Оракул мертвых

— Минута, еще всего одна минута — и мы бы его схватили.

— Не важно, — сказал Караманлис со странной улыбкой. — На этот раз я принял меры предосторожности. — Он достал из кармана пиджака рацию. — Всем подразделениям, — произнес он, — говорит капитан Павлос Караманлис. В церкви Святого Спиридона в лагуне Портолагоса совершена попытка убийства. Убийца сбежал две минуты назад, приказываю всем сосредоточиться в данном районе, перекрыть все дороги и тропинки и прочесать весь периметр лагуны. Если упустите его на сей раз — живьем сдеру с вас шкуру. В какую сторону он побежал?

— Туда, — ответил Богданос, показывая рукой в направлении гор. — Я уверен также, что ранил его. Однако вам лучше заняться своим человеком: он там, внутри, в очень плохом состоянии.

Он помог Караманлису уложить Влассоса в лодку, куда поместили и женщину, по возможности укутав ее. Караманлис завел маленький подвесной мотор:

— А вы что, не едете?

— Нет. Я хочу еще раз осмотреть окрестности.

— Как хотите, — сказал Караманлис. — Но не забудьте: вам лучше выходить через деревню, там, где буду я, иначе вы попадете в ловушку. Как видите, я довольно предусмотрителен. — И он быстро двинулся в сторону Портолагоса.

Некоторое время фигура Богданоса ясно виднелась при свете молний под проливным дождем — а потом ничего. Как только капитан добрался до суши, его люди поспешили к нему, вместе с каретой «скорой помощи», и Влассоса увезли, еще живого, но потерявшего очень много крови.

Неистовая гроза стихала. Караманлис отправился к своей машине, держа над головой пластиковый пакет, пытаясь защититься от последних потоков дождя. Ему показалось, будто он все еще слышит эхо выстрелов, доносящееся со стороны гор. Может быть, Богданосу удалось прикончить проклятого убийцу? Среди черных туч, разорванных ветром, показался серп луны, словно алмазы блестели звезды. Эхо выстрелов… или эхо грома? Может, Богданос и им управляет?

Он вызвал офицера, велел показать ему на карте расположение всех патрулей и блокпостов и внимательно изучил рельеф территории: никаких оврагов, никаких гротов, растительности мало, единственный выход к морю постоянно освещен и хорошо просматривается — идеальная ловушка. Оставалось только ждать. Он велел полицейским проявлять максимальную бдительность, после чего сел в машину и поехал в больницу, а там приказал отвести себя непосредственно в операционную.

Кровяное давление пациента восстановили при помощи переливания крови, но хирургу удалось извлечь, да и то с большим трудом, лишь одну из трех стрел — ту, что пронзила Влассосу кишечник и вышла через подвздошную ямку, начисто срезав одно яичко.

Хирург на мгновение прервался, отирая пот со лба. Остальные врачи в это время накладывали швы.

— Господи, — сказал он, оборачиваясь к Караманлису. — Господи, какая причина могла вызвать подобную жестокость?

Взгляд Караманлиса упал на только что вытащенную из тела стрелу, все еще окровавленную: на древке была вырезана надпись.

— Причина? — переспросил он, надевая очки и пробегая глазами слова. — А вот и причина.

Хирург взял стрелу и повертел в руках древко, где кто-то твердой рукой выгравировал туманную и тревожную надпись, похожую на проклятие: «Ты положил хлеба в холодную печь».

13

Портолагос, Фракия

27 августа, 23.30

По-прежнему влажный мрак ночи прорезали крики и оклики, нарушали лучи электрических фонариков, разрывал все более близкий и настойчивый лай собак. Прижавшись к стене старого деревенского дома, Клаудио дрожал от напряжения и тревоги. Его все еще обуревала ярость оттого, что он не сумел расправиться с самым ненавистным из своих врагов, и испуг, вызванный неожиданной развязкой операции, задуманной и подготовленной для него адмиралом Богданосом, ведь прежде он считал ее надежной и неотвратимой.

Сейчас он чувствовал себя загнанным зверем, скорпионом, попавшим в огненный круг. Он порывисто сжимал в руках смертоносный лук «Пирсон» из тонкой стали, при помощи которого изрешетил тело Влассоса, и готовился биться насмерть. Он скорее позволит псам разорвать себя, чем сдастся. Но по мере того как крики людей и лай собак приближались, в его душу начинало закрадываться подозрение — а вдруг Богданос бросил его на произвол врагов.

Ему показалось, будто он слышит треск ломаемых ветвей. Он приоткрыл дверь и посмотрел туда, где простирались заросли кустарника и сухостоя, уходящие в сторону лагуны. Среди испарений, поднимавшихся в эту ночь от бухты и от только что выпавшего дождя, едва заметно виднелась фигура человека. Никаких сомнений — к нему двигался адмирал Богданос. Клаудио поверить не мог, что при подобных обстоятельствах, в такой час, после всего случившегося адмирал мог идти столь спокойной и уверенной походкой, величественной и беззаботной одновременно.

Когда Богданос вошел, Клаудио почти набросился на него:

— Почему вы не дал и мне прикончить эту свинью, зачем вы велели мне прийти сюда? Мы окружены, и нам практически негде укрыться.

— Для начала давай отправимся в безопасное место, сынок, а потом я все тебе объясню. Этот дом в древности был монастырем. Его колодец соединен с римским резервуаром, который монахи использовали как хранилище пресной воды. Следуй за мной, у нас мало времени.

Они выбрались на задний двор и подошли к колодцу, по всей видимости, долгое время стоявшему без употребления.

— Я сейчас опушу тебя при помощи цепи. Примерно на середине спуска ты обнаружишь устье прохода, ведущего в резервуар. Раскачайся и прыгай туда, а потом сиди там и никуда не двигайся. Я опущу вниз другой конец и, таким образом, тоже смогу спуститься, пока ты будешь держать цепь. Вот фонарик. Оставь мне лук, я отдам его тебе позже.

— Хорошо, — согласился Клаудио, — но нужно торопиться: лай собак все приближается. Проклятие, такое впечатление, что на сей раз нас ждали.

— В каком-то смысле так оно и есть. Наш главный противник — не только человек безжалостный и бессовестный, он еще и умен. Но он не знает, что мы предугадываем его шаги… Ну вот, сынок, если я правильно помню, ты сейчас опустился на нужную глубину. Вход должен быть где-то перед тобой.

— Да, адмирал, я его вижу. — Луч фонаря задрожал в колодце, отчего отблески света заплясали по стенам, а потом вдруг пропал, словно его поглотило ничто.

Голос Клаудио теперь звучал приглушенно.

— Вы можете спускаться, адмирал, но прежде отмотайте цепь побольше: так мне трудно держать.

Богданос опустил цепь вниз еще на метр или два и, убедившись, что на том конце ее достаточно хорошо натянули, начал, в свою очередь, спускаться, перекинув лук через плечо. Лай собак раздавался теперь совсем близко. Добравшись до отверстия, Богданос протянул лук Клаудио и вполз в коридор, предусмотрительно забрав с собой цепь, не позволив ей упасть на дно колодца.

— Почему вы не бросили ее? Мы в любом случае не сможем больше воспользоваться ею, чтобы подняться.

— Ты скоро поймешь, — ответил Богданос. — А теперь погаси фонарь.

Через несколько минут подошел отряд полицейских с собаками. Ищейки начали скрестись в дверь дома, потом добрались до колодца, вернулись назад, снова растерянно побежали к колодцу, визжа и скуля.

— Кажется, они почуяли что-то тут, поблизости, — сказал один из агентов.

— Обыщите дом, — приказал командующий офицер. — А я проверю колодец. — Он заглянул вниз и осветил шахту ярким лучом фонаря. — Здесь ничего нет, — объявил он, внимательно все осмотрев. После чего вернулся в дом, ожидая, пока его люди закончат обыск.

— Ну так вот, — сказал Богданос, — если б я бросил цепь, полицейский увидел бы концентрические круги на поверхности воды и понял бы — кто-то не так давно бросил или уронил что-то в колодец. Он начал бы подозревать и, быть может, спустился бы… Кроме того, цепь может нам пригодиться.

Они пошли по проходу, поросшему большими пучками венерина волоса, освещая себе путь фонариком, и через полчаса добрались до большого резервуара, castellum aquarium, древнего акведука.