Война корон

У девушки возник дерзкий план: мятежники могут проникнуть в дом свиданий, перебить стражу и взять в заложники пришедших сюда чиновников-гиксосов.

Мнимый брат этот план одобрил и обещал, что в следующий раз придет сюда не один.

Наконец долгожданная ночь настала.

Ублажив начальника тайной службы и дождавшись, пока он уснет, заговорщица тихонько выскользнула в слабо освещенный коридор, ведущий к кухне и кладовым.

Бесшумно ступая босыми ногами, она боялась дышать, хотя в этот час здесь не было ни души.

Ей предстояло в последний раз отдаться стражнику, чтобы тот впустил мнимого брата и его сподвижников.

— Я пришла. Ты здесь, милый? — позвала она тихонько.

Ей никто не ответил.

С удивлением она шагнула во тьму и едва не напоролась на огромный вертел — на него обычно насаживали гусей, поджаривая их над очагом. Постепенно ее глаза привыкли к темноте, она даже различила на полу что-то темное.

— Это я, милый. Зачем ты прячешься?

От волнения у нее пересохло в горле. Девушка едва не споткнулась, натолкнувшись на неведомое препятствие.

Склонившись, стала его ощупывать. Пальцы погрузились в теплую липкую жижу. Коснулись волос, носа, разверстого рта лежащего окровавленного человека.

В диком страхе она закричала. И сейчас же кухня озарилась вспыхнувшим факелом.

— Я собственноручно свернула башку мерзавцу, — проговорила госпожа Аберия. — Заметила, что он увивается за тобой, хотя это строжайше запрещено.

Обезумев от ужаса, несчастная затравленно вжалась в стену.

Аберия разорвала на ней одеяние.

— У тебя красивая грудь, и вообще ты недурна. Прежде чем сдохнуть, дурень рассказал, что позволил тебе видеться с братом. Нарушил приказ. Твоего братца и его дружков уже поймали. Ты хотела тайно провести сюда наших врагов, ведь так?

— Я… Я ничего тебе не скажу!

— Не скажешь, милая? Правитель повелел нам выследить всех мятежников. А у меня неплохое чутье. Ты все мне выложишь без утайки, иначе вот этот факел изрядно попортит твою несравненную красоту!

Девушка бросилась на торчащий вертел, острие проткнуло ей горло.

Когда Аберия заглянула мертвой в лицо, ей почудилось, что на нем написано торжество.

13

Весь день под палящим безжалостным солнцем царица Яххотеп лично разносила еду и питье плотникам, которые трудились на верфях не покладая рук. Северный Ветер, нагруженный тяжелыми кувшинами и корзинами, даже в невыносимую жару безропотно и неторопливо трусил за хозяйкой. Весельчак Младший, насторожив уши, беспокойно принюхиваясь, охранял царицу, не отставая от нее ни на шаг.

Постоянное присутствие Яххотеп, ее горячее участие удерживало жителей Фив от беспросветного отчаяния. Да, они вновь обрели свободу, но надолго ли? Повстанцы еще не одолели чудовища, лишь раздразнили его. Страшно было представить, какой удар рано или поздно обрушат на них гиксосы.

Только лучезарная улыбка Яххотеп, ее красота, ее решимость идти до конца, вопреки любым трудностям, вдохновляли людей на подвиг. Душа фараона Секненра жила в ней и придавала сил.

Одна Тетишери догадывалась, что в действительности дочь терзают сомнения и неуверенность в завтрашнем дне.

Однажды они ужинали вдвоем на террасе дворца. Перед ними простирался военный лагерь.

— Может быть, лучше приостановить наступление войска? Довольно и того, что Фивы свободны, — заговорила Тетишери.

— Благоразумные люди поступили бы именно так.

— Ты хочешь сказать, что мы, неблагоразумные, поступим иначе?

— Во имя Египта мы не имеем права удовлетвориться тремя победами. Оберегая свободу единственного нома, мы обречем его в будущем на еще худшее рабство. Гиксосский правитель с легкостью захватит город если мы укроемся за его стенами и побоимся продолжать войну.

— Мы слишком слабы. Ты не хочешь посмотреть правде в глаза, Яххотеп!

— Я признаю лишь правду Маат, правды гиксосов для меня не существует. Мир, в котором правят жестокость и грубая сила, непригоден для жизни.

— Что ты надумала?

— Гиксосы уничтожили множество статуй богов. Необходимо воздать почести тем, что еще уцелели. Я кляну себя за нерадивость. И намереваюсь десять дней приносить им наилучшие дары, умоляя божественных предков благословить нас на бой. Без их помощи нам не выстоять. Затем стану вопрошать бога луны, Хонсу.

Тетишери взглянула на дочь с уважением.

— Ты стала истинной царицей Египта, Яххотеп!

Мир пришел в равновесие, Полнолуние наступило. Хонсу, отождествлявшийся с Тотом и Хором, полным серебряным диском ярко сиял на небе и просвещал ясновидящих.

— Тебе открыто прошлое, настоящее и будущее. Ты знаешь, я тверда — проговорила Яххотеп. — Моя душа больше не принадлежит мне. Я отдала ее народу Египта. Лучше смерть, чем рабство. С небес укажи мне путь, я последую ему.

На серебряной поверхности проступили иероглифы. Царица прочитала имя.

Отныне она знала волю богов и приготовилась исполнить ее, хотя сердце наполнилось болью.

— Хирей, скажи мне правду без утаек и прикрас, — повелела Яххотеп. — Я хочу знать, готов он или нет.

— Царица, твой сын — превосходный воин. Он не оплошает в бою.

— В чем его недостатки?

— Он стреляет как лучший из наших лучников. Побеждает в любом единоборстве. В совершенстве владеет мечом. Притом, что почти не спит.

— Уважают ли его солдаты?

Хирей ответил не сразу.

— Царица, я не решаюсь сказать тебе…

— Ничего не утаивай!

— За последнее время он так переменился! Твой старший сын стал истинным воплощением фараона Секненра. Я впервые вижу юношу, к чьему мнению все прислушиваются со вниманием и доверием. Он сам не замечает, какое влияние оказывает на других без малейших усилий.

Итак, царица не ошиблась, бог Хонсу действительно указал ей на Камоса.

Пришла пора венчать его на царство.

— Не сочти за грубость, матушка, но нельзя ли нам поговорить позже? Что за срочность? — спросил Камос. — По правде сказать, мне пора поупражняться в стрельбе из лука, а дальше…

— С тобой будет говорить Супруга бога, Камос!

Юноша взглянул в суровое и серьезное лицо матери и смутился. Они шли вдвоем по берегу священного озера в Карнаке. Ярко светило солнце. Кругом стояла тишина.

— Все славословят тебя, царица, — нарушил молчание Камос. — А я решусь упрекнуть. Скажи, отчего ты не фараон, а только Супруга бога?

— Потому что фараоном подобает стать тебе, сын.

— Ты гораздо мудрее, тебя все любят.

— Бог Хонсу сказал, что мне следует передать власть старшему сыну. Тебе всего лишь семнадцать, Камос. Но ты должен стать фараоном, как твой отец.

Юноша помрачнел.

— Отец — само совершенство. Мне ли сравниться с ним?!

— Если чтишь отца, постарайся быть во всем достойным его. Продолжи дело его жизни.

— Могу ли я отклонить эту честь?

— Сам знаешь, что я отвечу.

Старший сын царицы замер, вглядываясь в голубую гладь священного озера.

— Как тихо! Кажется, что война за тридевять земель. Но как только я стану фараоном, мне придется воевать, это мой первый долг. Не отстаивать освобожденные города, а брать новые, продвигаясь все дальше на север. Ты думаешь, я справлюсь?

— Должен справиться, такова воля богов.

— Ты истинная царица, матушка. Я буду лишь твоей правой рукой в сражениях. Быть может, ты сама богиня Мут?

— Это я буду тебе опорой. Ты можешь на меня положиться. Царствуй по своему разумению, прислушиваясь к голосу бога, звучащему в твоем сердце.

— Огонь жжет меня изнутри, матушка, и не дает уснуть. Иногда я страшусь его. Мне нет покоя. Какая-то сила заставляет идти навстречу судьбе. Став фараоном, я одолею все преграды, осуществлю невозможное, повинуясь внутреннему огню.

Яххотеп с нежностью поцеловала Камоса в лоб.

— Ты воистину мой сын, я люблю тебя.