Страница 5 из 68
Такое заявление было сделано некстати, и то, что оно прозвучало из уст верховного жреца бога Пта, покровителя Мемфиса, было неожиданностью: Нефертепа всегда отличало стремление к примирению. Впрочем, противопоставление Мемфиса Фивам напоминало о прежнем соперничестве между Нижней Землей, столицей которой был Мемфис, и Верхней Землей, столицей которой были Фивы. Между тем было решено, что столица будет находиться в Фивах. Противопоставление одного города другому представляло угрозу целостности царства.
Похоже, все встревожились.
Даже на лице Хумоса, верховного жреца Амона, появилось выражение недовольства: притязания Нефертепа затрагивали один из самых неприятных моментов, и жрец царства никогда не мог открыто высказаться по этому вопросу: кто был создателем мира — Пта или Амон? Амон — тайный бог — безраздельно властвовал в Верхней Земле, о чем свидетельствовало великолепие его храма в Карнаке. Но для Нижней Земли истинным создателем мира был Пта.
Может быть, оба эти творца были одним и тем же божеством? Однако Амон был супругом Мут, которая подарила ему сына Хонсу — лунного бога. А Пта был супругом великой богини Сехмет, она подарила ему сына Нефертума — благоухающего бога-лотоса. Они были совершенно разными богами, и каждый из городов — и Фивы, и Мемфис — признавал только своего бога-творца.
В этом была одна из причин, почему Эхнатон стремился навязать своему царству единственного бога — Атона. И в этом крылась причина вражды двух верховных жрецов, а их полное согласие было мнимым.
По мнению Хумоса, Нефертеп допустил непростительную оплошность, возрождая спор, который велся только между посвященными.
Все участники собрания знали об этой проблеме. Она была причиной нескончаемых теологических дебатов. Не стоило ее затрагивать: это было все равно что пытаться распутать клубок змей! Особенно в тот момент, когда духовенство намеревалось возродить древние культы и предать культ Атона забвению.
Хумос высказал свои соображения, не скрывая недовольства: при данных обстоятельствах лучше было бы, чтобы его уважаемый собрат не оспаривал публично превосходство Фив, поскольку это может закончиться тем, что место коронации перенесут в Мемфис.
Понимая, к чему это может привести, он решил не продолжать дебаты.
В результате раскола, по мнению Хумоса, в царстве появится три, а не две головы. К тому же существовала еще одна проблема, и это прекрасно сознавал Тхуту, но счел неуместным излагать ее до формирования сильного правительства.
Он повернулся к Нефертепу:
— Мне понятны твои чаяния, верховный жрец, но сегодня мы обсуждаем другой вопрос.
Довольный тем, что удалось внести свои предложения, Нефертеп выразил сожаление, что больше двух лет после смерти царя Эхнатона потеряны, поскольку так и не началось осуществление, даже в минимальном объеме, истинной реформы. В своей дерзости он зашел достаточно далеко, заявив:
— Иногда я сам себя спрашиваю, уж не ради ли собственной выгоды царь не желает, чтобы его власть строго контролировали, и оставляет за собой право назначать Царский совет?
Это предположение было почти святотатством. Неужто Нефертеп хотел все поменять коренным образом?
— Мы ищем регента? — продолжил он. — Ориентируясь на сильного человека, не рискуем ли мы ограничить свою власть, если этот человек не будет выражать наши интересы? Зачем нам тот, кто укрепил свою власть за время предыдущих правлений? Тогда он создавал альянсы, становясь их заложником, а его действия препятствовали осуществлению коренных реформ.
Это был приговор Аю, не подлежащий обжалованию. В действительности Ай, отец будущей царицы Нефертити, обрел власть во времена Аменхотепа Третьего. Он был пылким приверженцем культа Атона, исключающего поклонение другим богам, и выразителем интересов группы вельмож. Слова Нефертепа дали пищу для размышлений.
— Военачальник Хоремхеб? — произнес Тхуту.
Будучи человеком военным, тот высказал свои мысли сдержанным тоном:
— Я разделяю мнение верховного жреца Хумоса, а особенно мне близко то, что высказал верховный жрец Нефертеп.
Это никого не удивило: все знали, что, пребывая в Мемфисе, военачальник поддерживал тесную связь с верховным жрецом культа Пта. После паузы Хоремхеб продолжил:
— Ни один из верховных жрецов не назвал имени человека, который, на их взгляд, способен быть регентом. Но я добавлю: непозволительно, чтобы этот человек пытался вернуть страну в прошлое, а также чтобы он был опорочен преступными действиями, о которых говорил Начальник охраны.
Все поняли намек: Хоремхеб не хотел, чтобы его тесть Ай был регентом. И это неудивительно. Одинаково амбициозные, зять и тесть ненавидели друг друга, как собака и кошка.
— Военачальник Нахтмин? — после паузы произнес Тхуту.
Нахтмин откашлялся и заявил:
— Я полностью придерживаюсь того же мнения, что и мой уважаемый коллега Хоремхеб. Но и он не назвал имени человека, которого хотел бы видеть регентом. Советник Тхуту справедливо заметил, что ситуация чрезвычайная, и меня беспокоит то, что мы теряем драгоценное время, рассматривая ту или иную кандидатуру в ожидании знака свыше. Верховный жрец Нефертеп желает видеть регентом человека, не обладающего большой властью. Тогда кто же может быть этим человеком? Очевидно, незнакомец. В таком случае, никто не знает, каким образом он достиг своего положения. Доверим ли мы регентство незнакомцу? Или же отправимся на поиски этой таинственной личности к хеттам?
Он выдержал паузу, чтобы присутствующие оценили его умозаключение. Затем продолжил:
— Хочу еще сказать, что выбор очевиден: никто, на мой взгляд, не внушает такого доверия, как господин Ай. У него огромный опыт ведения дел как внутри страны, так и за ее пределами, к нему с большим уважением относятся в армии как к командующему конницей, и он знает — очень хорошо! — что такое царская власть, поскольку его сестра была великой царицей Тиу, а его дочь носила имя, заслуживающее не меньшего восхищения, — Нефертити.
Ошеломленный Хоремхеб вытаращил глаза: военачальник Нахтмин издевался над всеми? Хумос явно пребывал в замешательстве. Поэтому именно Хоремхеб взял слово.
— Все мы слышали отчет Начальника царской охраны Маху. Именно Ай назван виновником отравления Сменхкары. Он не может претендовать на это место, так как опорочен участием в преступных действиях.
— Назван виновным? — возмущенно воскликнул Нахтмин. — Человек спешил предупредить свою внучку о том, что она могла быть коварно отравлена, и это воспринимается как преступные действия?
Он притворно засмеялся.
— Но его осведомленность? — возразил Хоремхеб. — Как мог Ай так быстро узнать, что царь мертв? Новость еще не была оглашена…
— Послушайте, но это легко объясняется! — сердито заявил Нахтмин. — Господин Ай часто посещает Фивы по своим делам. Мне также известно, что он приезжал в Фивы в то утро, когда мы узнали о смерти царя Сменхкары. Всем известно о его связях с царской семьей. Кто-то из дворцовой прислуги известил о глубоком трауре того, кто постучал в дверь. Что может быть более естественным? Господин Ай машинально послал лодку с гонцом, чтобы предупредить внучку Макетатон о том, что она скоро будет освобождена. Одного дня достаточно, чтобы по реке добраться от Фив до Ахетатона. Во время последнего ужина Макетатон получила предупреждение. Во всем этом я не вижу ничего преступного или невероятного. Скорее я нахожу преступным подозревать такую личность как Ай, это просто козни врагов!
Будто поперхнувшись, Нефертеп опустошил свой кубок с соком. Хумос сощурился и удобно устроился на своем месте.
— И разве он не представился Макетатон как будущий повелитель царства? — возмущенно спросил Хоремхеб. — Что в таком случае хотела продемонстрировать царица Меритатон своим исчезновением, или в этом все же был какой-то смысл?
— Уважаемый военачальник, — въедливо заметил Нахтмин, — мы говорим здесь о делах царства. Ты предлагаешь нам поверить словам рабыни и позволить им повлиять на мнение, которое складывалось у нас на протяжении многих лето таком человеке, как господин Ай? И все только потому, что эта нахалка вообразила, что господин Ай, вне всякого сомнения, мог бы стать повелителем страны?