Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 78



— Мы уже едем, профессор. Едем в Афины… Постарайтесь отдохнуть… прилягте… Поспите, если можете.

И он включил передачу. Старик не ответил, но сзади доносилось его неверное, затрудненное дыхание: его поддерживала решимость дожить до встречи в Афинах.

Машина пронеслась по пустынным улицам деревни. Хозяин таверны видел сквозь грязные стекла своего заведения, как она промчалась мимо в облаке пыли в направлении Миссолунги. Завтра он расскажет первому же посетителю странную историю.

— Клаудио, уже поздно, я ухожу. Ты чем занимаешься? Можно пойти выпить чего-нибудь на Плаке перед сном. У нас будет компания, и…

— Нет, спасибо, Мишель, я еще останусь. Я хочу закончить с этими карточками — если б ты знал, как они мне надоели.

— Тем хуже для тебя. Я договорился встретиться с Норманом: мы подцепили парочку туристок-голландок. Пойдем выпить с ними чего-нибудь у Никоса, а потом, возможно, затащим их домой к Норману, в Кифиссию.

— О'кей, желаю вам хорошо провести время. А мне-то там что делать? Я буду третьим лишним.

— Верно, ты слишком влюблен, чтобы думать о развлечениях. А завтра ты чем собираешься заниматься?

— Видишь ли, Мишель, я слышал, завтра будет выступление в Политехническом, что-то крупное. В студенческом комитете поговаривают о баррикадах. Готовится серьезная манифестация против правительства и полиции. Кажется, ситуация в университете стала критической. Там работают подставные утки, шпионы… люди пропадают, и не знаешь, что с ними приключилось…

— Кто тебе сказал, Элени?

— Да, она. Так обстоят дела. А что?

— Ничего. Так что ты намерен делать, тоже пойдешь в Политехнический?

— Нет. Я — нет. При чем тут мы? Одно дело они, и это справедливо… Но я хочу остаться тут, ведь никогда не знаешь… Боюсь, Элени тоже будет там…

— Хорошо. Значит, увидимся завтра здесь. Спокойной ночи, Клаудио.

— Спокойной ночи, Мишель, привет Норману.

Молодой человек вышел, и вскоре послышался шум мотора его малолитражки.

Клаудио Сетти снова принялся за работу по систематизации картотеки. В какой-то момент он встал и отправился к шкафу, чтобы свериться с книгой. Покуда он ее раскрывал, на пол к его ногам упала брошюра. Он нагнулся и взглянул на издание. На обложке значилось:

Он принялся читать со все возраставшим интересом, забыв о работе над своим дипломом. Его охватило странное беспокойство, острое чувство потерянности и одиночества.

Зазвонил телефон. Он долго смотрел на аппарат, прежде чем отложить книгу и снять трубку.

— Клаудио?

— Элени, дорогая, это ты?

— Агапи му, [4]ты все еще занимаешься. Ты ужинал?

— Я собирался съесть бутерброд и продолжить.

— Мне нужно с тобой увидеться. Сегодня вечером я возвращаюсь в университет.

— Элени, не ходи, пожалуйста…

— Ты можешь ко мне приехать? Я здесь, у таверны «То Вуно». Прошу тебя.

— Хорошо. Я приеду. Пусть мне что-нибудь приготовят, я немного поем.

Он сложил записи в папку и, закрывая ее, бросил взгляд на книжицу, оставленную на столе. Какая досада, что нельзя продолжить чтение. Он убрал ее в шкаф, закрыл окно, погасил свет и вышел, натягивая на плечи армейскую куртку на искусственном меху.

Улицы были почти пустынны. Он прошел мимо агоры, где древний мрамор блестел неестественной белизной при свете луны, и вошел в лабиринт улочек старой Плаки. Время от времени между крышами и террасами проглядывала громада Парфенона, напоминавшая корабль богов, выброшенный на скалу и застрявший там, между небом и домами людей. Он добрался до площади у подножия древней Башни Ветров.



Подходя к таверне, он видел через запотевшее стекло черные волосы Элени. Девушка сидела одна, опираясь локтями о столик. Казалось, она наблюдает за тонкой струйкой дыма своей сигареты, тлевшей в пепельнице.

Он подошел к ней сзади и провел рукой по волосам. Она взяла его за руку и поцеловала, даже не оборачиваясь.

— Мне было так важно, чтобы ты пришел.

— Прости, я не хотел, чтобы ты меня упрашивала, просто мне необходимо закончить работу, я ведь собираюсь получить диплом… И это как-никак серьезное намерение.

— Конечно, серьезное. У них здесь есть долмадес, я попросила разогреть. Годится?

— О да, конечно, долмадес меня очень устраивают.

Девушка сделала знак официанту, и тот принес две тарелки и большую сковороду с кушаньем.

— Назначено на завтра.

— Элени, что значил назначено на завтра, а? Что это значит?

— Мы передадим по своему радио в университете обращение, призывая людей ко всеобщей забастовке. Правительство должно сбросить маску и показать свое истинное лицо. Выступят также студенты университетов Салоников и Патр. Мы устроим такую бучу, что о нас услышат по всей Европе.

— О Господи Иисусе, теперь ты собираешься устроить революцию… Значит, на завтра у нас революция… Во сколько, время вы тоже определили?

— Не нужно надо мной подшучивать. Ты итальянец, ты заканчиваешь работу над дипломом, потом ты вернешься домой, найдешь работу… а мы здесь живем в аду. Эти свиньи душат нашу страну, они продают ее по кускам, они торгуют ею, словно проституткой. Многие наши друзья внезапно исчезают только потому, что протестовали, или потому, что являются членами политической партии…

— Но, Элени, у вас ничего не получится, вам не на что надеяться. Здесь как в Южной Америке: американцы не хотят рисковать, они предпочитают военный режим угрозе слева. У вас нет никаких шансов. Все бесполезно, поверь мне.

— Возможно. Однако все уже решено. Мы по крайней мере попытаемся.

— Полагаю, революция не может обойтись без тебя.

— Клаудио, да что с тобой? Куда подевались все твои прекрасные рассуждения о свободе и демократии, о наследии древних, о Сократе и Платоне и вся прочая чушь? Ты говоришь словно служащий кадастра, черт возьми!

Она начинала раздражаться. Клаудио какое-то время смотрел на нее молча — Господи, она прекрасна, как Елена Троянская: гордая и надменная, маленькие тонкие кисти рук, темные глаза, глубокие, словно ночное небо, а кофточка, скрывающая грудь, напоминает драпировки Фидия. Он предпочел бы запереть ее, лишь бы уберечь от опасности.

— Элени, как мне жить, если с тобой что-нибудь случится? Ты ведь знаешь… ты знаешь: я думаю так же, как ты… Но мне невыносима мысль о том, что ты будешь там в опасности. Они разорвут вас на куски, они же мясники, любовь моя! Вы не сможете сопротивляться. Вы уже три дня как протестуете, и первый министр не сможет больше сдерживать военных, даже если он этого действительно хочет. Они нанесут удар стремительно и жестко, и люди оставят вас в одиночестве. Они боятся, у них есть работа, семья, у них так много прошлого и так мало будущего…

Девушка улыбнулась:

— Да ладно. Они ничего нам не сделают, это будет мирная манифестация, говорю тебе. Мы не вооружены.

Тут в заведение зашел бродячий музыкант и заиграл на бузуке. Некоторые посетители присоединились к нему и запели «Аспра, кокина, китрина» — мелодию, которую Клаудио и Элени столько раз пели с друзьями и которая сейчас звучала для них особенно трогательно. У Элени заблестели глаза.

— Сколько раз мы ее пели… и она по-прежнему прекрасна, тебе не кажется?

— Элени, послушай, уедем со мной. Бросим все и отправимся в Италию. Мы поженимся, найдем работу, все будет хорошо…

Девушка покачала головой, и волосы упали ей на глаза, волной легли на щеки и на шею.

— У меня есть более заманчивое предложение. Пойдем ко мне домой. Мария ушла в кино со своим молодым человеком, они не вернутся до полуночи. Займемся любовью, Клаудио, а потом ты проводишь меня в университет. Я не могу упустить такой день… Великий день, когда вся молодежь страны поднимется на мятеж… Быть может, и люди последуют за нами, я еще не утратила надежды.

4

Любовь моя ( греч.).