Башня одиночества

Он подумал о Филиппе.

В кромешном мраке ночи он заметил странный трепещущий свет, на мгновение показавшийся в долине, будто внизу горел костер, но откуда взяться костру в этом месте, где дождь льет уже более трех часов? Он направил коня в ту сторону рысцой, чтобы животное не споткнулось о выступ скалы, и успел увидеть, как последние отблески пламени угасли в какой-то яме.

Гроза утихала, и Филипп, укрывшись под навесом ближайшей скалы, принялся вытирать своего коня губкой, которую всегда держал в седельной сумке.

И вдруг ему послышался глухой, но довольно отчетливый звук, некий стук, идущий из ямы, и он зажег фонарь, чтобы осмотреть ее дно. Действительно, ритмичный звук шел именно из провала в камне. Он достал веревку, привязал ее к высохшему стволу акации, нависшему над провалом, и осторожно спустился на дно. Звук усилился, но Филипп не мог понять, чем он вызван. Время от времени он прерывался на несколько минут, а потом раздавался снова.

Решив выяснить, в чем дело, Филипп заглянул в отверстие и, дождавшись тишины, прокричал на арабском:

— Кто там?

Десмонд Гаррет замер, опустив руку, сжимавшую кирку, и напряг слух: возможно ли?

— Кто там? — вновь прозвучал знакомый голос.

— Филипп? — проговорил он вне себя от удивления и заорал изо всех сил: — Филипп, Филипп!

— Папа! — Голос, проникавший сквозь толщу земли, был глухим и искаженным, но узнаваемым.

Десмонд Гаррет закричал, пытаясь произносить слова внятно, чтобы наверняка быть услышанным:

— Филипп, это я, твой отец! Я закрыт в подземелье, которое заполняет песок. Тебе видно, что здесь происходит?

— Подожди! — Филипп медленно спустился в провал, нашел надежную точку опоры и зажег фонарь. Яма, в которой он находился, представляла собой естественную воронку, отчасти усовершенствованную человеком так, чтобы по гладкой поверхности ползла огромная масса песка. В отверстии, через которое сочился песок, оставалось пространство сантиметров в пятьдесят, оттуда проник отблеск костра, привлекший его внимание во мраке ночи, и раздавался голос отца.

— Песок поступает из большого резервуара! — закричал Филипп. — Я не в силах измерить его глубину, но я мог бы спуститься при помощи веревки через отверстие, откуда он течет.

— Какая длина у твоей веревки? — спросил отец.

— Около пятнадцати метров.

— Этого недостаточно. Один только коридор, ведущий в камеру, где я нахожусь, имеет в длину восемь метров.

— Я все-таки попытаюсь спуститься!

— Не делай этого, ради всего святого! Ты утонешь в песке.

— А как ты туда попал?

— Через долину Петры. Через большую гробницу в скале с коринфским портиком.

— Я смогу добраться до тебя оттуда?

— Нет, не получится. Придется одолеть целую реку песка, да потом ты и не сможешь двигаться: галерея заполнена на две трети!

— Проклятие! — воскликнул Филипп. — Должен же быть какой-то выход. Что у тебя есть с собой?

— Кирка, стальной лом и веревка. В моем положении все это бесполезно.

— А вот и нет, — возразил Филипп. — Послушай, мне пришла в голову одна мысль. Какая длина у твоей веревки?

— Примерно десять метров.

— Тогда привяжи к ней что-нибудь тяжелое. Например, лом. Кажется, я нашел способ спуститься.

— Будь осторожен! Если ты упадешь в песок, мы оба погибли.

— Не волнуйся, — ответил Филипп, — мы справимся.

Мысль вызволить отца из ловушки, в которую тот попался, как мышь в мышеловку, весьма взволновала его. Это будет реванш за все те загадки, которые ему пришлось разгадывать, за все испытания, выпавшие на его долю в поисках отца.

Он поднялся к жерлу провала, где привязал веревку к акации. Как он и думал, ствол ее оказался длиннее, чем ширина отверстия в основании ямы. Он выбрался наружу, к своей лошади, достал топор и начал рубить корни дерева. Филипп знал, что древесина акации — одна из самых прочных, но и представить себе не мог, насколько она прочна. Казалось, он рубит камень.

Он трудился изо всех сил, понимая, что жизнь отца зависит от нескольких минут промедления. Наконец последний корень был побежден и ствол диаметром сантиметров в двадцать упал на землю. Филипп двойной петлей закрепил на нем конец веревки, вторым концом обвязался вокруг пояса и, оттащив дерево вниз, положил его поперек отверстия в дне ямы. Обвязав рот платком и вставив в уши затычки, он начал спускаться вниз. Ощутив под ногами песок, Филипп пополз дальше на четвереньках, упираясь ладонями, чтобы не провалиться, и соскользнул вниз. Через нижнее отверстие он попал в галерею, ведущую в погребальную камеру; закрыл глаза и задержал дыхание, словно собирался нырнуть.

На него обрушился поток песка, и Филипп, задохнувшись, испытал острое чувство паники, но не выпустил веревки и выбрался на поверхность, сделав над собой огромное усилие. Песок забился в каждую щель, сердце в груди разрывалось, но, едва лишь вынырнув на поверхность и вдохнув воздух, он понял, что теперь все получится. Молодой человек спускался вниз, регулируя свое движение при помощи веревки, и через некоторое время почувствовал, что скорость песчаного потока уменьшилась. Он добрался почти до того места, где галерея переходила в подземную камеру, как вдруг почувствовал, что веревка натянулась и удерживает его. Филипп очистил лицо от песка, прежде чем открыть глаза, и увидел отца. Десмонд Гаррет стоял перед ним в четырех или пяти метрах. Песок уже затопил весь пол и доходил ему до пояса.

— Бросай! — закричал молодой человек.

Десмонд Гаррет метнул железный лом, к которому была привязана его веревка, и после двух бесплодных попыток Филиппу удалось скрепить оба конца.

— А теперь отправляемся наверх, — сказал он. — Завяжи рот платком, закрой глаза и заткни уши. Теперь начинается самое трудное: нужно пройти сквозь поток песка. Другого способа нет!

— Я следую за тобой, — ответил Десмонд Гаррет. — Вперед!

Филипп начал подниматься по веревке и без особых проблем добрался до песчаной реки. Задержав дыхание, он бросился в струю песка, падавшую на него всей своей тяжестью. Ему показалось, что сейчас у него сердце вот-вот разорвется от натуги и невозможности дышать, но он помнил, насколько долог был его путь, помнил о тысячах препятствий, которые ему пришлось преодолеть, и о человеке, с трудом карабкавшемся по веревке вслед за ним. Он чувствовал, что держит в руках собственную жизнь, и сжимал веревку из последних сил. Песок царапал голые руки, проникал под одежду, увеличивая вес, и мешал двигаться вперед. Но он точно высчитал высоту потока и каждый раз, перехватывая руки, знал, что преодолел еще двадцать сантиметров на пути к цели.

Вынырнув из песка в широкий верхний резервуар, он чуть не потерял сознание, сорвал платок с лица и несколько раз судорожно вдохнул. Кислород вернул жизненные силы и ясность рассудка. Филипп обернулся, продолжая карабкаться наверх, и закричал:

— Остановись перед потоком, отец! Слышишь меня? Не ныряй в поток!

— Я слышу тебя, — ответил тот.

— Хорошо! Подожди, пока я доберусь до поверхности, а потом прыгай, когда натяну веревку. Тогда я тоже смогу помочь тебе.

— Ладно, я подожду.

Филипп продолжил подъем и заметил, что верхняя часть резервуара теперь свободна от песка. На последнем участке он уперся ногами в голую стену, подпрыгнул и дотянулся до ствола акации, превосходно выполнившего свою задачу в качестве крепежа. Теперь он был на поверхности, и последние капли грозового дождя доставили ему огромное облегчение, а при виде звезд, блиставших в разрывах облаков, Филипп вспомнил прекраснейший стих, которым Данте завершил свой «Ад». Он обернулся к отверстию и дернул за веревку.

— Я поднимаюсь! — крикнул отец. И Филипп начал тащить изо всех сил, упираясь ногами в ствол акации. Вскоре он почувствовал, что отец преодолел опасное место, но продолжал тащить, помогая тому выбраться на поверхность. Увидев голову Десмонда Гаррета, показавшуюся в отверстии, он протянул ему руку, схватившись за которую отец выбрался наружу, на свежий ночной воздух, и встал перед сыном.