Страница 49 из 63
— Хвала богам! Ты жива, царица! Тот благословил тебя!
— Тебе что-нибудь известно о сосуде прорицаний?
— Один из жрецов перед смертью поведал мне, что сосуд унесли гиксосы. Кажется, его прятали в некрополе Бени Хасан. Теперь его не найти. Ходят слухи, что сосуд прорицаний исчез в первые дни вражеского нашествия.
— Отчего ты не на пиру?
— Забота о храме — смысл моей жизни. Пока здесь запустение и разор, я не могу веселиться. На то, чтобы все здесь вычистить и привести в порядок, уйдет много времени. Но, как видишь, я нашел отличных помощников, и мы трудимся, не жалея сил.
— Скажи, а читать ты умеешь?
— Жрецы научили меня читать и писать.
Яххотеп подумала о юном садовнике, который тоже казался робким и неуклюжим. Садовнике, ставшем потом великим фараоном Секненра, ее мужем, и пожертвовавшем жизнью ради освобождения Египта.
— Пусть один из твоих подручных станет главным садовников вместо тебя. Ты отныне будешь хранителем «дома жизни». Посвяти все свое время изучению древних текстов, ниспосланных самим богом Тотом.
Юноша был вне себя от радости:
— Царица! Благодарю тебя! Боюсь только, я недостоин.
46
К северу от Гермополя, в Бени Хасане, в скалах были высечены «дома вечности», в которых покоились останки здешних вельмож. С горы открывался вид на обширную долину, изрезанную многочисленными каналами, покрытую селениями и пальмовыми рощами. Величественный Нил пересекал ее. Отсюда он казался блестящей серебристой змеей.
Вопреки опасениям, гиксосы не устроили здесь засады. Местные жители радостно встречали освободителей. Они сообщили, что враги, узнав о приближении армии Камоса, отступили два дня назад.
Однако фараон по-прежнему ощущал беспокойство. Он приказал воинам быть настороже. Гиксосы могли приплыть по реке или подойти с суши и напасть в любую минуту. Все, от флотоводца Хонсухотепа до последнего новобранца, готовились к бою.
Между тем безмятежная красота Бени Хасана настраивала на иной лад. Здесь было так тихо и мирно, что хотелось углубиться в размышления, отдохнуть от суеты, позабыть о войне.
— Именно тут темный владыка создал магическую преграду. Просто так ее не минуешь, — сказала царица.
— Что же делать, матушка? Как ее разрушить?
— Мне нужно обойти все гробницы. Где-то здесь спрятан сосуд прорицания.
— А что если гиксосы украли его или уничтожили?
— Без него мы слепы и глухи.
— Позволь, я пойду с тобой!
— Нет, Камос. Ты должен остаться и возглавить армию, если гиксосы вдруг атакуют нас.
Египетские воины наблюдали, как царица поднимается по каменистой тропе к некрополю.
Одни утверждали, что Яххотеп намерена заклясть злотворное божество пустыни. Другие спорили, что она сразится с полчищами злых демонов, насланных на Египет Апопи. Третьи говорили, что исход войны зависит оттого, сможет ли царица рассеять таинственные злые чары, или же они погубят египтян и лишат их жизненной силы. Последние были недалеки от истины.
Приблизившись к вырубленным в камне усыпальницам, Яххотеп поняла, что не ошиблась: владыка тьмы, несомненно, наложил проклятие на Бени Хасан.
Невидимый обруч сдавил ей лоб, она едва переставляла ноги и задыхалась. Хотя солнце светило по-прежнему ярко, а веселые блики скользили по белым известняковым плитам и зеленым листьям пальм, Яххотеп казалось, что она спустилась в загробное царство Дуат.
Царица прижала к груди менат богини Хатхор, сразу вздохнула свободнее и смогла подойти к древним гробницам.
Неожиданно темная стела преградила ей путь.
Чудовищную угрозу прочитала на ней Яххотеп: «Вечное проклятие тому, кто осмелится переступить порог! Да пожрет осквернителя пламя, да погибнет он страшной смертью!»
Такого обычно не пишут у входа в «дом вечности», где царят мир и покой. Сомнений нет, эти слова начертал Апопи, создавая непреодолимую преграду, наводя на входящего страх. Темный владыка сумел обратить во зло даже силу знака анх, символа жизни!
С помощью золотого мената Яххотеп защитит светлый символ от посягательств тьмы.
Поднялся сильный ветер. Послышались душераздирающие стоны, будто плененный дух страдал от невыносимой боли.
Царица оторвала лоскут от своего одеяния. Разделила на четыре полоски и выложила из них на земле перед стелой квадрат.
Ветер усилился, стоны стали громче.
Яххотеп положила на плиты золотой урей. Он вздрогнул, зашевелился, и вот уже священная кобра распустила клобук. От прикосновения ее хвоста льняные полоски вспыхнули.
Теперь огненная ступень вела к темной стеле.
Яххотеп начала молиться:
— Светлые боги, языки пламени, оградите нас днем и спасите ночью. Озарите светом непроглядную тьму. Защитите нас от врагов, видимых и незримых!
Ветер улегся. Пламя вспыхнуло, а затем понемногу угасло.
От темной стелы не осталось и следа, она словно под землю провалилась.
С золотым уреем в руке Яххотеп вошла в «дом вечности» вельможи по имени Аменемхат. Миновала галерею и оказалась в зале с колоннами.
Новых преград она не встречала, но, быть может, и здесь таилась опасность?
Царица обратилась к Аменемхату, «чистому сердцем, правдивому голосом», прося разрешения посетить его последнее пристанище. Что-то подсказывало ей: так она избежит беды.
Ее поразили изображения на стенах, выглядевшие совсем как живые. Внезапно Яххотеп ощутила тревогу. Внимание царицы привлекли борцы, поединок которых был представлен во всех подробностях. Запечатлен каждый прием, каждый жест. Словно это не настенные росписи, а рисунки на папирусе для обучения новобранцев.
Недобрые взгляды борцов были прикованы к ней.
Они явно собирались напасть. Кажутся неподвижными, а на самом деле вот-вот зашевелятся, оживут и бросятся со стен на непрошеную гостью.
— Я царица Египта, Супруга бога. Вы воины прежних фараонов. Отриньте злые чары проклятого Апопи, склонитесь перед истинным царем Камосом!
В левой руке Яххотеп держала урей, в правой — священный менат, смело бросая вызов колдовскому воинству.
— Повинуйтесь, иначе потускнеете и сотретесь. Служите верой и правдой свету, не слушайте повелений тьмы.
Казалось, борцы перешептываются, не знают, на что решиться. Наконец они успокоились и продолжили свой прежний поединок.
Ни тени враждебности не осталось на их лицах. Яххотеп приблизилась к статуям, изображавшим усопшего с супругой.
У их ног стоял сосуд прорицания.
Из него царица вынула папирус, где были перечислены все благоприятные, неблагоприятные и опасные дни нынешнего года, согласно пророчествам, услышанным в главных храмах Египта. Отныне все важные решения следует принимать, сверяясь со священным папирусом.
— Нападай еще, — крикнул Усач коренастому силачу.
Тот не на шутку сердился, ведь его уже дважды обваляли в пыли.
На этот раз он сделал вид, будто метит Усачу в голову, а сам попытался ударить в живот.
Не тут-то было! Он вдруг, неизвестно почему, потерял равновесие. Неведомая сила подбросила его кверху, и силач тяжело рухнул наземь, крепко ударившись спиной.
— Отличный прием! — ликовал Усач, убеждаясь, что росписи в «доме вечности» Аменемхата научили освободителей Египта кое-чему новому. Художники не зря старательно воспроизвели малейшие движения борцов. Позаботились о будущих воинах.
Они с Афганцем затеяли эту игру по двум причинам. Во-первых, хотели выяснить, какие приемы лучше. Во-вторых, лишний раз погонять подопечных — целей будут потом в бою.
Хотя гиксосы до сих пор не предприняли ни одной вылазки, расслабляться не стоило.
Камос был вне себя от досады и нетерпения. Священный папирус предупредил: в ближайшие дни с продвижением на север придется повременить. Волей-неволей пришлось послушаться, оракулу не возразишь. Однако юный царь всерьез опасался, что промедление их погубит.
— Ты сегодня не в духе, господин, — проговорила красавица Анат.
Фараон взял ее в поход и поселил у себя в шатре.