Гнев Нефертити

Как долго она еще будет оставаться пленницей по приказу царя? Ее гнусная сестрица и ее ненавистный супруг, без сомнения, ждали, когда она попросит прощения. Пусть себе ждут. Она к ним испытывает лишь чувство глубокого отвращения. Она не хотела участвовать в жизни двора: они все отравители, предатели и интриганы!

Знатные вельможи, возвратившиеся из Фив, чтобы подождать, когда там все устроится, рассказывали своим домочадцам о грандиозной церемонии коронации. А слуги Дворца царевен, собрав то тут то там разные новости, в свою очередь, рассказывали все Макетатон.

Пришли слуги. Одни из них зажигали лампы в почти безлюдном дворце. Другие подавали ужин. Только кухарки, прачки да дворцовые служители еще что-то делали. Пивовары и пекари последовали за царской четой в Фивы. Пиво и вино, которое подавали последней обитательнице дворца, были куплены в городе.

Макетатон рассеянно поужинала салатом из огурцов с маслом и жареной свининой. Она с нетерпением ждала, когда уйдут слуги.

Когда убрали со стола, кормилица тихо сказала ей:

— Она пришла.

Макетатон быстро встала и приказала впустить посетительницу. Через несколько мгновений робко вошла женщина. Она была закутана в темный плащ, который скрывал ее фигуру и почти полностью — лицо. Луч света скользнул по ее лицу, похожему на адскую маску. Женщина пала ниц перед Макетатон, коснувшись лбом пола.

— Встань.

Женщина повиновалась.

— Я хочу увидеть твое лицо.

Тощая рука откинула капюшон: женщине было лет пятьдесят, у нее было морщинистое лицо и большие глаза, обведенные сурьмой, стекающей по морщинкам. Никакого парика, темные волосы, сильно поседевшие.

— Как тебя зовут?

— Судха Хекет, божественная царевна.

Славящая Хекет, богиню с головой лягушки.

— Садись напротив меня, — приказала Макетатон, усаживаясь на низкий табурет. — Дай ей вина, — велела она кормилице. — Наша встреча должна остаться тайной, ты слышишь меня, Судха Хекет?

— Божественная царевна, я умру в то же самое мгновение, как мой язык предаст меня. Мне уже больше полсотни лет. Подумай, достойна ли я твоего доверия.

Макетатон кивнула.

— Я хочу проклясть тех, кто предал моих отца и мать, — сказала она.

— Божественная царевна, разве кровь Осириса не течет в твоих жилах? Боги на твоей стороне.

— Нет. Оставим в покое богов. Мне нужно заклятие против предателей.

— Это другое дело.

— Они могущественны.

— Кто может быть могущественнее вечных, божественная царевна? Нам нужно будет использовать зло против зла.

Макетатон хлопала глазами. Она ничего не понимала.

— Нам нужно будет вызвать Апопа, — сказала чародейка, — царя демонов.

Апоп, великий змей! Повелитель Зла!

Макетатон глубоко вздохнула. Отступать было некуда.

— Пусть он покарает предателей, — пробормотала Макетатон, — пусть он заставит их жрать пыль!

Чародейка достала из складок своего плаща небольшой кусочек воска.

— Сколько их? — спросила она.

— Двое.

— Кто они — мужчины, женщины, божественная царевна?

— Мужчина и женщина.

Чародейка достала из своего плаща нож и разделила кусочек воска на две части. Потом стала мять одну из половинок. Макетатон смотрела на костлявые длинные пальцы, которые мяли и сворачивали черноватый воск и придавали ему форму, напоминающую человеческую фигуру, фигуру мужчины с огромным фаллосом.

Макетатон вздрогнула и вспомнила ту ночь, когда она застала Меритатон и Сменхкару в саду. У нее запылали щеки. Потом она вспомнила другую ужасную ночь, когда отец сделал ее Второй царской женой, соединясь с ней в ее покоях.

Он лишил ее девственности! Ее собственный отец! Она вспомнила его извращенные ласки. Как после такого Меритатон может переносить прикосновения мужского члена? А эта липкая и отвратительная жидкость, которая вытекала из него после этих ужасных движений! Действительно, ее сестра была развратной особой.

Макетатон спросила себя: а Анхесенпаатон? Ее тоже лишил девственности отец? Она задала этот вопрос матери, но та на него не ответила. Анхесенпаатон решительно отказалась отвечать на вопросы, которые задавала ей старшая сестра.

— Здесь есть жаровня? — спросила колдунья у кормилицы. — Принеси ее. А еще мне нужно немного дров и жар.

Кормилица отправилась в кухню на поиски требуемых предметов, которыми пользовались только зимой. Прошло много времени. Ночь нашептывала что-то, используя негромкое кваканье лягушек, которые праздновали окончание паводка. Колдунья и ее клиентка смотрели друг на друга через пустыню холодной ненависти. Сколько жизней извела эта женщина? К тем, против кого были направлены ее заклинания, она не испытывала никаких чувств. Она была лишь инструментом страстей человеческих и обращалась как к добрым, так и к злым силам. А они действовали по собственной воле, слишком занятые собой, чтобы показываться и вмешиваться в дела людей.

Так же как и боги, силы Зла умирали, если люди не оказывали им почестей.

Наконец вернулась кормилица. Судха Хекет закончила делать вторую фигурку. Она поставила жаровню между собой и Макетатон.

— У тебя есть какие-нибудь предметы, которые принадлежат предателям? — спросила она, когда первая статуэтка была слеплена и она принялась за вторую.

Макетатон задумалась. В пустой комнате ее сестры не осталось практически ничего, а в покои Сменхкары у нее никогда не было доступа. Но все-таки она встала, собираясь порыться в комнате своей сестры в присутствии испуганной кормилицы. По дороге она взяла лампу. Что она может найти в комнатах, которые были чисто выметены? На ложе, естественно, ничего не было. Сундуки увезли. Она открыла шкаф и посветила там тусклой лампой. Что-то блестящее привлекло ее внимание. Это была золотая булавка, затерявшаяся на полке. Она достала ее и принялась рассматривать. Да, булавка для фиксации короны на парике. Вполне возможно, что она принадлежала ее сестре.

Но у нее не было ничего, что принадлежало бы Сменхкаре.

Она вернулась и протянула булавку Судхе Хекет.

— Я нашла только это. Это принадлежит одному из предателей. Никакой вещи другого у меня нет.

— Тогда напиши его имя на обрывке папируса, божественная царевна. На маленьком клочке.

Папирус? Что это выдумала ведьма? Он был предназначен только для царских и других официальных документов. Ей с трудом удалось выпросить у писарей лист папируса, на котором она написала письмо деду. А теперь, когда писари уехали, во всем дворце не сыскать и следа папируса.

— Если у тебя нет папируса, напиши на кусочке дерева, — сказала Судха Хекет, протягивая Макетатон щепку, которую она достала из жаровни.

Но у царевны не было ни пера, ни чернильницы. Она должна была спуститься в зал писарей на первом этаже, чтобы поискать их.

— Тогда нацарапай его булавкой, так даже лучше, — сказала Судха Хекет.

Макетатон принялась за дело. Когда имя было написано, колдунья осушила кубок с вином, зажгла веточку от пламени лампы и подожгла дрова. Потом она достала пакетик из своей котомки и высыпала его содержимое в огонь. Дым стал плотным и приобрел синеватый цвет. Макетатон узнала запах камеди.

— Аура, — воскликнула колдунья хриплым голосом, — я знаю твое имя, я призываю тебя!

Слово «аура» означало «перевернутая голова».

— Хемхемти, я знаю твое имя, я призываю тебя.

Ворчун.

— Кету, я знаю твое имя, я призываю тебя.

Причиняющий Зло.

Чуть живая от страха, кормилица вытянула шею, чтобы лучше слышать.

— Амам, я знаю твое имя, я призываю тебя.

Пожирающий.

— Саатет-та, я знаю твое имя, я призываю тебя.

Погружающий Землю во Тьму.

Кормилица икнула. На террасе захлопала крыльями какая-то птица.

— Иубани, Кермути, Унти, Каруемемти, Кесеф-хра, Сехем-хра, Най, Уай, Бетешу, Каребуту, я знаю ваши имена, я вас призываю.

Над жаровней затрепетало пламя.

— Апоп, ты видишь, я знаю все твои имена, приди к твоей слуге Макетатон, которая умоляет тебя помочь ей. Два человека должны быть наказаны.