Охотники на мамонтов

— Джондалар, — сказала Эйла, подходя к лошадям. — Да!

— Давай поедем вместе на Уинни. Я еще не успела толком насладиться твоей близостью.

Всю обратную дорогу Эйла обдумывала свой разговор с Ранеком. Она с радостью оттянула бы его, но понимала, что это невозможно. Когда они прибыли, он уже поджидал ее, и вид у него был явно недовольный. Он долго искал Эйлу. Все Мамутои, и в особенности сами участники, тщательно готовились к вечернему празднику Брачного ритуала. Естественно, ему не понравилось, что они вдвоем едут на Уинни, а Удалец налегке плетется следом.

— Где ты была? Тебе давно пора одеваться.

— Я должна поговорить с тобой, Ранек.

— У нас нет времени на разговоры, — сказал он, в его глазах промелькнуло отчаяние.

— Прости, Ранек. Нам необходимо поговорить. Я сейчас вернусь, и мы найдем место, где нам никто не помешает.

Ему ничего не оставалось, как только неохотно согласиться. Забежав в палатку, Эйла вынула что-то из своего мешка. Они пошли вниз по тропинке к реке, а потом вдоль берега. Наконец Эйла остановилась и, сунув руку за отворот платья, достала фигурку женщины, превращающейся в птицу, — статуэтку мут, которую Ранек вырезал для нее.

— Я должна вернуть это тебе, Ранек, — сказала Эйла, протягивая ему фигурку.

Ранек отпрянул назад, словно боялся обжечься.

— Что это значит? Ты не должна возвращать мне ее! Она необходима тебе как будущей хранительнице очага. Она понадобится тебе во время нашего Брачного ритуала, — прерывающимся от волнения голосом сказал он.

— Именно поэтому я и должна вернуть ее. Я не могу стать хранительницей твоего очага. Я ухожу.

— Уходишь? Ты не можешь уйти, Эйла. Мы с тобой обменялись Обещаниями. Все уже готово к церемонии. Вечером будет большой праздник. Ты ведь приняла мое предложение. Я люблю тебя, Эйла! Неужели ты не понимаешь? Я люблю тебя! — С каждой фразой голос Ранека становился все более напряженным и отчаянным.

— Я знаю, — мягко сказала Эйла. Ей было тяжело видеть мучительную боль в его глазах. — Я помолвлена, и все уже организовано… Но я должна уйти.

— Но почему? Почему именно сейчас, так внезапно? — сдавленно спросил Ранек, едва не срываясь на крик.

— Потому что мы должны уйти как можно скорее, чтобы не упустить хорошее время. Ведь нам предстоит долгий путь. Я ухожу с Джондаларом. Я люблю его. Я никогда не переставала любить его. Мне казалось, он разлюбил меня…

— Все ясно, я был достаточно хорош, пока ты думала, что он разлюбил тебя? Вот, значит, как получается! — сказал Ранек. — И все время, что мы провели вместе, ты не переставала мечтать о нем. Ты совсем не любила меня.

— Я хотела полюбить тебя, Ранек. Я старалась… Ты мне очень нравишься. И я не всегда думала о Джондаларе, когда была с тобой. Я не раз была с тобой счастлива.

— Но не всегда. Я был недостаточно хорош. Ты — само совершенство, но я не всегда был идеальным партнером.

— Я никогда не искала идеального партнера. Я люблю его, Ранек. Как долго ты смог бы любить меня, зная, что я люблю другого?

— Я любил бы тебя до самой смерти, Эйла, и унес бы эту любовь в иной мир. Неужели ты не понимаешь? Я больше никогда и никого не смогу полюбить так, как люблю тебя. Пожалуйста, не покидай меня.

Этот темнокожий, необыкновенно привлекательный человек молил ее остаться со слезами на глазах; никогда в жизни никто не слышал мольбы в его голосе. Эйла чувствовала, как ему больно, и с удовольствием бы облегчила эту боль, если бы знала, как это сделать. Но она не могла дать ему то единственное, что ему было нужнее всего. Она не могла любить его так, как любила Джондалара.

— Прости, Ранек. Пожалуйста. Возьми мут. — Она вновь протянула ему статуэтку.

— Оставь ее себе! — сказал он, вложив в эти слова всю злость и досаду, на которые был способен. — Может быть, я недостаточно хорош для тебя, но и ты тоже не нужна мне. Любая женщина Мамутои с радостью примет мое предложение. Уходи, уезжай вместе со своим кремневым мастером. Мне совершенно все равно.

— Я не могу оставить ее себе, — сказала Эйла, поставив фигурку на земле возле его ног.

Она опустила голову и направилась в сторону лагеря. С болью в сердце она брела обратно вдоль берега реки, понимая, какие страдания причинила Ранеку. Сама того не желая, она очень сильно ранила его и предпочла бы объяснить свой уход любыми другими причинами, если бы знала, что это уменьшит его мучения. Эйла надеялась, что никогда больше ее не полюбит мужчина, которому она не сможет ответить тем же.

— Эйла! — крикнул Ранек. Она обернулась и подождала, пока он догонит ее. — Когда вы отправляетесь?

— Как только я уложу свои вещи.

— Я сказал неправду, ты понимаешь. Конечно, мне не все равно… — Его лицо было искажено страданием и горем. Ей очень хотелось обнять и утешить его, но она боялась, что это вселит в него надежду. — Я всегда знал, что ты любишь его, с самого начала, — сказал он. — Но я так сильно любил тебя, так хотел жить с тобой, что старался не замечать этого. Я старался убедить себя, что ты любишь меня, и надеялся, что со временем желаемое станет реальностью.

— Ранек, мне очень жаль, — сказала она. — Я могла бы полюбить тебя, если бы уже не любила Джондалара. Я надеялась, что смогу быть счастливой с тобой. Ты был так добр ко мне, и мне так нравились твои шуточки. И ты знаешь, я на самом деле люблю тебя. Не так, как тебе хочется, но я всегда буду любить тебя.

Взгляд его черных глаз был полон мучительной боли.

— Я никогда не смогу разлюбить тебя, Эйла. Никогда не смогу забыть тебя. Эту любовь я унесу с собой в могилу, — печально сказал Ранек.

— Не говори так! Ты заслуживаешь настоящего счастья. Он рассмеялся горьким отрывистым смехом:

— Не волнуйся, Эйла. У меня пока нет желания умирать. По крайней мере оно не настолько сильно, чтобы осуществить его. И со временем я смогу найти другую женщину, которая станет хранительницей нашего очага и родит мне много детей. Возможно, я даже полюблю ее. Но ни одна женщина не сможет заменить тебя. То большое чувство, которое ты пробудила во мне, не сможет пробудить никакая другая женщина. Такая любовь бывает лишь раз в жизни.

Они медленно пошли обратно в лагерь.

— Возможно, это будет Треси? — предположила Эйла. — Она любит тебя.

Ранек кивнул:

— Возможно. Если она выберет меня. Теперь у нее есть сын, и ее статус значительно повысился. Хотя она и раньше была завидной невестой.

Эйла остановилась и серьезно взглянула на Ранека:

— Я думаю, что Треси выберет тебя. Сейчас она обижена, но только потому, что очень сильно любит тебя. И знаешь, я хочу, чтобы ты понял кое-что. Ее сын Ралев — также и твой сын, Ранек.

— Ты имеешь в виду, что он сын моего духа? — озадаченно нахмурившись, уточнил Ранек. — Тогда скорее всего ты права.

— Нет. Я не имею в виду, что он — сын твоего духа. Я действительно считаю, что Ралев — твой сын. Ранек, он унаследовал твою плоть и кровь, твою сущность. Ты и Треси, вы оба по праву можете считаться его родителями. Треси зачала его именно благодаря твоим животворным сокам, когда вы с ней делили Дары Радости.

— Кто тебе сказал, что я делил с ней Дары Радости? — спросил Ранек, испытывая легкое смущение. — Да, в прошлом году она была красноножкой и очень старательно выполняла свои обязанности.

— Я сама поняла это, потому что родился Ралев, и он — твой сын. Именно так зарождается новая жизнь. И именно для этого Великая Мать предназначила Дары Радости. В них заключены жизненные начала. Я знаю это, Ранек. Уверяю тебя, что это правда, и никто не сможет поколебать моей убежденности, — сказала Эйла.

Ранек сосредоточенно нахмурился. Ее слова разрушали традиционные представления. Женщины были матерями. Они рожали детей: сыновей и дочерей. Но может ли и мужчина считать какого-то ребенка своим? Как может быть Ралев его сыном? И однако, Эйла утверждает это. Значит, так оно и есть. Ей открыта сущность Мут. Она может общаться с миром Духов. Возможно, она даже является воплощением Великой Матери.