Охотники на мамонтов

Плывущие с запада облачка слегка затемняли вершины мерцающего на солнце ледяного массива, высота которого могла соперничать с самыми высокими горами, а протяженность казалась бесконечной. Никто не мог пересечь эти владения вечной мерзлоты, здесь был действительно край земли.

Неровная передняя граница ледника отличалась некоторым разнообразием форм, и если бы кто-то задумал подняться к вершинам, то обнаружил бы впадины и хребты, пики и расщелины, довольно значительные по человеческим меркам, но настолько незначительные относительно размеров самого ледника, что его поверхность следовало бы назвать практически ровной. Никакое воображение не помогло бы представить размеры этого необъятного ледника, сковавшего своим холодным мерцающим панцирем почти четверть земной поверхности. Отряд вновь тронулся в путь, но Эйла продолжала время от времени оглядываться назад, следила за продвижением западных облаков и сгущением тумана, таинственные покровы которого постепенно окутывали ледяные владения.

Несмотря на тяжелую ношу, возвращение из похода занимало обычно меньше времени. Каждый год зимний сезон вносил свои изменения в рельеф местности, и приходилось заново исследовать даже хорошо знакомые места. Но теперь путь от этого полярного ледника был отлично известен охотникам. Все радовались и ликовали по поводу успешной охоты и стремились как можно скорее вернуться на Летний Сход. Казалось, никто, кроме Эйлы, не страдает от тяжести своей ноши. На обратном пути дурное предчувствие, которое она испытывала по дороге на север, стало еще сильнее, но она предпочла скрыть свои опасения.

Темнокожий резчик также был охвачен тревогой, которую ему с трудом удавалось сдерживать. Но источником ее являлся в основном усилившийся интерес Винкавека к Эйле, хотя он смутно чувствовал, что назревают некие еще более серьезные проблемы. Однако их обещание по-прежнему оставалось в силе, и мясо, которое они несли, предназначалось для праздника Брачного ритуала. Даже Джондалар, похоже, смирился с их союзом, и, хотя они не обсуждали эту тему, Ранек видел, что этот светловолосый чужеземец также не одобряет поползновений Винкавека. Мужчина из племени Зеландонии обладал множеством чудесных качеств, и сейчас между бывшими соперниками завязались почти дружеские отношения. Тем не менее Ранеку казалось, что само присутствие Джондалара может как-то помешать его соединению с Эйлой, может стать преградой на пути к полному счастью. Ранек мог стать счастливым только после того, как этот чужеземец окончательно распрощается с ними.

Близость Брачного ритуала совсем не радовала Эйлу, хотя она понимала, что это радостное событие. Она знала, как сильно Ранек любит ее, и полагала, что сможет быть с ним счастливой. Она с удовольствием думала о том, что, возможно, у нее родится такой же очаровательный ребенок, как у Треси. В глубине души Эйла нисколько не сомневалась в том, что Ралев был сыном Ранека. И случайное смешивание духов здесь совершенно ни при чем. Она была убеждена, что Ранек способствовал зачатию этого ребенка и передал ему свою сущность, когда делил Дары Радости с Треси. Эйла с симпатией относилась к этой рыжеволосой женщине и сочувствовала ей. Она решила, что не будет возражать, если Треси захочет жить вместе с ней и Ранеком одним семейным очагом.

И только в сокровенном ночном мраке Эйла призналась себе, что ее счастье вовсе не зависит от того, будет делить она очаг с Ранеком или нет. В течение всего охотничьего похода она всячески стремилась избегать совместных ночлегов, за исключением пары случаев, когда Ранек выглядел особенно печальным и она чувствовала, что он нуждается не в физической близости, а в духовной поддержке. И сейчас, на обратном пути, она не могла делить с Ранеком Дары Радости. Вместо этого, лежа по ночам под своим покрывалом, она думала только о Джондаларе. Вновь и вновь она задавала себе одни и те же вопросы, но так и не могла найти на них окончательных ответов.

Вспоминая день охоты, ярость едва не убившего ее мамонта и взгляд Джондалара, исполненный страстного желания, Эйла спрашивала себя: неужели он по-прежнему любит ее? Но тогда почему он избегал ее всю зиму? Почему перестал делить с ней Дары Радости? Почему ушел из очага мамонта? Ей запомнился тот день в степи, когда Джондалар впервые проехал на Удальце. Когда она думала о его пылких объятиях, мгновенно пробуждавших в ней ответные чувства, то не могла заснуть, мечтая о его ласках, однако эти воспоминания были омрачены его отчужденностью, из-за которой она испытывала боль и смущение.

Один из дней показался ей особенно длинным, и после вечерней трапезы Эйла в числе первых ушла от костра и направилась в палатку. Она отклонила молчаливую просьбу Ранека, надеявшегося разделить с ней ложе, с улыбкой сославшись на то, что сегодняшний переход очень утомил ее, хотя и огорчилась, видя его разочарование. Но она действительно очень устала и к тому же совершенно запуталась в своих чувствах. По дороге к палатке она взглянула на Джондалара, занимавшегося лошадьми. Он стоял к ней спиной, и Эйла не могла отвести взгляда, невольно зачарованная его осанкой и движениями, его мужской статью. Она знала его настолько хорошо, что ей казалась знакомой даже отбрасываемая им тень. Затем Эйла вдруг заметила, что ее невольно охватило чувство желания. Дыхание ее стало учащенным, лицо вспыхнуло, ее вдруг так сильно потянуло к Джондалару, что она направилась в его сторону.

«Но все это бесполезно, — спохватилась она. — Если я подойду сейчас и заговорю с ним, он скорее всего сразу найдет повод, чтобы уйти или подключить к разговору третьего собеседника». Пытаясь совладать с сильными чувствами, которые он пробудил в ней, Эйла вошла в палатку и забралась под свое меховое покрывало.

Несмотря на усталость, она не могла заснуть и беспокойно ворочалась и крутилась в постели, стараясь убедить себя в том, что вовсе не тоскует по нему. «Что со мной происходит? Ведь он не проявляет ко мне никакого интереса, почему же я не могу забыть о нем? И все-таки иногда он смотрит на меня с такой любовью. И тогда в степи он был охвачен таким страстным желанием, что не мог сдерживать себя». Внезапно ей пришла в голову одна мысль, и Эйла озадаченно нахмурилась. Возможно, их влечение является взаимным, но он старается побороть его. Неужели именно в этом кроется причина его отчужденности?

Она вновь покраснела, но на сей раз от огорчения. Последние предположения вдруг показались ей логичными, и если она права, то становится понятным, почему он так упорно избегает ее. Неужели он действительно старается подавить свою любовь к ней? Сколько раз она пыталась сблизиться с ним, поговорить, понять его чувства, но он неизменно отклонял ее попытки, и она чувствовала себя униженной. «Да, он не хочет жить со мной, — думала она. — Не хочет жить со мной так, как Ранек. Когда мы жили вдвоем в долине, Джондалар говорил, что любит меня и предлагал пойти вместе с ним в его родные края, однако никогда не упоминал о Брачном ритуале. Никогда не говорил, что хочет разделить со мной очаг. Возможно, он даже не хочет, чтобы я родила от него ребенка».

Глаза Эйлы наполнились жгучими слезами. «Почему я должна переживать из-за него, ведь его совершенно не волнуют мои чувства? — Она судорожно вздохнула и вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Зачем я постоянно думаю и тоскую о нем, если он просто хочет забыть меня? А вот Ранек не скрывает своей любви, и с ним так же приятно делить Дары Радости. Он очень хорошо относится ко мне и хочет, чтобы я стала хранительницей его очага, и мне следовало бы, конечно, уделять ему гораздо больше внимания. Кроме того, у нас с ним могут родиться замечательные дети, по крайней мере у Треси — замечательный малыш. Наверное, мне надо быть более приветливой с Ранеком и постараться забыть о Джондаларе, — подумала Эйла. Но от одной этой мысли на глаза ее вновь навернулись слезы, и ей пришлось признать, что она пытается обмануть саму себя. — Конечно, Ранек хорошо относится ко мне, но Ранек — не Джондалар, а я люблю Джондалара».