает Владимир Карпец, не существовало как такового) провозгласил себя завоеватель Иерусалима Готфрид (Годфруа) Бульонский. Обоснование не только духовной, но и династической власти над Святой землей было, естественно, необходимо этому средневековому герцогу. Таким обоснованием могло быть только происхождение от единственно законной династии Царей Израиля — Дома Давидова, а точнее, от Самого Спасителя нашего Иисуса Христа, который был, вопреки всяческой земной воле, законно коронован на Кресте — воины водрузили на Его главу терновый венец, и Понтий Пилат, сам написав на Кресте его титулование как Царя Израилева, отказался его заменить, тем самым фактически исповедав Христа как Царя. Следовательно, кто-то из членов первохристианской общины из единых с Ним по крови Царепророка Давида, слившийся с королевским родом франков, действительно имел все законные права не только на Римский императорский, но и на Израилев Царский престол. По Европе ходили слухи о противостоящей официальной папско-каролингской Европе с ее галло-германо-римской феодальной «аристократией» аристократии подлинной, аристократии крови, ведущей свое происхождение от Христа (и Меровингов). Но все дело как раз в том, подчеркивает Владимир Карпец, что те, кто называл себя Меровингами, ими не были, а настоящие Меровинги ушли на Восток и создали совершенно новое (хотя первое время, во всяком случае, до ордынских времен, в принципе очень похожую на Новую Франкию — Старую Русь) государство. Но если подлинных Меровингов в Европе не было, их надо было придумать.

В действительности же, по мнению В. Карпеца, только Рюриковичам-Даниловичам до Ивана III включительно удалось сохранить особую, сверхъестественную кровь своих меровингских предков (Руси). Более того, именно это позволяло им хранить Третий Рим как оплот православной веры. Там же, где римо-католичеству противостояла лжеименная мистика лжемеровингов, дело шло к крушению христианства как такового. Таковой была судьба Франции, провозглашенной при Хлодвиге Великом «Старшей Дочерью Церкви».

В данном контексте Владимир Карпец констатирует следующее. Для ордена Приората Сиона некая Мелюзина как тайный символ уже давно подменяет не только Пресвятую Богородицу Марию, но и святую равноапостольную Марию Магдалину, небесную покровительницу монархии (и Франции).

Быть может, именно потому трезвенно-целомудренная Русская церковь, прекрасно все зная о святой Марии Магдалине, предпочитала лишний раз не упоминать о ней.

Но все это только комментарии к «Священной загадке», но никак не разгадка.

А разгадка, как всякая разгадка, считает Владимир Карпец, лежит на поверхности: вопреки утверждениям авторов «Священной загадки», орден Приората Сиона не является законным преемником династии Меровингов, которая, вопреки всему, сохраняет свою уникальную и абсолютную легитимность (и духовно-генеалогическую, и церковно-каноническую). Священное наследие этой династии в полной мере воспринято Третьим Римом.

Читатель, вероятно, утомился от избытка генеалогической информации. Генеалогические вопросы вообще воспринимаются трудно. Их рассмотрение требует большого усилия и исторических знаний. Вот почему я значительно упростил и сократил изложение критических взглядов Владимира Карпеца. Обойти же стороной эти проблемы нельзя. Тема Грааля неразрывно связана с этими вопросами.

Для нас важна мысль В. Карпеца, что подлинные наследники «семейства Грааля» Меровинги ушли на Восток и создали совершенно новое государство. Скорее всего, речь идет о создании Великой ордынской (русской) империи. Таким образом, цари этой империи являлись потомками Иисуса Христа.

Проблема же соотношения генеалогических ветвей Меровингов и Каролингов, о которых много пишет В. Карпец, в связи с исследованиями Н. А. Морозова, А. Т. Фоменко, и Г. В. Носовского и других сторонников новой хронологии оказывается гораздо сложнее. Впрочем, об этом мы поговорим позднее.

МИСТЕРИЯ ГРААЛЯ ЮЛИУСА ЭВОЛЫ

Итальянский барон Юлиус Эвола, наиболее известный традиционалист нашего времени, стоящий в одном ряду с такими выдающимися специалистами, как Рене Генон, являлся, по мнению А. Дугина, одной из самых ярких личностей прошлого века и знатоком тайн Грааля.

Он родился в Риме 15 мая 1898 года в семье итальянских аристократов, чей род восходит к германской средневековой знати — к роду баронов Хевелар. Уже в юности Эвола ощутил внутри себя глубочайшую отстраненность по отношению к окружавшей его реальности. У него рано проявился интерес к запредельным сферам. В биографической книге «Путь Киновари» он пишет о своей юности: «Я почти ничем не обязан ни среде, ни образованию, ни моей семье. В значительной степени я воспитывался на отрицании преобладающей на Западе традиции — христианства и католицизма, на отрицании актуальной цивилизации, этого материалистического и демократического „современного мира“, на отрицании общей культуры и расхожего образа мышления того народа, к которому я принадлежал, т. е. итальянцев, и, наконец, на отрицании семейной среды. Если все это и повлияло на меня, так только в негативном смысле: все это вызвало у меня глубочайший внутренний протест».

Такое отношение привело юного Эволу к радикальному нигилизму, проявившемуся в его раннем анархистском поэтическом и изобразительном творчестве. Эвола был одним из первых представителей дадаизма в Италии. Параллельно творчеству Юлиус Эвола изучал труды по религиозной, эзотерической и метафизической проблематике. Особенно интересовали его восточные доктрины — индийский тантризм, буддизм, даосская традиция Китая, йога и т. д. Кроме того, он серьезно занимался также сугубо западным эзотеризмом — алхимией, герметизмом и т. п. Он выработал свою жизненную позицию «обособленного человека». Эвола испытывал глубокую неудовлетворенность современным миром, его буржуазными, демократическими, плебейскими ценностями. Эвола противопоставил «современному декадентскому миру» сакральный мир Традиции, с его ценностями, с его иерархией, с присущей ему трансцендентностью. «Обособленный человек» — проблема, которой Эвола уже в конце жизни посвятил целую книгу «Оседлать Тигра». Опыт всеобщего отрицания привел Эволу к тому, что он осознал всю полноту антисовременных ценностей, внутренне обнаружил их в глубине своей души как конкретное присутствие преображающей, нечеловеческой силы, «силы Абсолюта». В этот же период Эвола познакомился с трудами Рене Генона, и это окончательно укрепило его «традиционализм».