Запретный город

Четвертый дозор почти не обратил на них внимания, и обязательный досмотр почти не отнял у них времени. Но перед последним, пятым, укреплением на дороге воцарилась суматоха. Работяги из помощников кинулись развьючивать ослов и таскать корзины с хлебами и глиняные сосуды с овощами, сушеной рыбой, мясом, фруктами, оливковым маслом и благовониями.

Люди переругивались, сетовали, что продвижение застопорилось, хихикали… Страж дал знак водоносам, и они принялись переливать воду из своих бурдюков в громадный глиняный кувшин — эта необъятная посудина заворожила Жара. Что ж это за гончар сладил такой огромный сосуд? Как ему это удалось?

Вот какое чудо еще на подходе к Месту Истины поразило молодого человека.

5

Коренастый мужчина окликнул Жара:

— Чему ты так дивишься, а, парень?

— Как это слепили такой здоровенный горшок?

— Есть один такой мастер. Гончар из Места Истины.

— А как он смог с такой громадиной управиться?

— Много хочешь знать, парень.

Лицо юноши просветлело: это — мастер из деревни, сомневаться не приходится!

— Я не попусту любопытствую! Я хочу стать рисовальщиком и вступить в братство.

— Ах так?.. Ну, отойдем, поговорим.

Крепыш отвел Жара в сторону, подальше от пятого, и последнего, укрепления, туда, где начинались ряды мастерских, в которых трудились канатчики и ткачи. Указал на глыбу у подножия каменистого холма: мол, садись.

— Что ты знаешь про Место Истины, мальчик?

— Очень мало. То есть, считай, ничего… Но думаю, что мне надо прожить жизнь свою именно в этом месте.

— А с чего это ты так думаешь?

— Я только одно занятие люблю. Рисовать. Хочешь, покажу?

— Меня на песке нарисовать сможешь?

Подобрав угловатый кремень, Жар, не сводя глаз со своего натурщика, стремительно набросал контуры человеческого лица.

— Гляди… Ну что скажешь?

— Способный ты. Учился где-нибудь?

— Негде было! Мой отец — земледелец, а я — единственный сын. Но я всегда рисовал, всегда, когда выдавалось время. Но мне знаний не хватает, а где я их найду? Только здесь! И еще я рисовать красками не пробовал. А хочется — рисунки красками живее.

— Да, не обижен ты ни честолюбием, ни дарованиями… Но этого вряд ли довольно, чтобы тебя допустили в Место Истины.

— А что еще нужно?

— Знаешь что? Я попробую найти какого-нибудь человека, который сможет тебе помочь.

Жар ушам своим не верил. Окупается, значит, не только упрямство, но и дерзость! За считанные часы он перенесся из одного мира в другой. Мечты сбываются!

У длинного ряда мастерских, вытянувшихся по эту сторону высоких стен, окаймлявших селение и казавшихся совершенно неприступными, юноша заметил какие-то непонятные деревянные постройки — такое легкое сооружение, похоже, можно было в миг собрать. Или разобрать.

Крепыш перехватил его взгляд.

— Не все помощники трудятся здесь изо дня в день… Есть и такие, которых доставляют сюда лишь в случае особой нужды. Вот эти разборные бараки — для них.

— А ты — не из их числа?

— Я — прачечник. Работка та еще, грязищи… я тебе скажу! Мне и бабское тряпье стирать доводится: глянул бы ты на эти пятна и потеки! Срамота! И в этой запретной деревне тоже таких свинюх навалом. Как и во всякой другой — всё одна беда.

И коренастый прямым ходом двинулся к пятому укреплению.

У Жара дух перехватило и ноги отнялись.

— Зачем?.. Ты куда?

— А ты что, думаешь просочиться в Место Истины без спроса и допроса? Иди за мной, я тебя не подведу.

Молодой человек пересек порог сторожевого укрепления, поеживаясь под издевательским взглядом лучника-нубийца, прошел через темный коридорчик и оказался в тесной конторке со столом, за которым восседал величественный чернокожий воин, мощный и хорошо сложенный. Как сам Жар.

— Приветствую, Собек, — затараторил коренастый прачечник. — Вот, лазутчика тебе привел. Он умудрился незамеченным миновать пять дозорных постов. Один водонос помог. Надеюсь, будет награда, достойная оказанной услуги.

Жар крутанулся и метнулся к двери.

Двое лучников-нубийцев кинулись на него. Но Жар двинул одному локтем в лицо, другому — коленкой в пах. И был бы таков, не вздумай он схватить прачечника за подмышки и поднять его над головой.

— Ты меня продал! И дорого за это заплатишь!

— Не губи меня! Я только выполнял приказ!

И тут же Жар почувствовал на пояснице, напротив почки, острие кинжала.

— Довольно! Ну-ка отпусти его, — приказал Собек. — И успокойся. Не то распрощаешься с жизнью.

До юноши дошло, что нубиец не шутки шутит, и опустил прачечника на пол. Тот сразу же кинулся наутек, забыв о награде. Лишь бы от греха подальше.

— Надеть на него наручники, — приказал начальник местной стражи.

Руки в деревянных колодках, ноги связаны. Но когда Жара бросили на угол стола и он сильно ударился головой о стену, из его горла не вырвалось ни единого звука.

— Ишь, стойкий какой, — хмыкнул Собек. — И до чего же настырный. Кто тебя сюда послал?

— Никто. Я хочу стать рисовальщиком и присоединиться к братству.

— Рассказывай… Лучше ничего придумать не мог?

— Правду говорю! Истинную правду!

— Ага! Истинную! Так тебе и поверили… будто бы у такого народца бывает правда или истина… Доложу тебе, что здесь много таких перебывало, как ты. И покруче тебя. И все они быстро сознавались во лжи… Советую вести себя разумнее… Не то… Ты мне не веришь?

— Я не вру!

— Скорее уж, скажу я тебе, ты ловок и смекалист.

А мои подчиненные никуда не годятся. Они будут наказаны, а ты… ты мне расскажешь, кто тебе платит, откуда ты тут взялся и зачем ты здесь.

— Я — сын земледельца, и я хочу поговорить с каким-нибудь ремесленником из Места Истины.

— И что ты ему скажешь?

— Что хочу стать рисовальщиком.

— Заладил… Какой же ты настырный… Не нравится мне этот разговор… Не испытывал бы ты моего терпения, не то гляди… Оно не бесконечное.

— Я не могу сказать ничего другого. Потому что это правда.

Собек потер подбородок.

— Ты должен понять, мой мальчик: мои обязанности состоят в обеспечении совершеннейшей безопасности Места Истины. Любыми средствами и способами, которые только могут понадобиться и в которых я прекрасно разбираюсь — лучше, чем кто-либо другой. И отношусь к своему делу с предельной серьезностью. Ибо мне не все равно, что обо мне думают.

— Но почему мне нельзя поговорить хоть с одним мастером? — дернулся было обездвиженный юноша.

— Потому что я не верю твоим россказням, малыш. Историю ты сочинил волнительную, за душу берет, ты сметлив — не спорю. Но она совершенно неправдоподобна. Ни разу не видел, чтобы желающий присоединиться к братству таким вот образом представал пред вратами селения, дабы предъявить свое прошение о приеме.

— У меня нет покровителя, никто за меня не поручался, и все надо мной лишь насмехаются, потому что у меня только одно желание! Позвольте мне поговорить с каким-нибудь рисовальщиком, и я ему все докажу.

На мгновение Собек вроде бы заколебался.

— Нахальства у тебя хватает, но со мной такие штучки не проходят. Охочих до тайн Места Истины немало, и среди них хватает таких, что хорошо заплатили бы за любые откровения на этот счет. Вот и тебя подослал этакий любознательный… И ты мне скажешь, как его зовут, этого твоего благодетеля.

Уязвленный Жар попытался вырваться, но узы были надежны и прочны.

— Вы ошибаетесь, я докажу вам, что вы ошибаетесь!

— Заметил, что, как зовут тебя, я пока не спрашиваю? Потому что знаю: ты соврешь. Ты и вправду очень упрямый, и задание, с которым ты тут появился, наверняка важности первейшей. До сих пор мне попадалась рыбешка помельче… С тобой дело куда серьезнее. И если ты расскажешь все и по порядку, знаешь, ты избежишь многих неприятностей. Уверяю тебя.

— Рисовать, писать красками, знакомиться с мастерами… Ничего иного не хочу.

— Поздравляю, дружок. Ты, кажется, ничего не боишься. Обычно мне так долго не сопротивляются. Но ты мне все равно все расскажешь, даже если троя кожа прочнее слоновьей шкуры. Можно было бы тянуть из тебя признания помаленьку и потихоньку. Но сдается мне, есть смысл сделать тебя посговорчивее, а свою задачу — полегче. Недельки две поскучаешь в темнице, в одиночной клетушке потомишься — вот язык и развяжется.